Страшная советская цензура

Вначале расскажу о том, как сам оказался цензором. Я долгое время редактировал нашу районку, а редакторам райгазет вменялась в обязанности и цензура  руководимых изданий. Вот как это определялось официально. „По существующему положению редакторы районных газет, освобождённые от предварительного цензорского контроля, отвечают за охрану военных и государственных тайн в редактируемых изданиях и в своей работе обязаны строго руководствоваться „Перечнем сведений, запрещённых к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах и передачах по радио и телевидению“, а также  (обратите внимание — прим. авт.) не помещать каких-либо других материалов и сведений, опубликование которых может принести вред Советскому государству“.

Чтобы вернуться к Перечню и всему, что с ним связано, несколько слов о предыстории. Что такое, собственно, цензура? Это контроль официальных властей за содержанием выпуска в свет и распространением печатной продукции, содержанием и показом сценических произведений, радио и телепередач, кино и фотопроизведений, а иногда и частной перепиской с тем, чтобы не допустить или ограничить  распространение идей и сведений, признаваемых властями нежелательными, вредными. Изобретение это не российское, но известно, к чему приводило оно на иных этапах истории нашего государства.

В советское время цензурного комитета не было. Это называлось иначе: Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР, по-другому — Главлит. Кстати сказать, в течение многих лет Главлитом руководил наш земляк, уроженец села Каликино Владимир Алексеевич Болдырев.

Конечно, военные и иные тайны есть у каждого государства (иначе не было бы ни разведки, ни контрразведки), и хранить их обязан любой гражданин. Будет сказано к слову, когда я в 1958 году пришёл работать в редакцию райгазеты, её сотрудники давали подписку о неразглашении военных и государственных тайн. Но я заострю внимание опять-таки читателя на последние слова предписания. Повторю их: „…не помещать каких-либо других материалов и сведений, опубликование которых может принести вред Советскому государству“. Вот тут-то, как говорится, и зарыта собака. Что значит принести вред государству, какой? Под этот пунктик можно подогнать многое.

Но редакторы данный пункт во внимание не брали, потому как  и в голову никому не приходило приносить в районку заметки, изобличающие Советскую власть. И ещё скажу вот о чём. Неоднократно приходилось слышать, что  редакции газет якобы сотрудничали с КГБ. Чушь собачья! Было вот что. Иногда (весьма редко) работники КГБ приходили  и просили редактора сообщать о поступающих в редакцию письмах,  порочащих верховную власть. Скажу честно: за 50 с лишним  лет работы  подобных писем в редакционной почте не встречал.

Теперь о Перечне. Конкретно он назывался так: „Перечень сведений, запрещённых к опубликованию в районных, городских, малотиражных газетах, передачах по радио и телевидению“. Полный перечень имелся и для областных, центральных газет, журналов. Но им пользовались штатные цензоры, так как предварительно читали всё, что помещалось на страницах прессы. Мы же ведём речь о вышеуказанном документе.

Он доставлял немало хлопот редакторам газет. Во-первых, его требовалось знать, что называется, назубок. Но поскольку в Перечне 1970 года, например, было 112 параграфов, 304 пункта, 50 подпунктов, более 120 примечаний и уточнений, местные цензоры больше всего полагались на интуицию. И если возникал какой-то вопрос, то обращались к тем самым параграфам и пунктам.

Чтобы читатель представил всё воочию, приведу на сей счёт один документ  областного управления по охране военных и государственных тайн в печати. Он наиболее конкретно отражает цензуру в районной печати того времени. Датирован 20 августа 1969 года. Вот его, с незначительными купюрами, текст.

„Согласовано с обкомом КПСС. Секретно. Экз. № 4. Редакторам районных газет Липецкой области. Только редактору Добровской райгазеты. „О нарушениях перечневых ограничений в районных газетах области“.

Необходимость строгого соблюдения военной и государственной тайн в печати неоднократно подчёркивалась в Постановлениях и других документах ЦК КПСС.

Однако некоторые редакторы районных газет нашей области недобросовестно относятся к возложенной на них обязанности по охране военных и государственных тайн в редактируемых изданиях и в последнее время допустили большое количество случаев опубликования запрещённых Перечнем сведений. Если за весь 1965 г. в районных газетах области было допущено только 2 нарушения Перечня (в Усманской и Грязинской газетах), то за 4 месяца 1966 г. их сделано уже 7.

Редактор Усманской районной газеты „Новая жизнь“ тов. Жердев В.И. допустил в 1966 г. два случая опубликования запрещённых Перечнем сведений. В номере газеты за 11 марта 1966 г. он оставил сообщение о том, что на пункт переливания крови Усманской районной больницы в 1965 г. было сдано 83 литра донорской крови, в то время как  параграф 20 Перечня запрещает публиковать в открытой печати сведения о заготовке донорской крови в любых масштабах, в том числе и по отдельным лечебным учреждениям. В газете за 30 марта тов. Жердев опубликовал должность, звание и фамилию командира пограничной воинской части, что запрещено параграфом 9 Перечня.

Два нарушения Перечня допустил редактор Данковской районной газеты „Заветы Ильича“ тов. Соловьёв А.И. 9 февраля 1966 г. он сообщил, что подросток Евгений Авилов и восьмиклассник средней школы № 12 Николай Минин осуждены по закону и сидят в тюрьме, хотя п. 3 параграфа 91 Перечня для редакторов прямо запрещает публиковать какие-либо сведения о наличии осуждённых несовершеннолетних, содержащихся в тюрьмах.

15 апреля  тов. Соловьёв в нарушение п. 1 параграфа 80 Перечня опубликовал перспективный снимок левобережной части г. Данкова.

Редактор Добровской райгазеты „Знамя Октября“ тов. Степанищев А.П. 14 января 1966 г. поместил в газете корреспонденцию „Медаль Анатолия Маликова“, в которой нарушил сразу три ограничения Перечня: 1. указал должность, звание и фамилию командира пограничной части, что запрещено параграфом 9 Перечня; 2. сообщил о задержании нарушителя границы СССР; 3. информировал о награждении Анатолия Маликова за задержание нарушителя границы медалью „За боевые заслуги“.

„Ну и какие же тут тайны? — спросит читатель. — Почему нельзя сообщать данные о командире части, и что плохого в публикации газеты о награждении Анатолия Маликова медалью?“ На первый взгляд, ничего особенного. Но по полным данным командира можно вычислить, по мнению обладателей гостайн, дислокацию войсковой части, а по сообщению о нарушителях границы те, кто послал резидента, могут определить:  перешёл он границу или нет со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

И уж совсем несуразным нарушением кажется факт опубликования  перспективного снимка левобережной части Данкова. Вот этот самый пункт 80 параграфа очень раздражал фотокорров газет: какой снимок можно было бы сделать, а вот не положено — и всё тут.

Нельзя было публиковать, например, планы (в том числе схематические) городов и рабочих посёлков, сведения о деятельности Университета дружбы народов, приёмах боевого (служебного) раздела самбо и даже агрегатов для промывки паровозов. И так далее, и тому подобное.  К счастью, отдельные пункты Перечня не имели отношения к нашей действительности — просто к территории района не относились.

Один параграф в Перечне являлся, по-моему, особенно примечательным. Он значительно расширил мои познания о китах. 110 параграфом запрещалось публиковать сведения о добыче серых и гладких (арктических, атлантических, бискайских, больших полярных, гренландских, карликовых, норд-капер, североатлантических, тихоокеанских, тупоголовых, южных), горбатых и синих китов, кормящих самок, сосунков и маломерных китов в Антарктиде и северной части Тихого океана, за исключением сведений о добыче китов народностями  Крайнего Севера для нужд местного потребления.

Конечно же, запрещённые Перечнем сведения проникали на страницы газет. Даже в больших, несмотря на предварительную цензуру. Строго ли карались нарушители? Штатные работники Главлита и его управлений, наверное, да. Что касается редакторов районных газет, то я не припомню, чтобы кого-то за это сняли с работы. Пощуняют, на этом дело и заканчивалось.

Страшнее для журналистов были иного рода ошибки. Это когда извращались факты или назывались события, приобретавшие на страницах газет иной смысл. Тут дело вот ещё в чём. Если редакция раскрывала, не желая того, какую-нибудь гостайну, этого читатели не замечали, потому что не знали, что это тайна. Но если вы называли в газете Ивана Ивановича Петром Петровичем или допускали какой-нибудь ляп, то тут наш любимый читатель не прощал: либо злился на нас, либо от души смеялся.

Сначала о серьёзных ошибках. О тех, за которые в суровые времена могли пришить 58-ю статью, а то и объявить шпионом иностранного государства. Помните, до перестроечной поры газеты публиковали информационные сообщения о пленумах ЦК КПСС. Каждое такое сообщение непременно заканчивалось словами: „На этом пленум ЦК КПСС закончил свою работу“. Так вот в Грязинской районке к слову „пленум“ приставили (не нарочно, конечно) букву „е“. И получилось: на этом пленуме ЦК КПСС закончил свою работу. Выходило, что грязинские журналисты распустили Центральный комитет партии.

Или областной журнал „Политическая информация“ назвал на своих страницах секретаря областного комитета партии Н.Ф. Богатырёва первым секретарём Грязинского горкома КПСС.

Областная газета „Ленинское знамя“  при упоминании первого секретаря обкома партии, кандидата в члены ЦК КПСС, депутата Верховного Совета СССР Г.П. Павлова  куда-то дела две буквы (ЦК) и получилось, что первый  обкома даже и не коммунист, а всего лишь кандидат в члены КПСС.

А вот из собственного опыта. Каждый раз мы, как и все газеты, публиковали майские и ноябрьские призывы ЦК КПСС. В одном из номеров помещали призывы к 1 Мая. Они начинались с первой полосы и кончались на второй. Вы можете себе представить моё состояние, когда я утром пришёл в типографию (тираж уже отпечатан), взял газету и увидел на первой страничке крупные буквы „Призывы ЦК СС“. А номер уже разослан по отделениям связи. Благо, что районка не успела попасть в сумки почтальонов. Тут же позвонили местным почтовикам и попросили не доставлять номер подписчикам. Пришлось объезжать все отделения связи и забирать доставленный тираж.

Как же могло такое случиться? Тут бессильна была бы любая цензура. Для того номера газеты, как на грех, не хватило двух прописных букв — Ц и К. Печатать начали внутренний разворот, по окончании печати которого печатник был должен перенести эти Ц и К на первую страницу и вставить в строку. Но по забывчивости, а, может, по другой причине, он этого не сделал. К нашей радости, всё обошлось.

Случаются у газетчиков и другие оплошности. С инициалами, фамилиями. Тут уж сами журналисты виноваты. В своё время в „Знамени Октября“ бытовала такая присказка: „Привет от Светы“. Всякий раз это приходилось слышать, когда в очередном номере появлялась неточность, путаница. Ляп, короче говоря. А началось вот с чего. Газета опубликовала заметку о механизаторе из Махонова. Вскоре мы получили письмо. Начиналось оно так: „Здравствуйте, дорогая редакция! Привет вам от Светы“. Дальше пятиклассница сообщала о том, что её папу (а заметка была о нём) зовут  не Степаном Ивановичем, а Иваном Степановичем и работает он не на тракторе, а слесарем на ферме. И заканчивалось Светино письмо словами: „Не делайте, пожалуйста, ошибок в газете“. Конечно, подобные „приветы“ в газетах (не только в районных) отнюдь не редкость.

И ещё об одном типе ошибок. Их можно назвать юморными, весёлыми, вызывающими смех. Ну а для журналистов они самые что ни на есть вредные, впору не смеяться, а плакать. Достаточно читателю взглянуть на строку с такой ошибкой, и все другие материалы номера могут потерять смысл: читатель уже настроился на весёлую волну.

Приведу несколько примеров со словами-перевёртышами. Несколько лет назад я получил от своего бывшего однокашника по университету, друга-редактора одного из районов Тамбовской области несколько номеров выпускаемой им газеты с опубликованными его материалами. Между прочих наткнулся на заметку, рассказывающую  о семейном подряде. В одном из предложений говорилось об успехах хозяев подворья. И дальше строка: „На этих утехах  и достигли новых высот супруги-труженики “. Спутали успехи с утехами.

Ну а вот „перл“ в довольно серьёзной газете, в которой я работал в начале 60-х ответственным секретарём. Это межрайонная „Сельская новь“, которая делалась и печаталась в областной типографии. Был обычный газетный день, не предвещавший каких-либо неожиданностей. Все полосы прочитаны корректорами, редактором и даже цензором из обллита. Редактор подписал номер в печать и покинул свой кабинет. А я задержался, спустился в типография посмотреть, отматрицированы ли газетные полосы для печати, словно, кто-то дёрнул меня. Оттиски страниц нового номера лежали на верстальном столе. Посмотрел на первую полосу и чуть не присел от страха. Я увидел чётко выделенный заголовок заметки „Агитбригада в попе“. Пока верстальщица меняла букву, все присутствующие в цехе покатывались со смеху, дополняя подробности о том, как она (эта самая бригада) там оказалась. Мне было не до смеха. Когда  об этой ошибке сообщил на следующий день редактору, он отреагировал: „Так чего же от нас ждать дальше?“ Спасибо случаю, что „Агитбригада“ не дошла до читателей в том виде, как говорится в таких случаях: всё хорошо, что хорошо кончается.

А вот другая газета, елецкая районка, довела до читателя такой ляп. Помню, с этой газетой носились по всему коридору трёх редакций. Уж слишком явный повод был для этого. Корреспондент газеты в критическом материале  писал о работе секретаря комсомольской организации одного из колхозов. И, надо полагать, думая над тем, как изобразить похудожественнее бездействие своего „героя“, вставил такую фразу: „Его чёлн плыл по воле волн“. Этот чёлн его и подвёл: все проглядели, что вместо слова „чёлн“ появилось „член“.

Ну а цензура была. Во-первых, любая районка в те годы являлась органом (заметьте, не газетой, а органом) райкома КПСС. Так сказать, плоть от плоти. К тому же, редактор, как правило, являлся членом бюро райкома, подбиралась его кандидатура обкомом партии и утверждалась на бюро того же обкома. Как вы понимаете, я речь веду не о запрете публикаций,  разглашающих военную и государственную тайну. Запрещалось критиковать (имею в виду районный уровень) работу парторганизации в целом. И надо было поддерживать ту линию, которую проводил райком.

„А не за цензуру ли ты, случаем?“ — спросит опять-таки докучливый читатель. Нет, не за неё. Но будь моя воля, я бы, не колеблясь, ввёл строжайшую цензуру для телерадиоканалов, газет, пропагандирующих насилие, стяжательство, хамство и  пошлость, безвкусицу, оболванивающих зрителей, слушателей и читателей.

Владимир КУЗЬМИН.