Борис Тодуров: «Черных трансплантологов в Украине нет»

Один из выпусков социального ток-шоу «Касается каждого» на «Интере» — «Спасительные сердца» — был посвящен первой за последние 15 лет пересадке сердца в Украине. Ее сделал известный кардиохирург, директор Института сердца Борис Тодуров.

Его пациент, 56-летний Василий Миговка, бодро вошел в студию «Касается каждого». А ведь совсем недавно мужчине было тяжело не то что ходить, но и лежать — он задыхался, был очень слаб. За кулисами Борис Тодуров рассказал о том, как по дороге почти потерял пациента, зачем бригада врачей помчалась делать пересадку в Ковель Волынской обл., зачем записал видео о согласии на донорство и о том, какими будут его следующие после первой пересадки сердца шаги.

Борис Тодуров и его пациент Василий Миговка

За Василия Миговку переживала и молилась вся его большая семья

— Борис Михайлович, вы первым в Украине много лет назад сделали успешную операцию по пересадке сердца. Но потом был перерыв в 15 лет. Почему?

— Здесь целый комплекс причин. Во-первых, наше законодательство несовершенно. Во-вторых, у главврачей, у врачей-реаниматологов не хватает мотивации заниматься сохранением донора, определять смерть мозга, тратить на это определенные реактивы, свое время и силы. Это приводит лишь к проблемам: прокуратура, полиция, другие контролирующие органы после операции по пересадке начинают проверки. Вы знаете, что несколько лет назад было громкое уголовное дело по поводу трансплантологов, которое практически ничем не закончилось. Через полтора года отсидки в СИЗО их отпустили. И это отбросило нашу трансплантологию на несколько лет назад — все просто боялись этим заниматься.

— В соцсетях вы выкладывали видео вашей дороги в Ковель. И показывали, что мчались со скоростью 150 км в час. Вы не думали, что рискуете своей жизнью?

— Во всем цивилизованном мире так происходит, когда везут донорские органы. Я много месяцев провел в Германии, обучаясь делать пересадки. И там на трассе машины развивают скорость 280 км в час. Но это — специально оборудованные машины, с усиленными двигателями, мигалками, громкоговорителями, сиренами...

— Почему у вас не было сопровождения?

— Честно говоря, мы об этом в тот момент даже не подумали. Мы заскочили в машины со всем оборудованием буквально через 20 минут после того, как поступил звонок из Ковеля, и помчались. Три наших бригады и еще пациент с родственниками. В одном из сел нас остановила полиция и оштрафовала за превышение скорости. Я пытался объяснить, что мы едем на пересадку сердца. Но полицейский сказал: «У меня все фиксировалось на видео, поэтому максимум, что я могу для вас сделать, — быстро оформить протокол». Это заняло 20 минут, мы заплатили 500 гривен и поехали дальше.

— Неужели нельзя было как-то войти в положение — ситуация ведь исключительная...

— Со скоростью под 150 км мы ехали только на открытых участках. По городу — помедленнее. Но это правда, мы нарушили, а сотрудник ГАИ поставлен для того, чтобы следить за порядком на дороге и безопасностью людей, чтобы от нарушения скорости никто не погиб. У меня вообще нет никаких претензий. Подумайте сами: в Украине 15 лет не было пересадок. Я поставил себя на место этого молодого человека. Сидящий в машине, которая ехала с превышением скорости, говорит: «Я еду быстро, потому что спешу делать пересадку сердца...» Я бы не поверил. Я сказал ему, а потом подумал: «Господи, да я сам себе не верю, что еду на пересадку сердца после 15 лет перерыва». Конечно, было бы хорошо, чтобы сотрудники полиции увидели эту программу и в следующий раз, может быть, сопроводили нас, чтобы это было более безопасно.

Был еще один момент — потеряли машину с Василием. Звоню: «Куда вы делись? Мы вас не видим в зеркале заднего вида». Они говорят: «Не переживайте, мы поехали по дороге, которую хорошо знаем». И задержались на полтора часа, заблудились. Слава богу, все закончилось хорошо, а могли не успеть, каждая минута была на счету. И мы сделали то, что должны были сделать, и получили результат. Кстати, по этой же дороге ровно через месяц мы везли второго реципиента. И сделали вторую пересадку. Сейчас он у нас в Институте сердца.

Борис Тодуров сделал первую пересадку сердца в Украине в 2001 г.

— Почему нельзя было привезти сердце в Киев, а не везти Василия к донору?

— Так сложилось, что в Киеве ни одна больница не дает возможности брать органы у погибших людей. Хотя формально многие из них являются базами по забору органов. Так уж как-то сложилось. А в Ковеле есть большой энтузиаст трансплантологии — Олег Олегович Самчук. Когда появился донор, он нам позвонил. У нас было несколько часов. И привезти сердце из Ковеля за два часа, чтобы успеть сделать пересадку, чтобы сердце сохранилось, было невозможно даже на вертолете. Поэтому — в машины и поехали. Конечно, это необычная ситуация, когда реципиента везут к донору. В мире так не принято, обычно везут донорский орган. Мы приняли нестандартное решение. И наш пациент согласился, правда, колесил там через Житомир, через Ровно полтора часа. А мы уже стояли готовые к операции. Но именно благодаря такому нестандартному решению нам удалось сделать пересадку. На следующий день мы его забрали в Киев. И он был в студии перед нами.

— Как долго может сохраняться донорское сердце?

— Сердце, печень, легкие — всего три—три с половиной часа вне человеческого тела. Если говорим о сердце, то при более длительном хранении начинается ишемия, и этот орган уже нельзя использовать. Мы можем себе позволить транспортировать сердце не более часа. Потому что сама процедура подготовки и вшивания занимает полтора часа. А когда время приближается к двум с половиной—трем часам вне тела, это уже критично.

При первых пересадках, их мы делали в 2000-х, были доноры, которых мы возили в пределах города. Даже большую пробку в течение часа как-то можно объехать. Также возможны близлежащие города в пределах 50—70 км вокруг Киева — тогда мы можем доставить органы в течение часа. Из населенных пунктов, которые находятся на расстоянии 200—300 км, — возможно только на вертолете. У нас на крыше клиники оборудована площадка, где мы можем посадить вертолет до 12 тонн. Т. е. практически любой вертолет, который есть в МЧС.

— В студии программы Василий сказал, что у него появились какие-то новые привычки. Например, говорит, что его очень тянет курить — видимо, его донор курил. Как это можно объяснить?

— Этому, конечно, есть свое объяснение. Человеку пересадили сердце другого человека. С какими-то своими биохимическими особенностями. Со своими гормонами, которое оно выделяет в организм. К тому же это сердце денервировано. Оно не реагирует на эмоции так, как сердце обычного человека. Допустим, если вы испугались, сердце стучит быстро. А трансплантированное сердце бьется ровно, потому что никакие нервы к нему не подходят, все обрезано. Кроме того, это сердце гонит кровь в полном объеме, от чего Василий уже отвык. Он привык к гипоксии, а сейчас его организм полностью обеспечен кислородом. Плюс он получает лекарства, которые тоже влияют на его состояние, сны и так далее. Конечно, люди с развитым воображением могут объяснить это по-своему.

— Сегодня наши люди очень боятся, что их будут хватать, куда-то увозить, вырезать почки...

— Черных трансплантологов в Украине нет. Сохранить в тайне сложнейшие операции, в которых принимали бы участие десятки человек, невозможно. Но действительно социологические опросы показывают, что не более 20—25% людей готовы дать свое согласие на забор органов после смерти. Такое же количество родственников дают согласие на забор органов их родных, погибших в какой-то катастрофе.

За рубежом у ребенка с детства формируют представление о трансплантологии как о науке о спасении жизни. В нашей же стране долгие годы формировалось понятие о трансплантологии как о средстве забора органов. И сейчас у многих, когда речь идет об этом направлении, появляется некое брезгливое чувство. Что это, мол, о каких-то органах, которые собирают чуть ли не у людей на остановках, что недобросовестные врачи потрошат больных и здоровых и ведрами вывозят органы за рубеж... Но это — фантазии. К сожалению, у многих врачей нет понимания такого понятия, как смерть мозга. Почему можно взять бьющееся сердце, почему можно взять печень, легкие и так далее? Потому что на самом деле мы живы до тех пор, пока жив наш мозг.

Подобное понимание формируется государством, в это вкладываются деньги, силы и средства, чтобы у людей вырабатывалось правильное представление о трансплантологии вообще. Три года назад я записал видео, в котором сказал о том, что знаю, какой огромный страх перед трансплантацией существует в Украине. Но реалии жизни таковы, что у вас в десять раз больше шансов стать реципиентом, чем донором. Например: переболели гриппом, через месяц — миокардит, через три месяца вы уже в листе ожидания на пересадку сердца.

— Года три назад вы записали видео о своем согласии стать донором...

— Этим видеообращением я всего лишь хотел сказать, что доверяю украинским врачам. Что доверяю украинским трансплантологам. Доверяю украинским реаниматологам, которые эту смерть мозга будут констатировать. Таким образом я публично дал согласие на посмертный забор органов для спасения жизней других людей.

Сейчас те, кто получает паспорт, могут туда вписать свое согласие на трансплантацию органов. Но в Украине в год выдается всего 300 тысяч таких паспортов. И критическая масса людей, которые дадут прижизненно свое согласие на донорство, наберется только лет через десять. Новый закон вступил в силу, но механизма, как заявить о своем согласии, нет. В законе указано — либо в паспорт, либо в права. Но ни в паспорте, ни в правах такой строчки пока никто не предусмотрел. Мое публичное заявление уже является моим согласием. И я снял с плеч своих детей тяжесть принятия такого решения. Я как взрослый человек могу сам распорядиться, что делать с моими органами.

— Много ли больниц в Украине смогут делать операции по пересадке органов?

— У нас достаточно много лечебных учреждений, которые готовы проводить трансплантацию почек. Минимум пять — пересадку сердца, две-три клиники — пересадку печени. К сожалению, готовых специалистов, которые уже сегодня могут пересаживать органы, можно сосчитать на пальцах одной руки. Долгие годы в государстве не было программы подготовки кадров по трансплантологии. Это появилось буквально пару лет назад. И учиться нам особо не у кого. Мы все ездим за рубеж и учимся там. Сейчас я лечу с большой бригадой в Ганновер — учиться делать пересадку легких. Потому что на сегодня это — одна из самых больших проблем в Украине. Сердце мы уже освоили. Почки и печень украинские врачи пересаживают. Но вот с легкими — проблема. И посылать таких больных тоже некуда: Индия практически не принимает. Беларусь — не принимает, Западная Европа — не принимает. Эти больные умирают. Поэтому мы с коллегами решили освоить и такие методики. Я надеюсь, что к концу года мы созреем к тому, чтобы сделать полноценную трансплантацию легких.

Наталья ТЮТЮНЕНКО