Новости

Его звали Юрий

Об убитом в собственной квартире жителе Донецка

В четверг, 15 апреля, был убит ещё один донбассовец, один из нас. Убит не просто на своей земле, а в собственной квартире. Тело нашли у балконной двери. Осколок попал в человека, маленький осколок в большого человека, но этого достаточно, мужчина скончался на месте

Это окраина многострадального города Донецка. Улица Новороссийская. Смерть знает толк в ономастике. Я не раз это подмечала уже. Улица носит имя страны, которая так и не случилась с нами.

Мужчина готовил ужин, услышал звуки обстрела и по старой донецкой привычке подошёл к окну, хотя все мы друг другу тысячи раз говорили не подходить к окну при обстреле.

Моя мама часто подходит к окну, когда начинается обстрел, выглядывает, что-то высматривает, комментирует, матерится даже, хотя тысячу раз обещала мне, что больше не будет ни выглядывать, ни материться. А вот собака мамы, напротив, не выказывает никакого любопытства в такие моменты, забивается под кровать и вылезает оттуда только поле того, как становится тихо.

 

Ужас в том, что смерть для донбассовцев стала явлением рутинным, обыденным, ежедневным. Больше не шокирует, не вгоняет в дрожь. За эти семь лет мы её тысячу раз видели, тысячу раз плакали, тысячу раз переживали. Сколько раз за эти семь лет мы представляли себя на месте наших убитых? Сколько раз думали о том, какой будет наша смерть?

В 2014 году я вдруг впервые поняла, что мой дом больше не моя крепость. Наверное, так бывает, когда случаются землетрясения или иные природные катаклизмы. Когда человек вынужден сражаться с чем-то большим, чем ежедневность, с самой огромной природой. Или с огромными машинами из металла, приехавшими убивать этого маленького человека.

Когда ты понимаешь, что в любой момент к тебе в окно может прилететь снаряд. Или не в окно, а упасть во дворе, и тогда совершенно точно вылетят все стёкла, и будет много осколков, и какой-то из них может оказаться твоим. Так же, как это произошло с мужчиной с улицы Новороссийской.

Его звали Юрий Анохин. Он был 1962 года рождения. Он родился через год после подвига Гагарина. Возможно, его даже назвали в честь Гагарина. В эти радостные дни после 12 апреля, когда весь мир только и говорит о том, как шесть десятков лет назад улыбчивый русский парень сделал первый шаг в освоении космоса, его тёзку, тоже Юрия, убило на собственной кухне.

И снова, конечно, напишут украинские СМИ, что это мы сами. Никто не приедет, никто не будет расследовать, а ведь есть конкретный человек, солдат, который произвёл выстрел, ставший смертельным. И этот человек сейчас спокойно живёт и, возможно, читая наши сводки, думает: «Какой же я молодец». И есть конкретный офицер, который отдал приказ стрелять. И есть даже журнал, в котором записан этот выстрел, тип снаряда и точка, по которой вёлся огонь. И этот офицер наверняка тоже думает: «Какой же я молодец».

Девяносто процентов всех людских потерь, которые несёт Донбасс, приходятся на мирных жителей. Наши города, посёлки, сёла находятся очень близко к линии фронта. С украинской стороны ситуация иная.

Какую цель преследуют офицер и солдат, стреляя по мирным кварталам? Ослабить моральный дух. Армия, как известно, сильна своим тылом. Украинским солдатам что мирные люди, что военные.

Раньше я недоумевала, кричала: «Зачем вы убиваете мирных жителей, сражайтесь армиями!» А потом поняла, откуда эта жуткая трусливая подлость. Им абсолютно всё равно, кого убивать: мирного или военного, ребёнка или взрослого. Мы все для них враги — сепары. Убил одного человека, пять человек задумались, трое из них уехали, увезли детей. Их цель, чтоб земли Донбасса стали всё более и более пустынными. Нейтронная бомба по-украински.

Шахты пригодятся, дороги пригодятся, здания пригодятся, а вот людишки, которые проголосовали за свободу, не нужны. Военные они или не военные, они не нужны. Мирный житель завтра ополченец, а ополченец завтра мирный житель. И войну эту украинцы мечтают вести не до последнего человека в камуфляже с нашей стороны, а до последнего мирного жителя, до последней женщины, до последнего ребёнка.

***

А в Донецке снова гудит земля,
словно в худшие времена,
только мама считает, что худшее впереди.
Дом — четыре стены, но одна стена
говорит: «Беги!»
Моя мама устала бояться
и устала вот так стоять,
словно вкопанная в беду.
Если вспять пространство
и время вспять,
то не смей подходить к окну.
Это зарево сызнова — не заря,
это зарево — зуб за зуб.
Моя мама, ни слова не говоря,
унимает дрожь, усмиряет зуд.
Ей давно не страшно, она кремень,
серый памятник площадной.
Мама точно знает, она — мишень.
Или кто-то из нас c тобой…

Анна Ревякина