Дело политзаключенного Татаринцева

Суд перехитрил сам себя

Андрей Татаринцев, обвиняемый СБУ в терроризме из-за передачи топлива детской больнице на неподконтрольной Украине территории, уже 3 года находится в СИЗО. Тянутся судебные заседания, здоровье больного сахарным диабетом Татаринцева в опасности. 29 августа срок его содержания под стражей заканчивается, но судьи хотят его продлить

27 августа с самого утра мы с адвокатом Владимиром Ляпиным мчимся мимо полуживых сел Запорожской области по трассе, вдоль которой повсеместно торчат руины сооружений предшествующей нам более развитой цивилизации. Колосятся поля, принадлежащие не тем, кто их обрабатывает, и урожай с которых вскоре будет вывезен за рубеж.

Куйбышевский районный суд Запорожской области такой же тихий и провинциальный, как и сам городок Куйбышево, ныне переименованный в Бельмак. Но в этом сонном царстве, где днем на улице не встретишь людей и тянет горьковатым запахом с близлежащей маслобойни, совсем не провинциалы из СБУ и Генпрокуратуры уже 3 года творят зло.

Сам себя перехитрил

Суд находится в одном здании с аптекой, их входы даже можно перепутать, но конвой, который проделал 150 км на автозаке из СИЗО г. Вольнянска, безошибочно вводит политзаключенного Андрея Татаринцева куда нужно. Андрей — высокий и статный мужчина 36 лет, но у него сахарный диабет и спустя 3 года в СИЗО без лечения он выглядит откровенно нехорошо — кожа серая, лицо опухло, под глазами мешки. На ногах появился варикоз.

Какое же преступление совершил Татаринцев, что его нужно годами содержать в изоляторе в таких условиях? Всего лишь в 2014 году передал топливо детской больнице на неподконтрольной Украине территории Луганской области. СБУ и прокуратура считают это терроризмом.

Прокурора Алексея Козакевича в зале нет. Он участвует в заседании из Киева по видеосвязи. Пока заседание не началось, он слушает веселенькую Staying Alive диско-группы Bee Gees, а вместе с ним слушаем и мы, поскольку микрофоны включены. У прокурора все в жизни хорошо.

Вместо коллегии из трех судей в зал почему-то заходит один председательствующий Малеванный.

— Судья Валигурский в отпуске и принять участие в заседании сегодня не может, поэтому по сути мы ничего рассматривать не будем, — сообщает он шокирующую новость. — Но поскольку 29 августа заканчивается срок содержания под стражей, мы должны рассмотреть этот вопрос и согласно переходным положениям УПК я сделаю это самолично.

Заседание было согласовано месяц назад. Перекинувшись чуть позже парой слов с Татаринцевым, я узнал, что у двоих его сокамерников та же самая коллегия, об отпуске было известно давно, и на конец августа им заседания, само собой, не назначили. Татаринцеву же назначили — продление содержания под стражей должно произойти даже если на Землю упадет метеорит.

Но не на тех нарвались. Адвокат Ляпин заявляет отвод суду.

— 21 августа, — говорит он, — врач-эндокринолог провел осмотрел подсудимого в СИЗО и установил ухудшение его здоровья. Вот результат осмотра. Было назначено лечение, которое на сегодняшний день не производится. В действиях санчасти СИЗО есть признаки пыток. Они пишут суду, что Татаринцеву предоставляется диабетический стол №8, но это диета для туберкулезников, а у обвиняемого диабет. Эндокринолог назначил ему стол №9. И так 3 года. Выполнение постановлений суда об обеспечении подсудимого лечением и питанием не контролируется, меры судебного контроля коллегией игнорируются, обязанность гарантировать здоровье и жизнь подсудимого не выполняется. Поэтому я считаю, что данная коллегия не может вынести законный и справедливый приговор.

 

© предоставлено автором

— Вопрос отвода решается коллегиально, а я сегодня один, — спокойно отвечает судья Малеванный, в уверенности, что все схвачено. — Мы не можем сейчас решать ничего, кроме продления срока содержания под стражей.

— Да, конечно, — соглашается защитник. — Только и до рассмотрения отвода вы больше ничего делать не можете. Так говорит УПК.

— Я еще раз говорю, в этом заседании отвод не будет рассмотрен, — занервничал судья, сообразив, что что-то пошло не по плану.

— В таком случае вы не можете сегодня рассматривать продление. Переносить рассмотрение ходатайства об отводе нельзя. Но его должна рассматривать вся коллегия, а вы единолично не можете.

Кто-то перехитрил сам себя. Но где же искать выход из тупика?  

Алло, полиция!

— Давайте выслушаем мнение прокурора.

Не ожидавший такого поворота Козакевич тоже нашелся не сразу.

— Да, действительно вопрос отвода можно рассмотреть только на следующем заседании, когда коллегия будет в полном составе. Поэтому сейчас я прошу перейти к рассмотрению вопроса о продлении.

— Позвольте? — поднимает руку адвокат Ляпин.

— Нет, я вашу позицию услышал.

— Можно поставить вопрос прокурору?

— Нет, нельзя.

— Но я прошу прокурора сослаться на норму УПК, которая предусматривает рассмотрение каких-либо вопросов до того, как решен вопрос об отводе.

— Сделайте замечание защитнику! — требует от судьи Козакевич.

— Да я не боюсь ваших замечаний! Происходит нарушение закона. Я прошу вызвать органы национальной полиции для принятия заявления про преступление председательствующего, 374 и 375 статьи УК Украины. Уважаемый секретарь, прошу вас вызвать полицию.

— Защитник, я делаю вам замечание…

— Не надо мне делать замечание. Вы совершаете преступление. Я прошу вызвать полицию или объявить перерыв, чтобы у меня была возможность сделать это, чтобы полиция зафиксировала данные действия.

Немая пауза.

— Адрес какой здесь? — адвокат пристально смотрит на судью. — Какой адрес?

— Э-э, Центральная, 26.

— Спасибо.

Набирает номер по громкой связи. Слышны гудки и женский голос автоответчика: «Ваш звонок важен для нас».

— Подождем, —  распевно произносит Владимир Ляпин и потягивается, разминаясь перед столом.

Все сидят и ждут, не зная, что делать. Из телефона продолжает звучать музыка и «Вы позвонили в полицию Запорожской области». Вдруг музыка обрывается — дежурный берет трубку.

— Я прошу в город Бельмак… Какая улица? — адвокат снова как ни в чем не бывало глядит на судью.

— Центральная, 26, — снова тихонько отвечает слегка оторопевший судья Малеванный.

— Да, Центральная, 26. Прошу вызвать следственную группу. Спасибо, ждем, — Ляпин кладет трубку. —  Если можно, давайте огласим перерыв до приезда полиции.

— Нет! — приходит в себя судья.

— Тогда я выйду на улицу и там подожду. Без меня же заседания не будет.

— Вы покидаете судебное заседание?

— Я иду встречать следственно-оперативную группу. Поэтому и прошу объявить перерыв.

— Мы не будем объявлять перерыв.

— Тогда я пошел.

© предоставлено автором

© предоставлено автором

© предоставлено автором

© предоставлено автором

Адвокат Ляпин выходит. Снова немая пауза. Судья некоторое время молча барабанит пальцами друг о друга с явной тягой с кем-нибудь переглянуться для получения поддержки. Но не с кем, он сегодня один, а прокурор сидит в телевизоре, и толку от него мало.

— Та-ак, в связи с тем, что у нас адвокат без уважительных причин покинул заседание, а без защитника рассматривать вопрос невозможно, суд оглашает перерыв. Вернемся после обеда.

— Э-э, — подает голос прокурор Козакевич, — у меня после обеда заседания назначены до самого вечера. Давайте заседать в обед.

— Тогда откладываем на обеденный перерыв, — постановляет судья и удаляется.

Заходит адвокат Ляпин.

— Ну что?

 

— Объявили перерыв.

 

— Странно, а мне отказали, когда я просил о том же, — улыбается защитник. 

Плутоватый следователь и «автоматический» прокурор

Примерно полтора часа до продолжения заседания. Появляется группа быстрого реагирования. Принимают заявление о пытках подсудимого и нарушении судьей УПК, но дальше нужен осмотр помещения с изъятием доказательств преступления. Адвокат настойчиво требует приезда следователя. Время идет. Приезжает следователь — говорящий на суржике простой местный парень Руслан. Ему показывают пакет с якобы диетической едой.

— А-а, ну я на улице осмотрю, — хватает он кулёк и собирается уходить.

— Нет уж, нет уж, преступление произошло здесь, поэтому осматривайте в помещении суда.

— Хорошо, — вздыхает устало следователь и начинает перебирать бланки протоколов.

— Вы получили письменное согласие от главы суда?

— Нет.

— Тогда, пожалуйста, получите, чтобы протокол имел юридическое значение и мог быть использован в суде. А то потом его признают недопустимым доказательством.

Замученный следак вынужден встать и пойти к судье. Возвращается, разрешение не дали.

— А какие основания? Давайте с камерой зайдем к главе суда и узнаем. У человека диабет. Вот еда, которую ему дали. Это диетическое питание?

— Да я откуда знаю?

— Во-от. То есть должно быть проведено что?

Следователь потупившись молчит, как троечник на экзамене.

— Экспертиза, — подсказывает ему адвокат Ляпин.

— Ну, возможно.

— Отлично. Я не понимаю, почему судья вам отказал. Вы обращались письменно?

— Письменно?

 

— Да, — звучит как-то очень неуверенно.

 

— Ну тогда покажите мне регистрационный номер, который поставили в канцелярии.

 

— Я не обращался.

 

— Так обратитесь.

Следователь снова вздыхает и уходит. Время начала заседания приближается. Адвокат Ляпин смотрит на часы, а потом интересуется у Татаринцева его самочувствием. Все видно и без слов.

— А не вызвать ли нам скорую? — задает сам себе вопрос адвокат и вызывает.

Заседание вовремя не начинается. Появляется фельдшер, производит необходимые манипуляции.

— Давление 160 на 80, сахар 12,4 — более чем в 2 раза превышает норму.

Дают таблетку от давления, больше ничего у него нет. Возвращается судья.

— Ну что, оказали помощь?

 

— От сахара у нас таблеток нет, — рапортует фельдшер.

— А что делать Татаринцеву? — разводит руками защитник.

— Я могу только предложить больницу.

 

— Забирайте!

— Да пожалуйста!

 

— Давайте узнаем мнение прокурора, — предлагает судья.

Прокурор в телевизоре как будто спит. Когда до него доходит, что к нему обратились, он выпаливает заученное:

— Нет никаких документальных подтверждений, что обвиняемый не может содержаться в СИЗО.

Адвокат прыскает в кулак, судья от стыда закрывает лицо рукой.

— Да при чем здесь СИЗО? — в недоумении говорит Владимир Ляпин.

— Мы про перенос рассмотрения в связи с необходимостью госпитализации, — объясняет «автоматическому» прокурору председательствующий Малеванный.

— Я против, — Козакевич все равно не может выключить «автомат». — Это злоупотребление правами стороной защиты.

Судья, по всей видимости, снова хотел прикрыть лицо рукой, но не стал.

— Ляпин, как вы себя чувствуете? — спросил он.

У адвоката Ляпина улыбка до ушей:

— Прекрасно, ваша честь!

 

— Тьфу, да я вижу, что вы хорошо. Татаринцев?

 

— Плохо.

Скорая увозит Андрея, а заседание откладывается на завтра.

— Ваша честь, я попрошу вас отправить запрос в СИЗО…

— Нет, вы же подали отвод, я вообще ничего не могу делать, — бросает судья Малеванный и покидает зал.

«Если у вас нет мужества»

А сделать можно только одно — срочно вернуть судью Валигурского из отпуска, и он возвращается.

— Существуют обстоятельства, — начинает адвокат Ляпин, —  которые вызывают сомнения в объективности коллегии. Например, вчерашнее заседание. Было выяснено, что Татаринцеву не предоставляется ни лечение, ни диетическое питание. Вот справка из больницы Бельмака, куда его отвезли после заседания. Сегодня я тоже прошу установить, что продукты, которые ему дали с собой, не соответствуют требованиям диетического стола №9.

— Давайте ближе к делу. Продукты и что было вчера, я думаю, не касается отвода.

— Нет, уважаемый суд, именно касается. В больнице установили, что Татаринцев находится в состоянии средней тяжести, нуждается, подчеркнуто, в постоянном приеме препаратов согласно выписке эндокринолога. Так вот, каждый раз в судебном заседании выясняется, что он не получает лечение и питание. Коллегия прикрывается выпиской из СИЗО, что ему все предоставляют. Но это опровергается пояснениями сотрудников скорой помощи, выводами врачей-эндокринологов, которые осматривали Татаринцева как в зале суда, так и в СИЗО. Согласно последнему осмотру 21 августа, состояние здоровья его ухудшилось в связи с ненадлежащим лечением. А вы любым путем стараетесь продлить меру пресечения, чего-то боясь. Коллегия обращает внимание исключительно аргументы стороны обвинения, в том числе те, которые ничем не обоснованы. А фактические обстоятельства, которые устанавливаются в зале суда, коллегия игнорирует полностью. три года обвиняемый содержится под стражей. Три года он не получает лечение…

— Суть вашего недоверия нам понятна.

 

— Позвольте еще? Я же не закончил.

 

— Если вы будете повторять то же самое…

— Нет. У меня много всего есть. Например, начинается сегодня заседание. В зале суда отсутствует один из защитников — адвокат Кравцов. Но председательствующий, нарушая УПК, не выясняет вопрос, а возможно ли продолжать заседание. Вы же обязаны спросить об этом у обвиняемого, но не делаете этого, а при любых обстоятельствах пытаетесь продлить исключительную меру пресечения. Вчера то же самое. Вы нарушаете право на защиту. Это пример вашей предубежденности. Продолжать?

— Ну, если у вас есть еще что-то…

— Да, ваша честь. На прошлом заседании, когда была вся коллегия, я подал ходатайство о признании доказательств очевидно недопустимыми. Суд должен вынести постановление или об удовлетворении ходатайства или об отказе. Я пытался получить данное постановление, но мне его не дали, несмотря на то, что оно вручается немедленно после вынесения. Обвиняемый также его не получил. Нет этого постановления. Зато суд дал время прокурору установить обстоятельства, о которых говорилось в моем ходатайстве. А чем это предусмотрено? Коллегия должна была принять решение — удовлетворить и ли отказать, но не давать поручения прокурору, чтобы вытянуть его из ямы, в которую он попал. А как же принцип состязательности сторон? Все эти факты фиксируются на видео — раньше или позже этому всему будет дана правовая оценка. Я очень прошу, удовлетворите отвод, если у вас нет мужества вынести законное и справедливое решение. 

Спасение прокурора — дело рук… суда

Отвод не принят. Мотивация неизвестна — полный текст решения будет позже. Прокурору же дают завести старую шарманку про продление содержания под стражей. Все как под копирку — может убежать в ЛНР, влиять на свидетелей, испортить вещдоки, поэтому только в СИЗО. Но просто так не получится. Если откровенно нарушается закон, это будет зафиксировано.

— Я прошу прокурора предоставить документы, которыми он обосновывает наличие заявленных рисков, — ставит в дурацкое положение сторону обвинения адвокат.

Пауза. Суд соображает, как спасать прокурора.

— Еще раз говорю, он сослался на доказательства, подтверждающие существование рисков. Я прошу в судебном заседании их рассмотреть, — настаивает Владимир Ляпин.

Ради приличия прокурору надо что-то отвечать.

— Все доказательства есть в материалах дела, они будут рассматриваться позже, — несет какую-то ерунду Козакевич в стиле почтальона Печкина и его «вот посылка, только я вам ее не отдам».

— Я не совсем понял ответ. Есть доказательства или их нет?

— Мы исследуем мнение участников по поводу целесообразности продления меры пресечения, — снова судья вписывается за прокурора, поскольку тот не в состоянии вытащить себя сам.

— Прокурор сказал, что есть доказательства, которые обосновывают существование рисков, — стоит на своем защитник. —  Я прошу исследовать эти доказательства. Есть они или нет? Один простой вопрос.

— Ну да, мы в дальнейшем их рассмотрим, — снова Козакевич говорит что-то странное; вроде как есть, а вроде как и нет.

— Мы должны их рассмотреть сейчас. Если их нет, то давайте это установим, и я начну свою защитную речь.

— Пожалуйста, прокурор, какие именно доказательства у вас есть? — вздыхая от безысходности бросает судья.

Долгая пауза.

— Э-э, стороной обвинения предоставлены 4 тома. Они подтверждают риски. Мало того, часть документов в томе №1 судом уже исследована.

 

— Я правильно понимаю, что на данный момент доказательства отсутствуют, но в дальнейшем прокурор их предоставит? Такой ответ? — адвокат буквально клещами выдирает из прокурора и судей нечто внятное.

— Ну я так понял, что все эти доказательства в 4 томах… — судья Малеванный пытается придать прокурорской нелепости хоть долю логичности.

— Тогда я прошу исследовать сейчас каждое доказательство с обоснованием, какие риски оно подтверждает. Мне не совсем понятно, как выписка из ЕРДР или постановление о создании группы прокуроров, которые мы действительно уже исследовали, могут подтверждать риски. Других документов мы еще не видели.

 

— Что вы от меня хотите? — судья теряет самообладание. — Прокурор высказал свое мнение. Он сказал, где находятся доказательства, и они будут исследованы в дальнейшем. Если вы считаете, что он что-то не доказал или не предоставил, пожалуйста, вы можете об этом заявить.

— Ваша честь, при рассмотрении ходатайства стороны должны доказывать свою позицию. Прокурор сослался на доказательства, которые есть в распоряжении суда. Я прошу их исследовать.

— Прокурор не сослался, он просто сказал, что они есть в материалах дела.

 

— Вот я и прошу их исследовать.

 

— Что именно?

 

— Давайте узнаем у прокурора. Я же не прокурор.

 

— Но прокурор не просит ничего исследовать.

 

— Я прошу.

 

— Что именно?

— Все, что подтверждает риски. Ну как вы можете принимать решение, не видя доказательств? Прокурор говорит общие фразы, а вы продлеваете содержание под стражей.

 

— Мы решаем вопрос целесообразности продления…

— На основании чего? Раньше при продлении вы ссылались на ч. 5 ст. 176 (безальтернативность содержания в СИЗО для обвиняемых в госпреступлениях. — Ред.), которую признали неконституционной. Потом на обвинительный акт как на доказательство рисков. Я объяснил, что так нельзя, поскольку обвинительный акт — это еще не доказанные факты, и вы перестали так делать. На что вы будете сейчас ссылаться? Ну напишите, что риски побега и оказания давления на свидетелей подтверждаются, как говорит прокурор, выпиской из ЕРДР. Тогда мы в апелляции будем на это ссылаться. А так мы лишены даже возможности написать нормальную апелляцию. Я прошу вас указать, каким именно документом подтверждается существование рисков. Не речью же прокурора.

 

— Ну прокурор считает, что этого достаточно, — заговорил молчавший до того судья Ходько.

— Тогда я прошу зафиксировать, что на данный момент доказательств у прокурора нет.

 

— Ну он уже высказался. Суд исследует его речь и даст оценку.

 

— То есть документов нет.

 

— Что есть, то и есть, — подвел итог судья Ходько, что бы ни значили эти загадочные слова.

— Тогда я начну речь защиты, — двигается дальше адвокат. —  Сейчас 12 часов дня. К этому времени, согласно назначению врача, Татаринцев должен уже был три раза поесть и принять лекарства за 15 минут до еды и через 15 минут после. Это не делается. Часа через четыре он вернётся в изолятор, еды к тому времени уже не будет. Таким образом он почти 24 часа будет голодать и не принимать лекарства. О каком праве на жизнь и здоровье мы говорим? Когда прокурор в качестве риска указывает, что Татаринцев родился в г. Краснодон, которые сейчас находится на неподконтрольной территории, это вообще ни в какие ворота не лезет. Донбасс по Конституции Украины —  это территория Украины или прокурору об этом не известно? Заявлять в качестве риска наличие у обвиняемого родственников на территории Украины — это нечто.

 

В сентябре будет 6 лет, как по "закону Савченко" Татаринцев пребывает в СИЗО. Это разумные сроки? Поймите, тот факт, что Татаринцев принимает участие в судебных заседаниях без надлежащего лечения, ставит под сомнение любой приговор. Учитывая объем дела, приговор будет оглашен через 2-3 года, все эти годы мы постоянно будем устанавливать, что обвиняемого не лечат. Какова перспектива апелляции? Приговор однозначно отменят и направят дело на новое рассмотрение. Это еще 3 года. Максимальный срок, который ему могут дать, меньше. Давайте назначим домашний арест или залог. Иного пути для лечения нет.

После возвращения коллегии из совещательной комнаты — снова отказ. Только резолютивная часть, поэтому мотивация суда неизвестна.

— Позорище, — только и произнес Татаринцев, пока на него надевали наручники.

Павел Волков