Халява, как двигатель истории

В 1095 году папа Урбан II крепко и с тоскливой грустью задумался: "Что делать?"

И таки было отчего иметь унылое выражение лица. Папский престол трещал и шатался, а ООО «Римская католическая церковь»™ все глубже скатывалось в разрушительный срач с мирской властью, с престолом Священной Римской империи.

Папы и короли уже давно спорили, с аргументами в виде рыцарей, наемников, активистов и ненормативной лексики: кто должен иметь монопольное право на формирование вертикали власти – то есть, назначать епископов и аббатов. И спор это был далек от политкорректности.

Например, предшественник Урбана II папа Григорий VII успел раза три отлучить от церкви и предать анафеме германского короля, императора Священной Римской империи Генриха IV. Представитель Салической династии европейских монархов в долгу не остался. Попутно борясь с антикоролями, Генрих IV тоже пару раз объявлял папу нелегитимным и даже посадил в Риме (предварительно разграбленном) антипапу Климента III. В марте 1095 года, вторая жена Генриха IV – Евпраксия Всеволодовна (дочь Всеволода Ярославича, католическое имя - Адельгейда) устроила такой лютый скандал, обвиняя супруга в сексуальной распущенности и сатанизме, что уже сам Урбан вновь предал Генриха анафеме.

И все эти достойные люди успешно боролись с коррупцией – за свободу рынка и предпринимательства: распродавали церковные должности, таинства и реликвии. От одной мысли, что благодать Святого Духа становится заурядным товаром, Урбану II хотелось постричься в тибетские монахи и бросить все к такой-то матери.

Но это были еще цветочки. Дело в том, что «центр мира», коим тогда являлась Европа в представлении европейцев, представлял собой скорее филиал ада, чем сияющее чистотой воплощение задумки Творца.

Вечно голодный, нищий и дремучий народ боролся с высокой смертностью повышенной сексуальной активностью. Но был нюанс. В те времена существовала практика наследования всего имущества исключительно старшим сыном – чтобы не дробить хозяйство, земли и не нарушать отчетности. Посему, по Европе шныряли целые толпы добрых молодцев – активистов без наследства, готовых за сходный кошт наняться на службу к любому феодалу.

Феодалы же, обзаведясь карманной армией, устанавливали свои порядки на районе – беззастенчиво останавливали купцов и торговые караваны за нарушение ПДД и контрабанду. И драли в три шкуры – за осмотр местных красот, проезд по платным дорогам, бродам и мостам. Некоторые до того были талантливыми менеджерами, что становились могущественнее местного короля. Например, у короля Франции Филиппа I (сын нашей Анны Ярославны и Генриха I) таких феодалов, типа находящихся в вассальном подчинении, водилось аж четыре.

Урбан II прекрасно понимал, что рано или поздно весь этот кипящий котел, где крышкой как раз и была католическая церковь, должен знатно грохнуть. Посему, требовалось выпустить пар в нужном и правильном направлении – то есть, увлечь народные массы какой-то общей, хорошо вставляющей идеей…

В марте 1095 года, на Соборе в Пьяченце, Урбан II принял посла византийского императора Алексея I Комнина. Несмотря на Разделение церквей 1054 года, византийский император просил братьев во Христе западного обряда помочь в борьбе с мусульманами.

И вот тут Урбана II и торкнуло, осенило – видимо после криков и воплей Евпраксии, где она как раз и обличала своего блудного Генриха.

Готовился Урбан II долго и основательно. Аж до ноября 1095 года.

Собрав 18 ноября 1095 года Клермонский собор, по ходу отлучив от церкви французского короля Филиппа I – за аморальное поведение и беспорядочные супружеские связи, Урбан II толкнул проникновенную речь. Настолько эпохальную, что она дошла до наших дней аж в четырех вариантах.

Но все версии сходятся в одном: коварные мусульмане захватили святые земли, надругаются над Гробом Господним, притесняют христиан и творят разные нехорошие бесчинства (папа очень долго, толково и смачно рассказывал о вспоротых животах и, особенно подробно - о поруганных девах), теперь долг каждого – положить этому беспределу конец.

На тот факт, что Иерусалим уже четыреста с гаком лет принадлежал мусульманам (с 638 года) и вполне был открыт для паломников разных религий, решили не обращать внимания.

Собор закончился заранее отрепетированными криками активистов: «Dieu le veut!» («Так хочет Бог!») и торжественными хоровыми песнопениями. Появились и первые (заранее назначенные) адепты нового движения – такие себе лидеры общественного мнения, которые бросились пришивать на одежду крест.

Сам Урбан II пожертвовал для сего дела свою сутану!

И все завертелось. По Европе гонцы и посольства понесли письма Урбана II к европейским государям, по дорогам побрели паломники, которым являлся сам Бог – с инструкциями о методологии крестового похода, а на папертях церквей и соборов происходило настоящее чудо маркетинга.

Церковь продавала народу Царствие Небесное. С невиданными скидками.

Народ тогда был поголовно богобоязненным и поголовно безграмотным. Поэтому картинки в церковных книгах, наглядные фрески и барельефы на соборах и церквях вполне доходчиво поясняли каждому - что его ждет в случае греховной жизни и попадания в ад. Но и попасть в рай было не совсем просто. Тут надо было не только вести жизнь примерного христианина и во всех делах следовать Писанию, которое само по себе полно взаимоисключающих параграфов. Следовало еще и угадать в мирской жизни: к какой партии примкнуть… в смысле – какому сюзерену служить, чтобы потом не оказалось, что его (этого сюзерена) отлучили от церкви и предали анафеме. Вместе с вассалами, мамками, няньками и толпой активистов – рыцарей.

Скачешь всю жизнь, понимаешь, протираешь штаны до дыр, живешь в седле, машешь мечем во славу своего феодала, раны и увечья зарабатываешь, пост соблюдаешь, проповеди слушаешь… А тут – бац! И твой феодал уже – прислужник Сатаны! Печально.

Вот взять любого - того же Филиппа I! Сперва он заточает свою жену Берту в замок Монтрёй-сюр-Мер. А потом крадет у одного из своих вассалов Фулька Анжуйского евойную красавицу жену — Бертраду де Монфор. И не просто жену. А пятую по счету, при двух живых прежних – второй и четвертой. И, вроде как, похищение невесты происходит с её же согласия. Тем более, что Фульк смирился с выбором жены и с разводом. А сам Филипп развелся с Бертой (мол, они очень близки кровно) и женился на Бертраде. Тут бы самое время побухать и пожелать счастья молодым, но Филиппа взяли и предали анафеме…

И еще был один очень неприятный, но значительный аспект – скоропостижная смерть. Что по тем временам было обычным, массовым и широко распространенным явлением.

- Смотри, заблудшая душа, а вдруг ноги протянешь без покаяния и причастия – простудишься и священник к тебе не успеет, об дерево ударишься или с лошади упадешь! Что тогда? Вечные муки! Надежнее умереть в крестовом походе! А не обнаружить себя, вдруг, полнейшим болваном - перед воротами ада! Это хорошее вложение! – усердствовали проповедники.

- Не упустите свой уникальный шанс, грешники! Такого не было уже пять тысяч лет! Теперь ворота Царства Небесного вновь открыты всем желающим! – рекламировали крестовые походы странствующие монахи.

Бог очень много сделал для нашего спасения! Надо отдавать долги Господу! – убеждали прихожан в церквях, заодно вызывая у них чувство вины.

- Там земля течет медом и молоком! – неслось с каждого алтаря.

- Что вы предпочтете: в поте лица, тяжким трудом и послушанием зарабатывать райскую жизнь – без всяких перспектив, или, в случае участия в походе – мгновенную индульгенцию с гарантией обретения небесного царства? Бог специально дает людям возможность спастись! Бог нарочно создал эту ситуацию, когда люди массово могут попасть в рай! – намекал в своих письмах Урбан II.

- Смотри не опоздай, идиот! Те, кто уже отправился в поход – спасены! А, поскольку, это дело находится под личным контролем Господа, они быстренько завоюют Иерусалим и победят мусульман. И все! Второго такого шанса не будет! – нашептывали на рынках специально прикормленные оборванцы…

Гениальная идея «Рай на халяву!» быстро овладела умами. Массово и повально. Тем более, что эту идею искусно завернули в обертку долга, богоугодности, уникальности шанса, гарантированности, легкодоступности и, самое главное (что и до сих пор вызывает побоища лохов в супермаркетах и на ярмарках) – украсили пометочкой об ограниченности числа предложений…

Самый первый блин слегка получился комом… точнее – массовыми, отнюдь не христианскими погромами. Потому, что кто-то неосторожно запустил рекламный мем – мол, мусульмане собираются распять Христа во второй раз. А в первый раз его распяли… А кто-то еще и додумал: мол, крестоносцы-то поэлитней будут, чем богоизбранный народ… Н-да. А замполитов и политруков тогда на всех не хватало.

В общем, паломничество начали с еврейских погромов на Рейне – в городах Трир, Шпейер, Вормс, Майнц, Кёльн, Бамберг. Хотя эти города как бы не совсем лежали на пути к Иерусалиму. Немного, вежливо (но дочиста) пограбили Чехию и Венгрию – потому как продовольственное снабжение первых крестоносцев ложилось на плечи самих крестоносцев.

Но потом к делу подключились состоятельные люди Европы и целые королевские дворы – им наряду с индульгенцией обещались земельные наделы в Палестине и прочих землях. А в Риме стали штамповать руководства для проповедников – по наращиванию эффективных продаж Царства Небесного. И дело пошло.

В 1099 году даже взяли Иерусалим. С грабежом и массовой резней всяких антихрестей и евреев после падения города - теперь уже в мечетях рассказывали о зверствах крестоносцев. Правда, уже в 1187 году город опять потеряли. Потом вернули – в 1229 году. Но в 1244 году окончательно профукали. На шесть веков.

Сия специальная олимпиада позволила на протяжении двух столетий после Урбана II снарядить аж восемь больших крестовых походов. И пару десятков мелких, предпринимаемых на частных и волонтерских началах. И не всегда в сторону Иерусалима. Среди которых был даже детский крестовый поход – некий обкуренный французский пастушок Стефан, после того как лично пообщался с самим Иисусом, собрал 30 тысяч детей, подростков и…привел их к мусульманским работорговцам.

Ну, а потом в Европу пришла Великая чума (Черная смерть). И без того уже немногочисленное население сократилось, по разным оценкам, на 30% - 60%. Стало как-то не до массовых народных гуляний.

Но идея защиты Господа от всяких – разных язычников и отступников жила и процветала еще много веков. Трансформируясь и видоизменяясь.

А уж идея раздолбать чужую, а лучше и проще: силами обычного рогулья свою страну - ради эфемерной халявы, жива и поныне. Живет эта идея и процветает.

Алексей Куракин