The Globe and Mail: Сирия - это сложная головоломка и для России и для Запада

Почему Сирия важна для Владимира Путина, рассуждает издание The Globe and Mail.

Среди бесчисленных комментариев американских военных ударов по режиму сирийского диктатора Башара Асада экспертам в области внешней политике следует обратить особое внимание на реакцию России. Проще говоря, Сирия имеет большее значение для Кремля, чем для кого-либо другого, кроме самих сирийцев.

"Россия не может позволить себе ничего, что снижает ее статус в Сирии, - говорит Майкл Белл, бывший посол Канады в Иордании и Израиле и адъюнкт-профессор политологии в Университете Виндзора.

Как утверждает Эллиот Теппер, почетный профессор Школы международных отношений имени Нормана Патерсона при Карлтонском университете,

"русские хотят принимать решения, и, с их точки зрения, они будут принимать решения… Теперь мы столкнулись с вероятностью - я подчеркивают, вероятностью - того, что Россия может пойти на эскалацию конфликта".

Почему Сирия имеет такое большое значение для президента России Владимира Путина?

Политика любой страны всегда так или иначе направлена на ее народ, и популярность Путина внутри России является одной из целей той политической доктрины, которой отчасти воспользовался Трамп: снова сделаем Россию великой. Экономика России сильно пострадала в результате падения мировых цен на нефть. Сейчас в России снова набирают мощь протестные движения. Демонстрация военной мощи России может в определенной мере успокоить недовольное население, в чем Путин убедился в ходе своих кампаний на Украине и в других странах.

"Очевидно, что та роль активиста, которую Путин играет на Ближнем Востоке, приносит ему пользу на внутриполитической арене", - считает Белл.

Также ни для кого не секрет, что Путин и его разведывательные службы ищут возможности для того, чтобы ограничить влияние США и ослабить НАТО. По вполне понятным причинам Путин считает Сирию подходящим местом для проверки степени решимости Запада, потому что в последний раз, когда такое случилось, Запад не оправдал надежд.

Ближний Восток - это очень сложный регион мира, а Сирия является самой сложной страной этого региона: там проживает множество различных племен и религиозных групп. Вакуум власти, образовавшийся во многом из-за нежелания США вмешиваться в сирийский конфликт в 2013 г. при президенте Бараке Обаме, быстро заполнила Россия. Сейчас Россия является главной движущей силой в регионе. Однако ее влияние не вечно.

География Сирии также имеет большое значение. Военная база в портовом городе Тартус, созданная в период холодной войны, обеспечивает Россию выходом в Средиземное море, что крайне важно как с торговой, так и с военной точки зрения. Ранее в этом году Асад заключил договор, согласно которому база российского флота в Тартусе будет расширена и модернизирована, чтобы там можно было разместить крупные корабли, включая авианосцы. Недалеко от города Латакия у России есть военно-воздушная база, которую в 2015 г. выстроили практически с нуля и на которой сейчас находится около тысячи российских военных.

Трубопроводы тоже являются важным фактором в Сирии. Крупнейшее месторождение природного газа находится под Персидским заливом, и его между собой делят Иран и Катар, который установил тесные связи с Евросоюзом. Катар, Саудовская Аравия и Турция хотят построить трубопровод, однако он обязательно должен проходить через Сирию. Асад и его иранские и российские союзники предлагают свой вариант маршрута трубопровода.

Учитывая то, что за шесть лет гражданской войны от экономики Сирии уже ничего не осталось, добыча энергоресурсов кажется весьма привлекательным вариантом тем, кто хочет восстановить страну. Две недели назад Россия и Иран провели переговоры на высоком уровне по вопросу об укреплении связей в области энергетики. Как отметил эксперт по Ближнему Востоку Милад Джокар в своей недавно опубликованной статье, "потребности Европы в газе очень высоки, и четверть этого газа поступает из России". Нет необходимости говорить о том, что российский газовый гигант "Газпром" тесно связан с Путиным. В политическом и экономическом смысле Россия заинтересована в том, чтобы поддерживать статус-кво, то есть режим ее союзника Асада, который принадлежит к секте алавитов и который удержался во власти в основном благодаря поддержке христианского и друзского меньшинств.

По мнению Белла, ключевым вопросом для России сейчас является определение тех обстоятельств, при которых США могут быть готовы снова вмешаться. Очевидная непредсказуемость администрации Трампа усложняет это уравнение. Было ли это разовой акцией? Означает ли оно изменение в политики или просто в отношении? В любом случае, Сирия - это сложная головоломка, которую трудно рассмотреть сквозь призму западных установок.

"Она как плотная сеть, которую вы не можете распутать, - сказал Белл. - И запутанность этой сети становится все очевиднее".

ЦИТАТЫ:

Of the myriad responses to American military strikes against the regime of Syrian strongman Bashar al-Assad, one is subject to particular scrutiny by foreign policy watchers: Russia’s. Put simply, Syria matters more to the Kremlin than anyone other than Syrians themselves.

“Russia can’t afford anything that diminishes their status in Syria and in the region,” said Michael Bell, Canada’s former ambassador to Jordan and Israel and an adjunct professor of political science at the University of Windsor.

As Elliot Tepper, professor emeritus at Carleton University’s Norman Paterson School for International Affairs, put it, “the Russians want to be the deciders, and in their mind they’re going to be the deciders … we’re now faced with the possibility, and I must emphasize possibility, of Russia escalating the conflict.” So why is Syria so important to Russian President Vladimir Putin?

All politics is local, and Mr. Putin’s popularity at home is a function of a political doctrine from which Mr. Trump later took a page: Make Russia great again. The Russian economy has been ravaged by falling oil prices. Protest movements appear to once again be gaining steam.

Projecting Russian military power can be a balm to a restive populace, as Mr. Putin doubtless understands from past adventures in Ukraine and elsewhere. “It’s fairly clear an activist role by Putin in the Middle East plays well at home,” Mr. Bell said.

It’s also no secret Mr. Putin and his intelligence services are seeking opportunities to curb American influence and to undermine the North Atlantic Treaty Organization. It’s understandable that Mr. Putin would see Syria as a good place to test Western resolve, because the last time it happened, the West was found wanting.

This is a complicated part of the world, and Syria is perhaps its most complex nation: a patchwork of competing tribal and religious groups that number in the hundreds. Another leadership void, created in part by U.S. reluctance to engage in a shooting war in 2013 under president Barack Obama, was quickly exploited by Russia. It is now a dominant regional power broker. That’s not an uncontested position.

Syria’s geography matters. The naval installation in the port city of Tartus, first established in the Cold War, provides Russia’s only access to the Mediterranean, crucial for both commercial and military purposes.

Earlier this year, Mr. al-Assad struck a deal to confer territorial sovereignty of the base to the Kremlin, which has plans to expand capacity to host large warships, including aircraft carriers. There is also a Russian air-force base near the northwestern city of Latakia; it was built essentially from scratch in 2015 and is home to more than 1,000 personnel.

Pipeline politics are a factor in Syria. The largest natural gas field in the world lies under the Persian Gulf and is shared by Iran and Qatar, the latter of which has forged close ties with the European Union. Qatar, Saudi Arabia and Turkey would like to build a link, but it necessarily passes through Syria.

Mr. al-Assad and his Iranian and Russian allies have a competing proposal for a pipeline route. Given that Syria’s economy has all but collapsed amid six years of brutal military repression, the resource business takes on a special lustre for anyone who would wish to rebuild the country.

Two weeks ago, Russia and Iran held high-level talks about deepening their energy ties. As Middle East expert Milad Jokar pointed out in a recent article, “Europe has significant gas energy needs and a quarter of it comes from Russia.” Needless to say, Gazprom, the Russian resources giant, is closely linked to Mr. Putin.

Russia’s political and economic incentives are to support the status quo, which for now means their ally, Mr. al-Assad, who is from the minority Alawite sect and has held onto power thanks partly to Christian and Druze minorities.

In Mr. Bell’s mind, the key question for Russia now is identifying the other circumstances where the U.S. might be ready to intervene. The Trump administration’s apparent unpredictability complicates the equation. Was this a one-off? Does it represent a change in policy or just in attitude? In any case, Syria is an intricate puzzle, one that is hard to view through the prism of Western sensibilities.

“It’s a like a dense web that you can’t read,” Mr. Bell said. “And that web keeps growing.”