Новости

Александр Тимохин: «Но мы не позволили, чтобы нас ставили на колени»

Беседа с первым командиром донецкого ОМОНа и «Беркута».

Александр Викторович Тимохин стоял у истоков донецкого спецподразделения. Сегодня он участвует в общественной жизни ДНР, ведет активную деятельность в Союзе ветеранов Донбасса «Беркут».

— Александр Викторович, на ваших глазах происходила смена эпох и поколений донецкого «Беркута». И сегодня уже, что называется, «сыновья уходят в бой…»

— Помню, как донецкий ОМОН создавался с чистого листа 19 декабря 1988 года. Я собирал в основном энтузиастов. Переименование в «Беркут» произошло после распада Союза, в 1992-м году. Прошли определенные периоды времени, истории… И могу сказать: я удовлетворен тем, что ныне действующий отряд милиции особого назначения, называемый спецподразделением «Беркут», продолжает традиции, которые были заложены тогда. И сегодняшним ребятам свойственны честь, доблесть, правильное понимание ситуации.

— Чем запомнились те дни, когда ваши земляки отказались смириться с государственным переворотом?

— В начале 2014 года никто не знал, как будут развиваться события, что будет происходить. Но мы понимали, к чему придет страна, если ею будут управлять те, кто озирается на Запад, ложится под Запад. Это было время проверки: кто есть кто.

Я бы вспомнил события, происходившие еще до возвращения «Беркута» в Донецк. Я в Киеве работал два года, преподавал в университете банковского дела. И находился там во время Майдана. Когда начались февральские события, я видел, что происходит на Майдане. И, в силу жизненного опыта, смотрел на многое глубже, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Знал наперед, что та нечисть, которая управляет Майданом, задурила головы молодым, в первую очередь. Понимал, что его основу составляют в основном приезжие с Западной Украины.

А по другую сторону баррикад там был «Беркут». Я связывался с командиром нашего подразделения, мы обменивались информацией.

Поддерживал отношения и с Анатолием Куликовым, первым командиром киевского ОМОНа, потом «Беркута». На последний день февраля был намечен митинг на площади Урицкого, там, где раньше была Высшая школа МВД (потом ее переименовали в национальную Академию МВД). Я говорю: надо мне как-то выступить на митинге, как донецкому представителю.

— Это уже после победы Майдана?

— Если б здравомыслящие силы собрались, а не по кустам разбежались, победы Майдана никакой бы и не было. Но получилось так, как получилось…

— А по какому поводу был митинг?

— Он был посвящен погибшим правоохранителям. Я выступал там.

— Выбор уже был сделан?

— Была большая неопределенность в Киеве. Вся пресса однобоко освещала те события. Но каждый все равно уже должен был делать выбор. Я тогда для себя определился. И в первых числах марта приехал «Угольком» (название поезда «Киев — Донецк») на родину. И багаж стоял неделю не разобранный: я всё время пропадал на донецких митингах. Естественно, все мы, кто были патриотами своего края, с утра находились там. И «Беркут» был на этих первых митингах. Но были там и предатели. Например, Владимир Шилов, работавший у нас в милиции. Потом он выступал уже из Мариуполя, тряс оружием перед камерой: «Я взял автомат, чтоб этих террористов, сепаратистов расстреливать…».

— Какие были настроения у донецкого «Беркута»? В начале марта 2014 года спецподразделение отказалось разгонять митингующих земляков, выступивших против назначения губернатором Сергея Таруты и требовавших освобождения задержанного «народного губернатора» Павла Губарева.

— Мы тогда поехали в отряд с Юрой Сивоконенко, главой Союза ветеранов Донбасса «Беркут». Он работал инструктором рукопашного боя у меня в подразделении. Мы, естественно, не теряли связь. Хоть мы и ветераны, но встречались с действующими сотрудниками на мероприятиях.

Мы зашли в подразделение, где нас знали, встретили, — и разговор зашел о том, что происходит в стране. Первое, что мы спросили: «Отряд с нами — или нет?». Достаточно было увидеть глаза командира Андрея Терещенко. Он сразу выбрал правильную позицию. И большинство «беркутят» всё правильно понимали.

— Весной 2014 года многие силовики на Украине отдавали себе отчет в том, что произошел государственный переворот, что так называемая «АТО» развязывает гражданскую войну. И нередко случалось, что военные и правоохранители отказывались выполнять преступные приказы…

— Конечно, многие люди в погонах всё понимали. Клика, захватившая власть, разными способами вовлекала силовиков в военный конфликт. В том числе и показательными запугиваниями. Вспомним, как посадили тех же киевских «беркутят». Они выполняли приказ, обеспечивали охрану общественного порядка на Майдане. А те кто, стрелял им в спину, в безоружных ребят палили, и те, кто стоял за этим, Парубий и прочие, которые так и не были привлечены к ответственности. Всё свалили на «беркутят», защищавших закон. Негодяи, мерзавцы, разжигавшие гражданскую войну, и сейчас с трибуны пытаются обмануть общество.

— Но общество и само было радо обманываться?..

— Поэтому наверх попадают бездарные и безграмотные. Пришли, наворовали и ушли. Тот же «Кролик» — Яценюк: «Пуля в лоб — так пуля в лоб»!.. Где он сейчас со своей пулей?! Где «Стена» Яценюка?! Людей толкал под пули, потом набивал карманы, а теперь в сторонке… Всех, кто не понимал истинной цели этих процессов, бросали на убой, как пушечное мясо: рубитесь, убивайте.

Я во время Майдана, когда происходила очередная эскалация, постоянно выступал: нельзя допустить гражданской войны. Мы видим сейчас, как это ужасно, когда брат на брата идет. Остается ожидать, когда вся эта мерзость на Украине уйдет. Военный конфликт очень затянулся.

— Когда вы поняли, что военного конфликта уже не избежать?

— Когда в феврале майдановцы ставили львовский «Беркут» на колени, — это было унижение… И нам тоже это было как ножом по сердцу. Можно понять львовских «беркутят» в тех условиях. Они вернулись в город, где незадолго до этого сожгли заживо их коллег. Мы сожалеем, что так происходило с львовским «Беркутом». Но мы не позволили, чтобы нас ставили на колени.

Я еще в марте 2014 года подготовил проект о создании вооруженных сил республики, предчувствуя, что Донбассу придется себя защищать. Но тогда это так и осталось на бумаге, не было востребовано.

Атмосфера была тревожная. Еще до начала военных действий поступала информация об англоязычных иностранцах на Краматорском аэродроме. Это скрывали. Но их уже готовили, чтобы использовать в войне. И мы тогда уже понимали, что просто так ничего не происходит. Люди в погонах всегда ощущают эту тишину перед боем. А если предстоит бой, значит надо дать бой… Нельзя наших людей доводить до крайности. Когда украинские радикалы грозились, что будут зачищать Донбасс, они еще не представляли, что такое Донбасс.

— Если говорить о весенних событиях 2014 года, то, наверное, опыт ветеранов спецподразделений был важен еще и для того, чтобы находить общий язык с теми, кого вы знали лично, из коллег, оказавшихся на той стороне…

— Я думаю, что мы с нашим опытом по крайней мере не помешали, а внесли свою лепту. Пока живы, мы приложим усилия, чтобы наши республики выстояли. А насколько нас услышали — уже другой вопрос.

Не время еще говорить о многих вещах. Да, весной 2014 года и мне приходилось встречаться с командирами украинских подразделений (тогда внутренние войска превратились в Нацгвардию), чтобы выяснить их позицию… И мы находили понимание, например, что производить переброску у нас под носом им никто не даст. На Украине было достаточно людей, понимавших патриотизм правильно. В Донецке, на Щорса весной 2014 г. расположена была часть, внутренние войска. Они вышли, всё оружие там осталось, наши ребята-ополченцы зашли. Потерь никаких не было, ни одного раненого.

— Александр Викторович, вы пенсионер, почтенный человек, окунулись в самую гущу событий…

— Там получилось, что в Донбассе в первых рядах сопротивления этой нечисти, захватившей власть на Украине, было немало людей нашего поколения. После развала Союза мы много чего наблюдали: как создавались фонды, к которым Сорос приложил руку; как включили «зеленый свет» мормонам во всех городах… Все эти сценарии американцы повторяют в разных странах на нашем маленьком шарике. Вот и на Украине они вкладывались в воздействие на умы, в создание пятой колонны, чтобы потом нашими руками всё сделать, чтоб славяне убивали друг друга... А они создали горячую точку здесь — и в стороне наблюдают. Почему мы и повторяли: нельзя допустить масштабную гражданскую войну.

Конечно, подогревались настроения долго и методично, готовилось всё грамотно…

— В чем проявлялась эта подготовка?

— Когда Ющенко был президентом, активно создавались все эти молодежные организации с бандеровской идеологией. После того, как я уволился со службы в 2000 году, работал в Донецком юридическом институте (сначала это была школа милиции, потом училище, потом институт). Курсанты были по всей стране. И вот из Львовской области они звонили мне, рассказывали, что на территории Польши уже были созданы лагеря по подготовке украинских боевиков. Тогда уже надо было обращать на это внимание…

И первые пробы в 2004 году… Мы же в Киев выезжали тогда, во время первого майдана. И информация была, что подвозили из Западной Украины не только активистов, но и боевиков. Пансионаты вокруг Киева были забиты ими. Кто-то же оплачивал всё это. А чем дальше в лес, тем больше дров. Было два тура президентских выборов — придумали третий тур. США всегда чувствовали слабину. Неважно уже было: выиграет или не выиграет Янукович. Должен победить Ющенко! Всеми правдами и неправдами! Что и произошло. Создавали прецедент, как один раз девальвировать Конституцию, потом опять; расшатывались устои…

— Чтобы потом второй Майдан, по сути, уничтожил право?

— И многие приняли это. Они захотели мифической красивой жизни, которую им обещала пропаганда. О другой стороне этой жизни им не рассказали… Но почему страдать от этого должны мы, жители Донбасса, предупреждавшие их, что так всё и будет?!

— Какие сегодня настроения у бывших коллег, у дончан, с которыми вы общаетесь?

— Знаю, что «Беркут» выполняет те задачи, которые МВД республики перед ним поставило. В том числе и вахтенным методом на передовую выезжают, на важные участки, где может быть прорыв.

Я знаю многих ополченцев, которые вернулись к мирной жизни. Молодежь заняла их место. Но если начнутся горячие события, им приказывать не надо: они сами встанут на защиту Отечества.

Придет время — и правительство республик, я думаю, примет решение о юридическом признании ополченцев той силой, которая на первых порах остановила карателей, посланных незаконной властью на подавление Донбасса.

— А сейчас статус ополченцев…

— Не узаконен.

— Как думаете, почему Донбасс не только не смирился с государственным переворотом, но оказался готов стоять до конца? Сопротивлялись майданной власти весной 2014 года все регионы Юго-Востока, но результат известен… Можно сказать, что у человека Донбасса другая идентичность? Вот вспоминается советское время, когда в армии было особое понятие: «донбасское землячество»…

— Личность человека формируется землей, где он живет. Еще больше ста лет назад Донбасс не зря называли сердцем России. Промышленность, шахты обусловили многое. Сама профессия накладывала на людей свой отпечаток. Я сужу об этом в силу своего понимания. Действительно, здесь сложился свой менталитет, который отличается от менталитета Западной Украины, Центральной Украины. Я в свое время пытался как преподаватель, глядя на студентов из разных регионов, понять: почему в одной части Украины так, а у нас иначе…

Есть донецкий завод «Норд». В Львовской области он тоже открыл свой филиал. С трудом пытались набрать местных людей, чтобы там работали. Не смогли. Закрыли, как нерентабельное предприятие. И таких примеров я могу приводить много.

Вопрос, безусловно, в людях. Здесь большинство русских. Мои родители родились в России. А я горжусь, что родился в Сталино, потом переименованном в Донецк. Многие приезжали в свое время на восстановление Донбасса. С Западной Украины тоже приезжали, но, сталкиваясь со здешними трудностями, покидали нас; лишь единицы оставались здесь.

— Как вам живется в этом подвешенном состоянии, когда формально войны нет, но реально она есть? Минские соглашения не соблюдаются украинской стороной, со всеми вытекающими для местного населения последствиями…

— Конечно, это пагубно сказывается. Но я надеюсь, что всё придет в норму. Вопрос времени. Россия никогда не бросит Донбасс. Многие положительные процессы уже пошли. Можно сказать, что и на Украине лед потихоньку тронулся, риторика меняется.

— Но если в прифронтовой местности ничего не меняется, обстрелы продолжаются, минские не выполняются, то что вам от тех изменений в риторике?

— Хотя бы в эфире на Украине стало появляться здравое мнение, чего в предыдущую пятилетку не было. Вообще ведь молчали, боялись. Мы-то хотим, чтобы всё сразу изменилось, чтобы украинское население сняло шоры с глаз. Но так быстро прозрение не наступает… Мировое сообщество тоже ведь наблюдает, во что превратилась Украина, как нацизм там набирает силу. Но особо рассчитывать на реакцию Запада не стоит. Не будем забывать, что в Великую Отечественную войну практически вся Европа воевала против СССР. И не только материально-технические ресурсы обеспечивались западными странами, но и человеческие.

— Вы командовали спецподразделением в те годы, когда Союз распадался. Чем занимался тогда донецкий ОМОН?

— Наверху, видимо, понимали, что дело идет к развалу. И вот были созданы подразделения для обеспечения общественного порядка, для предотвращения массовых беспорядков. Наш отряд бросали в Ивано-Франковск, Тернополь, Львов, Харьков для обеспечения общественного порядка. Подключали потом и к УБОП.

По Донецкой области еще при Союзе были массовые групповые драки с применением холодного оружия. И мы в некоторых городах наводили порядок. Потом участвовали в обеспечении общественного порядка при посещении Горбачевым Донецка. Он иногда останавливался там, где не было предусмотрено протоколом. И нас использовали там. Надо было обеспечивать безопасность. Народ хлынул посмотреть на Горбачева. А что такое неуправляемая толпа?.. Ну, справлялись.

Запомнилось, как в Шахтерске в конце 80-х вооруженный преступник взял заложников. Задержали его. Никто не погиб. Тем, кто задерживал преступника, по статусу не положено больших наград. Получили вышестоящие товарищи.

— На одной из фотографий вы запечатлены рядом с бывшим министром внутренних дел Виталием Захарченко. Вам приходилось пересекаться? Когда он работал в Донбассе?

— Я в свое время поработал и участковым, и в розыске, и в штабе, куда пришел с земли. Много раз был и в Константиновке в командировках. Безусловно, судьба сводила в свое время. В этом и в прошлом году мы виделись, когда «Беркут» съезжался отмечать годовщину создания подразделения. Было приятно услышать, что Захарченко меня знает. Виталий Юрьевич большую благотворительную работу проводит. В Крыму он помогал конкретным инвалидам, конкретным людям. Важно, что на этих встречах «Беркута» собираются ветераны. Наш опыт должен быть полезен тем, кто пришел нам на смену.

— Какие времена считаете самыми тяжелыми для Донецка?

— Конец 2014-го, 2015 год... Идешь по городу — никого нет, вымерло. Когда рвутся мины, страшновато делается. Но ты все равно идешь: пуля – дура, штык – молодец. Никто не знает, куда мина упадет. Траектория снаряда-то понятна. А здесь — навесная. И еще эта гнетущая атмосфера пустого города, когда транспорт практически не ходил…

Люди, которые остались, понимали, почему они здесь… Хотя многие уехали в силу разных причин. Начали возвращаться, когда хоть какая-то определенность наступила, когда уже была четкая позиция России, стали ощущать гуманитарную и другую помощь.

Наш народ, который пережил тяготы и лишения, научен историей. И у него уже, наверное, в генах: что-то отложить на зиму, что-то оставить про запас. Сейчас уже наступил период, когда что-то есть. А тогда мы были заложники ситуации: никто не знал, на какой дом, кому на голову упадет мина. По моим наблюдениям, украинские войска били по инфраструктуре, чтобы лишить газа, воды, света. Молодежи, а иногда и старшим, они платили, чтобы ставили маячки. А потом обстреливали. Находились подонки, которые за деньги это делали…

— У вас есть ответ на вопрос, что побуждало украинских военных обстреливать и убивать мирных жителей, бывших сограждан?

— Часто задумываешься о причинах зверства, проявленного с той стороны. Когда убийца в раж входит, он уже не насытится кровью, он становится палачом.

Так получилось, что летом 2014 года мы с товарищем выезжали в Россию, а возвращались через Антрацит. Были там почти неделю. Сплошной линии обороны не было. Кругом всё было блокировано. Но возвращаться домой как-то надо. По прямой от Красного Луча до Антрацита около 11 км. А в обход мы прошли почти 25 км. Шли, как по минному полю. Видели в стороне блокпосты с танками. В такое же окружение попали и жители Красного Луча. Мы перезнакомились. Они увидели, что мы собираемся уходить — и пошли с нами, человек двенадцать. Разделились. Одни пошли по прямой, в основном женщины. А мы пошли в обход. Но они позже пришли, потому что их на украинском блокпосту задержали, потом отпустили. И потом уже мы созвонились. Они рассказывали: над посадкой стоит запах, и висят ободранные тела. И рядом украинский блокпост. Это к вопросу о жестокости...

Человек начал уходить от Бога, обосабливаться. Перестал жить по Божьему промыслу. Отсюда и беды. Война — это страдания. Это испытания для нас.

Беседу вел Александр Каюмов