Детектив из запасников Эрмитажа в экспозиции музея Ханенко

Вкусное слово «провенанс» означает происхождение артефакта и его путь от владельца к владельцу. Иногда за сущей безделицей кроется увлекательнейшая история. А за коллекцией, ныне специально выставленной в киевском музее Ханенко, кроется целый детектив

Речь идет о «даре Василия Щавинского». Этот государственный муж, достойно служивший и снискавший не только признание, но и деньги, потратил свои усилия на собрание графики и живописи Старых мастеров. Окончив Политехнический институт в Цюрихе, он работал в Санкт-Петербурге на мыловаренном заводе, которым руководил с 1915 года. Но уже с 1906 года он начал собирать картины голландских мастеров, которых накопил около 150 штук (не считая графики, фарфора и фаянса). В коллекцию попали работы Питера Артсена, Генрика ван Балена, Николаса Питерса Берхема, Яна ван Кесселя и других мастеров фламандской живописи, как минимум, XVII века.

При этом, будучи химиком-технологом, собиратель интересовался вопросами техники и технологии создания произведений. Результаты своих изысканий публиковал в журнале «Старые годы», слыл знатоком изобразительного искусства Нидерландов и техники древнерусской живописи (в 1935 году посмертно были изданы его «Очерки по истории техники живописи и технологии красок в Древней Руси»). К собирательству его пристрастил дядя Михаил Фабрициус, сам владевший примерно 70 картинами голландцев и около 230 — русских мастеров (Владимира Боровиковского, Павла Федотова, Петра Верещагина и прочих). Кроме этого, он владел участком №16 по улице Институтской в Киеве (на котором сейчас расположена гостиница «Украина» — бывшая «Москва»). А еще состоял действительным членом Киевского клуба русских националистов. И, скорее всего, на этой почве тесно общался с Иваном Алексеевичем Сикорским, профессором психиатрии и отцом знаменитого Мистера Геликоптера. Но это лирическое отступление не должно затмевать основную сюжетную линию арт-детектива.

Итак, еще при жизни господин Щавинский написал завещание (тестамент) с просьбой передать свое собрание наиболее значительной музейной институции на Украине. На тот момент это был, без сомнения, I Государственный музей (сейчас Национальный художественный музей Украины на ул. Грушевского), о чем ясно и недвусмысленно упомянуто в переписке 1925-1927 годов. Однозначную трактовку адресата дает местоположение: улица Александровская. Да и руководители музея — Николай Биляшевский и Данила Щербаковский — люди известные, перепутать невозможно. Тем более, они присутствовали при составлении завещания. Явно полагая себя в качестве представителей восприемника ценности.

© предоставлено автором

Эти документы лежат в витринах экспозиции на улице Терещенковской, можно удостовериться в этом воочию. Академик Владимир Перетц, излагая перипетии в судьбе коллекции, упоминает вдову Василия Александровича, которая передала после его смерти часть культурного наследия ВУАН (Всеукраинской академии наук), где кафедру новой истории Украины, историческую секцию с многочисленными комиссиями, а также археографическую комиссию тогда возглавлял вернувшийся из эмиграции Михаил Грушевский. Нарушена ли была при этом воля усопшего — не тут судить.

По крайней мере, в личном обращении самого коллекционера к Всеукраинской академии наук за год до трагической смерти было сказано: «Не имея никакого способа скрывать мои рисунки или перевезти их в Киевский музей, я передал 122 из них по описанию в Эрмитаж на временное хранение. Московским декретом от 8 марта 1923 г. было оповещено, что все художественные вещи, которые скрываются в государственных музеях, признаются как государственная собственность и владельцам не возвращаются. Не имея в виду перечить этому постановлению, я, однако, думаю, что я все же имею права заботиться, чтобы моя коллекция, не очень полезная Эрмитажу, но имеющая большое значение для украинского музея, была передана согласно своему назначению. Суждено мне значительную часть моего возраста находиться вне украинских границ, но я никогда не покидал мысли сослужить когда-нибудь хоть малую службу стране, которую я и мой род всегда считали родной».

Около ста лет назад, как известно, наступили весьма неразборчивые к человеческой жизни времена. Первая мировая война девальвировала ее ценность, начались грабежи и разбои. Не закончились они и спустя годы. 27 декабря 1924 года Василий Александрович погиб в Санкт-Петербурге от рук уличных бандитов. «Мы уже никогда не узнаем наверняка, случайным ли было это дерзкое убийство», — пишут в пресс-релизе выставки сотрудники Музея Ханенко. Тем самым намекая на вероятный заказной характер злодеяния. Они, хоть и ученые, но из сферы искусств, поэтому им позволен творческий вымысел. Для ответственного исследователя привычнее пользоваться только фактами.

А факты таковы: то, что было передано на хранение в государственный Эрмитаж, сохранилось. И, в результате переписки Сергея Гилярова, таки было передано в Киев. Туда, где хранилась «семейная» часть, ранее переданная вдовой К.А. Бурикиной-Щавинской. В результате обе части соединились в одном музее — не I Государственном, но тоже весьма авторитетном. Этот музей в особняке и на основе коллекции семьи Ханенко на нынешней улице Терещенковской был создан декретом в 1919 году. В прошлом году, кстати, музей праздновал свое 100-летие, не сильно выпячивая заслуги советсткой власти, с самого начала озаботившейся сохранением культурного наследия и повышением статуса частного собрания до уровня государственной институции. Вероятно, судьба жены Богдана Ивановича ХаненкоВарвары Николаевны наложила отпечаток на восприятие музейщиками тех событий. Потому что вдова сначала имела довольно скромный статус во вновь созданном музее, а позже и вовсе, как говорят, была выселена в мансарду, из которой спускалась по ночам со свечой и собакой походить по залам и повспоминать былое время счастливой семейной жизни… Надо надеяться, не жалея, что выполнила волю своего мужа — передать семейное собрание в дар городу Киеву, где оно в результате и обретается.

© предоставлено автором

В целом, для музея Ханенко дальнейшие события оказались благоприятны, несмотря на утерю части коллекции в связи с войнами и революциями: во время немецкой оккупации Киева, например, было вывезено около 360 картин, 9 ценных скульптур и 20 690 гравюр. Тем не менее, к примерно одной тысяче экспонатов, собранных четой Ханенко, советская власть добавила еще около 25 000 (!) артефактов западного и восточного искусства. Так что можно понять сотрудников, праздновавших 100-летие своей институции в прошлом году, спустя век после соответствующего декрета новой, рабоче-крестьянской власти. Кстати, в январе 2011-го президент Украины Виктор Янукович своим указом постановил присвоить музею статус национального и в дальнейшем именовать его «Национальный музей искусств имени Богдана и Варвары Ханенко».

Итак, спустя многие годы обе части собрания Щавинского — и графика, и живопись — сейчас выставлены вместе. Этот проект, как пишут сами музейщики, «является результатом многолетней работы ученых по исследованию истории и атрибуции произведений живописи, графики и библиотечного фонда, а также реставраторов — по восстановлению шедевров этого собрания — сверхважной составляющей нашего культурного наследия».

Куратором выставки является Елена Живкова, признанный авторитет в возвращении предметов искусства в исторический оборот. Вот только можно ли считать голландские картины, собранные директором мыловаренного завода в Санкт-Петербурге в период Российской империи культурным наследием украинского народа, а не просто даром — это вопрос риторический. И искать на него ответ означает только время терять. Лучше уделить его просмотру раритетов согласно расписанию работы музея.

Али Серенадин