Литературная минутка. Стефан Цвейг о зарождении фашизма в Австрии и украинские параллели

«Смотреть и не уметь прозревать истину

 - хуже, чем быть слепым»

Хелен Адамс Келлер

 Есть на Украине одна тема, обсуждение которой всегда вызывает у свидомой публики приступ патриотического гнева. Любой может подтвердить, с каким напором свидомые набрасываются на каждого, кто посмеет утверждать, что на Украине есть фашизм. «Патриоты» в качестве главного контраргумента, требуют предъявить доказательства, добавляя, что зигуют идиоты (мол, где их нет), а атрибуты добробатов (типа «Азов»), напоминающие атрибуты СС, ничего общего друг с другом не имеют. Свидомые принципиально не желают понимать, что у фашизма при обязательном наличии общих черт есть и свои «национальные» особенности.

 В качестве примера можно привести отрывок из мемуарного произведения австрийского писателя Стефана Цвейга (1881-1942) «Вчерашний мир. Воспоминания европейца».

Предчувствуя надвигавшуюся европейскую катастрофу, автор в книге пишет о старых добрых временах Австро-Венгерской империи, о нравах и ценностях тогдашнего венского общества. По сравнению с тем, что предстоит пережить Европе в конце 30х – середине 40х годов, Цвейг описал просто райскую жизнь австрийцев рубежа XIX – XX веков. Писатель признает, что по молодости он весьма легкомысленно относился к тому, как в его любимой Австрии происходила радикализация общества. Уже позже станет ясно, что именно из радикалов вырастут самые настоящие фашисты. Вот как Цвейг описывал тогдашние события (очень похоже на сегодняшнюю Украину):

«Но вот явился на свет и третий цветок, синий василек, любимый цветок Бисмарка и символ немецкой национальной партии, которая – только тогда этого еще не понимали – с убойной силой осознанно стремилась к перевороту, к разрушению австрийской монархии, чтобы под прусским и протестантским началом создать – уже привидевшуюся Гитлеру – Великую Германию. В то время как христианско-социалистическая партия (партийный символ - цветок белая гвоздика, прим. НБ)  упрочила свои позиции в Вене и в деревне, социалистическая (партийный символ - цветок красная гвоздика, прим. НБ)  – в промышленных центрах, национал-немецкая имела своих приверженцев почти исключительно в пограничных районах Богемии и Альп; она компенсировала свою малочисленность дикой агрессивностью и безмерной жестокостью.

Несколько их депутатов стали бичом (в былом смысле), позором австрийского парламента; в их идеях, в их методах Гитлер (также австриец из пограничного района) имеет свои истоки. У Георга Шёнерера он заимствовал призыв «Прочь от Рима!», следуя которому по-немецки организованно тысячи германских националистов назло императору и клиру перешли из католичества в протестантизм, от него перенял антисемитскую расовую теорию («Все свинство – в расе», – говорил его знаменитый прототип), а также использование беспощадного, все сметающего на своем пути штурмового отряда и тем самым принцип, с помощью которого маленькая террористическая группа запугивает далеко превосходящее по численности, но гуманно-пассивное большинство. То, что для национал-социализма делали штурмовики, разгоняя дубинками собрания, нападая по ночам на идейных противников и избивая их до полусмерти, немецким националистам в Австрии обеспечивали студенты, которые под защитой университетской неприкосновенности учиняли беспрецедентные бойни и по первому свистку готовы были по-военному четко маршировать при всякой политической акции. Корпоранты, так называемые «бурши», с рассеченными лицами, упившиеся и бездушные, легко врывались в актовый зал, потому что у прочих студентов были только повязки и фуражки, а эти были вооружены тяжеленными дубинками; беспрестанно провоцируя, они избивали то славянских, то еврейских, то католических, итальянских студентов и изгоняли беззащитных из университета. Во время каждого такого «променада» (так назывались те субботние вылазки) текла кровь. Полиция, которая, благодаря старинной привилегии университета, не имела права вступать в университетский двор, должна была безучастно наблюдать извне, как там бушевали эти трусливые погромщики, и ограничивалась лишь тем, что подбирала истекающих кровью потерпевших, которых хулиганы просто сбрасывали с лестницы. Там, где крохотная, но горластая партия немецких националистов в Австрии желала чего-нибудь добиться, она всегда высылала вперед штурмовые студенческие отряды; когда граф Бадени с согласия императора и парламента издал закон о языках, который должен был способствовать миру между национальностями Австрии и, возможно, мог бы продлить существование монархии еще на десятилетия, эта горстка молодых парней заняла Рингштрассе. Пришлось вмешаться кавалерии, пошли в ход сабли и пули. Но столь велико было в ту трагически слабую и трогательно гуманную либеральную эру отвращение к любому насилию и любому кровопролитию, что правительство отступило и не решилось на террор против немецких националистов. Премьер-министр подал в отставку, и исключительно лояльный закон о языках был отменен. Вторжение жестокости в политику могло отметить свой первый успех. Все расселины и трещины между нациями и классами, которые с трудом замазывало время компромиссов, разверзлись и стали пропастями и безднами. В то последнее десятилетие перед новым столетием в Австрии уже началась война всех против всех.

Однако мы, молодые люди, с головой ушедшие в наши литературные амбиции, мало обращали внимания на опасные изменения в нашей стране: мы знали лишь книги и картины. У нас не было ни малейшего интереса к политическим и социальным проблемам: что значили все эти резкие перепалки в нашей жизни? Город приходил в волнение от выборов, а мы шли в библиотеки. Массы восставали, а мы писали и обсуждали стихи. Мы не видели огненных знаков на стене, мы беспечно вкушали, как во время о́но царь Валтасар, от всех изысканных яств искусства, не видя впереди опасности. И лишь когда через десятилетия обрушились стены и нам на голову рухнула крыша, мы осознали, что фундамент давно уже подточен и вместе с новым веком начался закат индивидуальной свободы в Европе».

Вот такая история. Самое смешное, что и тут свидомые не увидят параллелей, доказывая, что в Австро-Венгрии не могло быть фашизма, так как такого понятия в то время еще не было (оно появится в 20е годы в Италии).  Но весь фокус в том, что явления могут проявляться вне зависимости от того есть ли у них названия или еще нет. На Украине сегодня наблюдается похожая ситуация, но только фашизм тут существует вовсе без признания свидомыми этого факта.

Ночной бомбардировщик специально для Насправдi