Эрмитаж иными глазами: О переоценке ценностей

Украинские власти ввели санкции против Эрмитажа, Музея имени Пушкина, многих других российских учреждений культуры и науки. И пока при слове «культура» у киевского режима, словно у Геббельса, «рука тянется к пистолету», у нас есть время поразмыслить о некоторых феноменах общественного восприятия искусства.

Десятилетиями любители живописи шли на третий этаж Эрмитажа (или в Музей им. Пушкина в Москве), чтобы жадно прильнуть к творчеству импрессионистов-постимпрессионистов или же каких-нибудь кубистов-экспрессионистов.

Мы бредили Западом и утомительно комплексовали по поводу собственного Отечества. Мы знали Париж лучше парижан и стилизовали английский юмор тоньше самих англичан. Те, кто эмигрировал из страны, первым делом слал на бывшую родину письмо с цветным фото: обязательно в джинсах и на фоне якобы своей иномарки. Так нарядный и по-кодаковски контрастный эмигрант отряхивал прах советского мира со своей модной обуви, и мы зачарованно смотрели ему вслед.

Нашими кумирами были Ван Гог, Ремарк, «Пинк Флойд» и ещё пару сотен имён и названий. Кто помнит — тот знает, кто не знает — тому и рассказывать незачем. И вдруг всё закончилось — внезапно, как обрушение спортивно-концертного комплекса «Петербургский».

Ещё до эпидемии, будучи в Питере, зашел в Главный штаб — новый корпус Эрмитажа, куда переехала коллекция французской живописи XIX-XX веков. И я впервые в жизни не захотел проведать картины импрессионистов. Зато этажом ниже с огромным удовольствием осмотрел «Музей Русской гвардии» и коллекцию искусства эпохи Александра Благословенного. Потом экспозицию, посвящённую царскому Министерству иностранных дел: живописные полотна, уникальные документы, роскошные посольские подарки. Там же — кабинет императорского Министерства финансов с изумительной нумизматической коллекцией, включая редчайший «константиновский рубль», отчеканенный в краткий период междуцарствия в 1825 году. Это была моя страна и интересная мне история. 

Подниматься к французам упорно не хотелось, но буквально заставил себя, рассуждая, будто Ипполит Матвеевич в ресторане: мол, по ходу дела раздухарюсь. Однако чувство глубочайшего разочарования лишь усилилось. Женщины Ренуара оставались так же обворожительны, Жорж Руо и Тулуз-Лотрек саркастичны, Сёра загадочен, Гоген экзотичен. Но почему-то это стало полностью чужим — как весь Запад в целом. Бережно хранимые памятью фото с джинсами и иномарками отправились в утиль.

Не будем доходить до абсурда: на мне джинсы, я езжу на иномарке, постимпрессионисты великолепны. Но после 2014 года, когда «просвещенный Запад» поддержал в Киеве откровенных подонков и убийц, благословил кровавый государственный переворот, а потом ещё шесть лет покрывал пытки политзаключённых, убийства детей и марши неонацистов, он перестал восприниматься как система цивилизационных ценностей, разнообразнейших либерте, эгалите, фратерните. А это порождает переоценку истинного значения многих других вещей.

«Художник» Павленский поджигает двери в Москве и становится всемирно известным акционистом, а затем поджигает двери в Париже и попадает в тюрьму; о «режиссёре» Сенцове воет весь мир, но мало кто слышал об узнике СБУ скульпторе Дмитрии Кореновском; подконтрольным Западу украинским властям уничтожать память о победителях нацизма можно, а разгонять марши неонацистов — нет. Нас обманули, и вместо улыбок ренуаровских девушек мы внезапно узрели оскал реальной жизни. 

Примеров «двойных стандартов» тысячи, но сейчас речь даже не о них — мы сами были рады обманываться, а некоторые остаются под воздействием чар до сих пор. Лет этак пять назад с одним вовлечённым в украинские события человеком я оказался в модной московской галерее: дамы с ручными собачками, разговоры про концептуальное искусство, украинскую «европейскую демократию». Человек вызверился. «Вы что, не понимаете, что там война!?» — кричал этот обычно спокойный и немолодой мужчина. Но присутствующие не понимали: душою они оставались и остаются на Западе.

Разумеется, великие французские художники не виноваты и при своей жизни многие из них сами пострадали от подлых нравов окружавшего их общества. Просто в реалиях сегодняшнего дня нам ближе становятся гвардейцы Российской империи, нежели мушкетёры французского короля, а поселянки в красных платках милее авиньонских девиц. Чужие обманули и предали: уговаривая «прощай, оружие», устроили на наших просторах резню, болтая о «прогрессе» — прописали нам конец истории.

Ошибка советской интеллигенции состояла в подростковой доверчивости по отношению к якобы «прогрессивному и культурному» Западу. Доверившихся предали, причём предали не раз и не два. Эпоха доверия закончилась — пришло время взрослеть.

Константин Кеворкян