БЖ. Витька, или наш ответ Капиталу

Мальчика, который посвятил это стихотворение мне, зовут "Витя". И больше вам ничего не надобно о нем знать: достаточно того, что и его портрет в том числе помещен на обложку моей "Сестры". Витя - мой друг в интернете. С ним я могу быть сама собой. С ним - легко. Я решила написать развернутый ответ Вите, а также Жене, Гарри, Мише, Аничке, Саше и Сане, всем, кто знает, что это - им. Это и будет моей реакцией на окружающий кошмар. И больше мир от меня - ни слова ни дождется.

Витька - Женьке:

Эренбург кучерявый,твой учитель бездомный... 
Руки грел о каштаны,и писал про утробы... 
Рождались гробы...новый мир.. 
И народы..) 
...уроды с обеих сторон...уроды...

24 ноября 2018 г.

Имя ему "Капитал", и несть ему числа. Его матричные клешни подобны раковой опухоли. Они множатся и крошатся, образуя причудливые сочетания на пути к глобальному миру. Они проникают во все ветки власти, во все элиты, во все страны. На службе у капитала - алчные властители и побирающиеся у их столов продажные журналисты, диванные истерики и хитроумные боты, готовые класть в окопы людей друг против друга, играющие их памятью, кровью и чувствами. Стратегия капитала - разъединять нас нашими же руками. Цель капитала - отрывать, изолировать, дробить и брать нас слабыми, когда испуганы и закрыты. Смысл капитала - лишать человека Родины. Он надевает любые маски, включая маски антикапитализма и патриотизма. Он принимает любые формы, включая формы антиглобализма. Но суть остается одна - разделяй и властвуй.

Имя нам - "лузеры". Мы, Егоркины дети, летовцы с разных концов Земли Нестора Летописца, несущие ее сквозь блок-посты и госпитали, сквозь бульдозеры и размазанные мозги, натравленные друг на друга, зайчишки в петлях, волки на снегу, животные, пассионарии, клоуны. Перемолотые революциями, выставленные друг против друга на расстояние снайперского выстрела, ошалевшие, увидев друг друга в рукопашных, греющиеся по ночным супермаркетам в городах на краю земли, делящиеся бычками и бессмысленными воспоминаниями, попавшие в психушки, с голосами, прорывающимися сквозь глушимые вайберы, с руками, стучащими по полночной клавиатуре, с порванными письмами в аэропортах. Это нашими руками строился капитал, когда потом стирал нас с лица земли. Это нашими сердцами он грохотал, перемалывая и переламывая наши артерии, вены, желудочки. Это он нас - убил.

Но осталось что-то, что не умирает. Что-то, что не имеет имени, ибо назовешь его - и оно исчезнет. Что-то, связанное с архетипом, со сказкой, с былиной и репом, с шансоном и литургией, из ядра которой пробивается росток Земли Нестора. Да, это наша Земля, разодранная нами, истерзанная нами, возлюбимая нами и возлюбившая нас до конца наших дней, на которой мы стоим двумя ногами, с головами на обугленном ветру. Земля всё помнит, как оно было на самом деле, как нам мучалось, каялось, любилось, пилось, курилось. Как нам никогда не надевалось никаких галстучков и пиджачков. Как нам закапывалось и взлеталось. У меня - всё. Имеющий уши да услышит. Дальше - мои стихи.

Женька - чётеньким пацанам и пацанкам Земли Нестора.

Потерянное поколение

Начинались, как дети. Взрослели, как демократы. 
Умирали, как консерваторы. 
Мечтали улучшить землю: от полюса до экватора. 
Верили в Бога, в своих несчастных, в то, что пройдёт само. 
Земля противилась, извергая то материнство, а то дерьмо.

Молчали, когда поучали: "Гоша, иди воруй". 
И пока одноклассники пёрлись от Анжелики Варум 
И жевали в макдаках хлебцы с котлетами, - 
Мы давились Егором Летовым.

И даже потом, когда разбросало по городам, 
По окопам и баррикадам, по прокуренным поездам, 
По таким местам, о которых... да, ну вас к ляду! 
Рассказывать - лить помои на вентилятор.

Даже потом, невзирая на кровь и флаги, 
Мы искали друг друга по впадинам на бумаге, 
А когда находили, никто не прощал нам этого: 
Так работала школа Егора Летова.

Рождались, как будды. Взрослели, как недоумки. 
Умирали, как серафимы. 
Верили сказкам графа на дне графина. 
Искали Бога, одолевали моря и горы.

А Бог был внутри, и Он говорил с Егором.

Василисин цвет

Остались визитки, Гарри, и наши ксивы. 
На этой земле никто не умрёт красиво: 
Станут куском брезента, сушёной жижей... 
Поэтому - надо выжить.

Имена погибших больше не носят в конвертах с марками. 
Живые бредут полуночным супермаркетом: 
Пустые кафе, ибупрофен, одноклассник времён ОМОНа... 
Утром здесь будут биться за шмат хамона.

Эта земля пропахла горчицей, медовой гарью. 
Он говорил, что воскреснут мёртвые... Знаешь, Гарри, 
Я так долго вкушал от яблока новой Евы, 
Что мне уже надоело

Не верить: ибо и скепсис наивен тоже. 
Я срастаюсь с самим собою, как с третьей кожей, 
Серебрюсь горилкою, постное на пару ем, 
Содравший первую и вторую.

Галки и дали - вместо Дали и Галы. 
Я не фанат французского стиля, Гарри. 
Переведи меня через хрусталь, как маленького слона: 
Осень Мойки, зима Фонтанки. Над Обводным - опять весна.

Цельное тело - тельная целка, Гарри: 
Наша земля прорастёт черникой под сапогами: 
Бары и хаты, бархатцы да Василисин цвет...

Остались наши визитки, Гарри, - фамилий нет.

Картинки: художник Анна Будина (sestRA) делает литографский оттиск моей книги и рисунки к ней же на асфальте города Берлина.

Евгения Бильченко