«Чудо» маршала Пилсудского

Советско-польская война 1920 года в свете новых исследований.

В середине августа с.г. польская пресса звучно отметила одну историческую годовщину, хотя и не круглую. Это 101-летие разгрома под Варшавой соединений и частей Западного фронта Красной армии, которым командовал будущий маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский (ему было тогда 27 лет от роду). Годом ранее бурно отпраздновано100-летие той самой битвы, которую в Польше принято величать «Чудом на Висле».

Главные торжества выпали на 14, 15 и 16 августа, объявленные выходными. Если бы не злополучный ковид-вирус, состоялся бы даже военный парад. В столице Польши решено установить и специальный памятник, посвященный Варшавской битве 1920 года. Конкурс, в котором участвовало 58 проектов, выиграл архитектор Мирослав Низё, предложивший возвести 23-метровую стелу, закрученную по часовой стрелке и окруженную фонтанами. Реализовано почти 80 музейных проектов, в числе которых и посвященный маршалу Юзефу Пилсудскому музей в Сулеювке около Варшавы. Запущен был и специальный сайт, посвященный битве. На семи языках издан богато проиллюстрированный альбом с предисловием, под которым поставлена подпись самого президента Польши Анджея Дуды.Особо подчеркивается, что победа стала возможной только благодаря мудрому предводительству маршала Юзефа Пилсудского, который тогда официально значился Начальником польского государства.

То сражение считается в Польше ключевым в так называемой польско-советской, польско-большевистской войне. Советский Западный фронт 15 августа 1920 года действительно потерпел серьезное поражение, потеряв примерно три четверти своего боевого состава.

Польская сторона утверждает, что тогда погибло примерно 25 тысяч красноармейцев, 45 тысяч перешло границу с Восточной Пруссией, где немцы их интернировали; еще 60 тысяч бойцов попали в польский плен.

Так что основания для громкой оценки битвы у поляков,в самом деле, есть, тем более что еще за день до нее при упоминании о Тухачевском и его дивизиях в дрожь впадала едва ли не вся Варшава, и не только она. Как утверждают современные польские авторы, столицу покинули иностранные дипломаты, в отставку ушло правительство, возглавляемое Владиславом Грабским.Тем не менее повторяется теперь почти на каждом польском шагу, особенно из официальных источников, что маршал Пилсудский в течение нескольких дней cумел развернуть ситуацию в чудесном для Польши направлении.

Но время от времени дают о себе знать и авторы, напоминающие о других – тоже чудных – аспектах тех дней. Оказывается, свое название битва получила еще тогда, когда только разгоралась. Более того, «это определение придумали политические противники Начальника», – как пишут известные польские исследователи муж и жена Дарья и Томаш Наленч в своей книге «Юзеф Пилсудский. Легенды и факты». В ней есть напоминание,что автором такого названия битвы за Варшаву стал Станислав Строньский – «непримиримый оппонент» маршала Пилсудского, известный публицист и политик, профессор Ягеллонского университета, главный редактор ежедневника «Речь Посполитая». Именно он еще 14 августа 1920 года поместил на страницах своей газеты статью под названием «О, чудо Вислы!», в которой утверждал, что «при таком фатальном верховном главнокомандующем только провидение и чудо могут спасти Польшу».

Не менее «чудным» теперь представляется и то, что в возможность победы над красными не верил и сам маршал Пилсудский.

Более того,утверждается, что он не имел к ней никакого отношения: главную политическую роль в организации отпора Тухачевскому и спешащему ему на помощь Буденному с 1-й Конной армией сыграл руководитель Польской крестьянской партии «Пяст» Винценты Витос, ставший новым главой правительства, названного правительством национального спасения. В критический для государства момент он счел нужным сыграть на национальных чувствах соотечественников. И это ему настолько удалось, что на добивание отступающих красноармейцев вышли даже крестьяне с топорами и вилами в руках.

Что же в те дни делал Юзеф Пилсудский? В журнале Polityka еще в сентябре 2017 года интересные подробности на сей счет раскрыл депутат польского сейма Петр Згожельский. В своей статье «Варшавская битва. Куда было подевался Пилсудский и какую роль предстояло сыграть Винценты Витосу», ссылаясь на мемуары Витоса, автор пишет, что глава правительства вместе с вице-премьером Игнацы Дашыньским и министром внутренних дел Леопольдом Скульским 12 августа 1920 года «получил от Начальника государства Юзефа Пилсудского приглашение на встречу сразу после проведенного им смотра войск, состоянием которого он был сильно удручен.

В ходе беседы Пилсудский вручил Витосу написанное «на четырех карточках малого формата» заявление, в котором говорилось, что уходит в отставку с должностей Начальника государства и Верховного главнокомандующего польской армии. Далее приводится полный текст того заявления, каждый пункт которого свидетельствует о раздрае в душе и сознании маршала.

В тот же день Начальник, «сильно прибитый и неуверенный», отправился на встречу со своей семьей «в Бобово около Тарнова», где находилось имение его адъютанта Болеслава Венявы-Длугошовского, о чем впоследствии написала в своей книге и жена маршала, отмечает Петр Згожельский. При этом автор добавляет, что маршал повел себя, как «капитан, который тайно на шлюпке убегает с тонущего корабля». Приводит Згожельский и слова французского генерала Максима Вейгана, возглавлявшего тогда военную миссию своей страны в Польше, который впоследствии не скрывал, насколько «все были удивлены, а я больше всего, увидев, что верховный главнокомандующий бросает руководство всей битвой».

Весьма конкретно на сей счет высказался и еще один весьма известный довоенный польский политик Мацей Ратай, шесть лет пробывший маршалом сейма. В своих воспоминаниях, отрывок из которых опубликован в еженедельнике Myśl Polska, он отметил, что сильно разочаровался в Пилсудском «именно в критическое для государства время». По его словам, «Пилсудский под влиянием неудач потерял голову. Им овладела депрессия, бессилие, даже самых близких к нему людей удивляла его апатия... Ему предлагалось выехать в ту или иную армейскую часть, показать себя, добавить духу солдатам – напрасно!». По городу поползли слухи, «что Пилсудский подписал с большевиками тайный пакт и намерен отдать им всю страну, что Пилсудский упаковывает чемоданы, собирает золото и деньги и готовится к выезду в Швейцарию и т.п.».

Дарья и Томаш Наленч в своей книге тоже цитируют аналитиков, которые пришли к выводу, что будущее разделит заслуги в подготовке плана победоносной битвы под Варшавой между французом Вейганом и генералом Розвадовским, который тогда был начальником генерального штаба Войска Польского, но «тот, вокруг которого больше всего поднято шума по этому поводу, — Юзеф Пилсудский – не принимал никакого участия в разработке этого плана».

Однако есть и еще одно мнение, прямо касающееся отношения Пилсудского к «Чуду на Висле». Польский политик и историк Пшемыслав Пяста, считает, что тот шаг Начальника Польши был «наилучшим решением маршала».

В своей публикации в одном из номеров Myśl Polskа в августе минувшего года он даже слово маршал взял в кавычки. По словам Пясты, «хотя Пилсудский неохотно признавал свои недостатки, он точно знал, что в вопросах военных является абсолютным дилетантом».

Наивысшее военное звание он присвоил себе «собственным декретом L. 2093 в марте 1920 г.». Действительно, в том декрете говорится, что Пилсудский «принимает на себя» столь высокий чин. Пшемыслав Пяста уточняет также, что польский Начальник «в жизни не заканчивал никакого военного учебного заведения», не обладал и«практическим опытом, так как почти не участвовал в фронтовых событиях Великой Войны». Потому-то, делает вывод автор, уход Пилсудского с самых высоких государственных должностей позволил «в ключевой момент войны принять контроль над армией талантливым профессионалам».

Последующее ассоциирование «Чуда на Висле» с тогдашним Начальником Польши супруги Наленч пояснили тем, «у пилсудчиков не было иного выхода, как признать его, диаметрально изменив смысл». Согласно их интерпретации, победа стала возможной благодаря внеземной поддержке, оказанной именно Пилсудскому, которая возвысила его «над простыми смертными». Нынче в польской столице перед Бельведерским дворцом, который являлся резиденцией маршала, на невысоком пьедестале стоит, опершись на меч, сам бронзовый Начальник, а одна из надписей у его ног гласит: «Своему защитнику в 1920 году. Варшава». К столетию битвы известный польский режиссер Ежи Гофман снял художественный фильм «Варшавская битва», в котором не менее известный актер Даниэль Ольбрыхский сыграл роль маршала Пилсудского, «в уединении работающего над планом контрудара». Всякие попытки истолковать ту победу иначе считаются клеветническими.

Поспособствовал случившемуся повороту в оценке событий и Винценты Витос. Притом с самого начала. Он тогда не предал огласке заявление Начальника об отставке. Маршал же после закончившейся победой битвы вернулся к прежнему распорядку. Вот как об этом писал сам Витос: «Когда минули трудные военные дни, я поехал в Бельведер и вернул письмо его автору, пребывающему уже в совершенно ином настроении... Принимая его от меня, он заявил, что совершенно о нем забыл».

Ко времени случившейся на Висле битвы так называемая польско-советская война велась уже полтора года, но теперь никто из официальных лиц на Висле не упоминает, что начата была она именно Польшей. До сражения за Варшаву войска Речи Посполитой врывались в Вильнюс, Минск, даже Киев, уже пребывавшие в статусе литовской, белорусской и украинской столиц.

Захват каждой сопровождался торжественным парадом. Пилсудским был положен глаз и на Смоленск. Так что появление дивизий и полков Тухачевского на берегах Вислы стало ответным, пусть и не совсем продуманным, шагом.

По сути, термин «польско-советская война» является камуфлированием того, что польский удар на восток тогда стал нападением возродившейся Речи Посполитой сразу на несколько только что заявивших о себе государств: на литовское, белорусское, на Западно-Украинскую народную республику, Украинскую народную республику, причем обе вовсе не были советскими. Да и Литва поначалу замышлялась как королевство, его корона предлагалась вюртембергскому принцу Вильгельму фон Ураху, которому предстояло стать Миндаугасом II. Белорусская народная республика, заявленная даже ранее Речи Посполитой, тоже не намеревалась двигаться по пути социалистического строительства, однако в Варшаве ее называли не иначе, как фикцией. Лишь на переломе 1918–1919 годов власть в Вильнюсе и Минске взяли в свои руки большевики.Социалистическая Советская Республика Белоруссия (ССРБ) – так она поначалу называлась – была провозглашена 1 января 1919 года, но уже 14 февраля поляки атаковали красноармейские гарнизоны в городках Мосты и Картуз-Береза. Их драка с литовцами и украинцами к тому времени шла уже полным ходом.Захватывали польские войска и латвийский Даугавпилс.

Разумеется, была война и с Советской Россией, с которой та же ССРБ состояла в военном союзе, заключенном именно для защиты от польского нападения. Завершилась она в марте 1921 года Рижским договором, по которому Литва потеряла столичный Вильнюс с обширными окрестностями, Советская Белоруссия – едва ли не половину своих территорий, а все то, что являлось Западно-Украинской народной республикой, почти на два десятилетия вошло в состав Речи Посполитой. Британский премьер Ллойд Джордж называл тогда Польшу главным империалистом Европы.

Чем мотивировалась Варшава, начиная более чем двухлетнюю войну? Маршал Пилсудский вслух заявлял, что на западе Польша будет иметь рубежи, которые ей начертит Антанта, а на востоке те, какие удастся завоевать.

Он и его сподвижники исходили из того, что литовцев слишком мало, дабы иметь собственное государство, посему им надо быть под польской опекой, белорусы еще не доросли до собственной государственности, украинцы – тоже. А Речи Посполитой для развития нужны обширные леса, речные пути, железнодорожные узлы и прочее.

Специальные записки на сей счет из Варшавы уходили главам западноевропейских стран и президенту США Вудро Вильсону.

Историческим обоснованием польских претензий стало то, что упомянутые литовские, белорусские, украинские пространства входили в состав расчлененной во второй половине восемнадцатого века первой Речи Посполитой, хотя на самом деле та являлась конфедеративным государством, состоявшим из Польского королевства и Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского. Королевство и княжество имели отдельное законодательство, правительство, бюджет, армию, общими были только король и сейм. Между королевством и княжеством – западнее Бреста и Белостока – проходила граница, при пересечении которой таможня взимала соответствующие платежи. Официально конфедерация называлась Речью Посполитой Короны Польской и Великого княжества Литовского, Русского, Жемойтского и иных земель. Словосочетание Речь Посполитая по-польски означает общее дело – то же, что respublica на латыни. Не секрет, Варшава прилагала усилия для того, чтобы общее государство стало сугубо польским, унитарным, подчеркивал известный историк Ежи Лоек. Однако, надо уточнить, прилагала так, что ни литовцы, ни белорусы, ни латыши, ни украинцы при рождении второй Речи Посполитой не пожелали вновь оказаться в одной стране с поляками, предпочтя иметь собственные республики.

Случившуюся тогда войну на Висле называют польско-советской еще по одной причине. При подобном повороте акцент делается на том, что Польша защищалась сама и спасала Центральную и Западную Европу от «российского коммунизма», к которому – якобы – сама она не имела никакого отношения.

В реальности же сто тысяч поляков, воевавших на стороне большевиков, были одной из наиболее активных сил при осуществлении социалистической революции в России, а затем утверждении новых порядков в СССР и входящих в его состав республиках. Из польских рядов выдвинулись столь знаковые фигуры, как Феликс Дзержинский – создатель и руководитель Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), денно и нощно искавшей врагов нового строя и принимавшей по отношению к ним соответствующие решения, Вячеслав Менжинский – его заместитель и сменщик, выходец из старинного шляхетского рода.

Как вспоминал один из самых известных польских историков Павел Ясеница, который в годы российской Гражданской войны был задержан чекистами в Киеве, арестованные молили Бога, чтобы их делом занимался русский, а не поляк или еврей, тогда преобладавшие в этой структуре.

Из польского рода происходил и Андрей Вышинский – прокурор СССР, автор обвинительного заключения, выдвинутого в годы «большого террора» против маршала М.Н. Тухачевского, командармов первого ранга И.П. Уборевича и И.Э. Якира. Поляк Станислав Реденс – комиссар госбезопасности 1-го ранга, был одним из «движителей» репрессий в Москве и в Красной армии.

Среди руководителей белорусской ЧК-ГПУ-НКВД в межвоенный период был только один белорус – Филипп Медведь, зато три поляка – Ян Ольский, Станислав Пинталь и упомянутый уже Станислав Реденс. Поляк Вацлав Богуцкий в 20-е годы возглавлял ЦК Компартии большевиков Белоруссии. Его единокровник Станислав Косиор десять лет руководил ЦК Компартии Украины. Этот список можно продолжать довольно долго. В публикации под красноречивым названием «Не только Дзержинский» современный польский историк Анджей Андрусевич напоминает и о том, что в 1917 году поляк «капитан Константы Дзевянтовски был комиссаром Петроградского военно-революционного комитета и комендантом охраны Смольного, в котором размещался штаб революции». Дляпрофессора «не подлежит сомнению, что среди всех национальных групп, поддерживающих большевиков, поляки составляли наибольший процент».

Весьма важным свидетельством того, что польский удар на восток не был вызван намерением остановить волну социалистической революции, является и нежелание Пидсудского взаимодействовать с белыми армиями юга России.

Командовавший ими генерал А.И. Деникин в «Очерках русской смуты» писал, что польские войска прекратили свой натиск на красных как раз тогда, когда деникинцы вошли в Тульскую губернию, откуда до Москвы оставалось чуть больше двух сотен верст, большевики уже всерьез готовились вновь уйти в подполье. В остановке польского наступления А.И. Деникин видел едва ли не главную причину, помешавшую свергнуть большевиков.А такая возможность наличествовала, считает современный польский историк профессор Витольд Модзелевский. В своей публикации «Прелюдия Рижского договора» в феврале нынешнего года он тоже отметил, что «объединение усилий и скоординированность действий польских и российских (белогвардейских) войск» непременно дало бы возможность «задушить в зародыше первое социалистическое государство».

В наши дни усилия польских политиков и историков сосредоточены как раз на том, что Польша в результате «Чуда на Висле» спасла не только себя, но всю Европу от «коммунистического нашествия». Профессор Института истории Польской академии наук Анджей Новак, которого часто называют экспертом по вопросам польско-советских отношений, в своей книге «Поражение империи зла. Год 1920» поведал, как И.В.Сталин, который в той войне был членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта, планировал после взятия Львова двинуться на Краков, затем «разбить Чехословакию, Венгрию и Румынию, выйти к Вене, а в конце советизировать также и Италию».

Уже цитированный профессор Варшавского университета, а теперь уже и известный политик Томаш Наленч утверждает, что,наступая на запад, «Советы, как и обещал Тухачевский, через труп белой Польши дошли бы до Германии и привели бы там к власти коммунистов». После этого «две союзные Красные Армии – советская и немецкая – ударили бы по Франции», которая «стала бы очередной жертвой коммунистического дракона».

Она была крепко измучена Первой мировой войной, кроме того «многие французы руководствовались радикальными, левацкими убеждениями и в коммунистической революции в целом не видели угрозы». Точно так же, как Альпы не спасли бы Италию,Пиренеи не защитили бы Испанию и Португалию – и они стали бы красными. Занятие обширных территорий бывшей Австро-Венгерской империи «не составило бы труда». В результате«коммунизм разлился бы до Атлантики», разве что широкий и глубокий пролив Ла-Манш «спас бы Великобританию, хотя и в этом нельзя быть вполне уверенным».

Рисуя такую картину в публикации «Если бы победили Советы...» в издании Tygodnikpowszechny, Томаш Наленч еще в августе 2010 года предположил, что досталось бы всем, но больше всего – полякам. Оказавшись «советской республикой в составе российской большевистской империи», Польша испытала бы бешеный террор ЧК, принудительную коллективизацию, сталинизм пролил бы «на нашей земле море крови». От всех этих несчастий «спасла не только самих поляков, но и всю Европу великая польская победа».

В свою очередь польский премьер Матеуш Моравецкий подчеркнул недавно, что «тогда на предполье Варшавы столкнулись две цивилизации – цивилизация европейская, защитниками которой была Польша и ее солдаты, и большевистское разорение, коммунистическая буря...». Такие слова не должны удивлять, они полностью укладываются в давнюю польскую концепцию, гласящую, что Речь Посполитая веками стоит на страже западной цивилизации, защищая ее от «восточной орды».

Однако в суждениях историка и политика Томаша Наленча есть еще одно суждение, которое невозможно оставить без внимания. Он допустил и то, что ситуация в Европе могла развиваться иначе. В случае победы большевиков «человечество никогда не узнало бы, что такое фашизм».

Итальянский дуче «Муссолини остался бы раздражающим агитатором», а «Гитлер едва зарабатывал бы на жизнь рисованием плохо продающихся картин». Это значит, не набрал бы силы и не пришел бы к власти нацизм в Германии, Гитлер не стал бы ее фюрером, не развязал бы бесчеловечную Вторую мировую войну, целью которой в соответствии с планом «Ост» было уничтожение целых народов, в том числе и польского.

За годы гитлеровской оккупации погибло шесть миллионов граждан Речи Посполитой. Nowa Encyklopedia Powszechna, выпущенная в 2004 году Государственным научным издательством в Варшаве, в 3-м томе на странице 26 признала, что гитлеровское руководство намеревалось оставить всего 3–4 миллиона поляков «в качестве невольничьей рабочей силы». Какой предстояло быть той рабсиле? Уже 23 ноября 1939 года нацистские оккупационные власти приняли документ, в котором говорилось, что на польских территориях «университеты и иные высшие учебные заведения, а также средние школы… должны быть полностью закрыты», полякам «можно разрешить только начальные школы, которые должны учить только самым простейшим вещам: умению считать, читать, писать». Следующий документ, принятый 15 мая 1940 года, устанавливал, что поляков достаточно научить считать до 500 и писать свою фамилию. Умение читать становилось не обязательным.

В таком случае неизбежен целый ряд вопросов. Выручило или подставило Европу «Чудо на Висле»? Не наказало ли оно саму Польшу?

Тогда почему с такой помпой стали отмечаться годовщины битвы? Потому что в августе 1920-го удалось побить русских? Тех самых русских, сыновья которых потом избавили поляков от плана «Ост», благодаря которым ныне существует Польша, а пан Томаш Наленч и его коллега Анджей Новак являются профессорами?

Или на Висле продолжает действовать принцип, сформулированный больше ста лет назад главным идеологом польского национализма Романом Дмовским, суть которого в том, что польский патриот больше ненавидит Россию, чем любит Польшу?..

фото: памятник маршалу Пилсудскому в Варшаве

Яков Алексейчик. Минск