Новости

Как работает украинский неофеодализм

Неофеодализм – это общественный строй, при котором мы на самом деле живём. Разбираемся, как устроен неофеодальный строй 21-го века.

Откуда взялся термин «неофеодализм»

Как и обещал, начинаю серию текстов о неофеодализме (далее НФ) - общественном строе, при котором, по мнению многих, мы на самом деле живём; термин сегодня довольно популярный и даже отчасти гиперпопуляризированный: с ним носятся политсилы всего спектра, от анархистов до национал-социалистов. К примеру, был немало удивлён услышать знакомую риторику от окружения Юлии Тимошенко (уж кто бы трындел, как говорится).

Однако то, что термином пользуются все подряд, порождает проблему: его рискуют заболтать также, как в своё время (вторая половина 2000-х) заболтали термин «фашизм». Тем более, что большинство употребляющих термин, как водится на Украине, литературу не читали, матчасть не учили, а слово используют потому, что оно красивое, а не потому, что понимают, что оно значит.

Тем более, что всё кажется интуитивно понятным: ну ясно же, есть вон бароны-олигархи, есть угнетаемые крестьяне (мы с вами) - ясно же, что это феодализм! Зачем лишние сложности? Конгресс какой-то, немцы...

Хотя неофеодальный характер современного украинского, да и вообще постсоветского общества действительно легко угадывается интуитивно, на самом деле у НФ существует последовательная, строгая и достаточно глубоко разработанная теория со своими гипотезами, закономерностями и выводами. Оперировать термином без знания их - почти неизбежно впасть в ряд популярных ошибок с одной стороны, а с другой - навязать эти ошибки тем, кто думает, что вы в теории разбираетесь, хотя вы на самом деле нет.

Собственно, дать вам представление о её основах и, возможно, мотивировать изучить её глубже – основная задача данного текста. Итак, поехали.

Сращивание власти и собственности

В принципе, ключевым явлением, которое позволяет говорить нам именно о неофеодализме, является сращивание в современных постсоветских государствах понятий «власть» и «собственность», характерное как раз-таки для феодальных обществ и якобы изжитое в буржуазно-капиталистических.

При классическом феодализме это работало очень просто: привилегированный класс, т.е. феодалы, одновременно являлись и владельцами главного на тот момент средства производства (земли), и носителями политической власти. Это явление просто постулировалось как следствие неких «прирождённых прав» этой категории людей, лучших, чем все остальные (то же слово «мужик», обозначающее как раз представителя угнетённого класса, имеет тот же корень, что и слово «муж», используемое в отношении представителей привилегированного класса, но с уменьшительным суффиксом: т.е. мужик — это ухудшенный вариант, ну а раз он ухудшенный, то вот пусть сидит и не чирикает).

Следствием этой ситуации являлось, в частности, формирование системы сословных привилегий, при которой граждане общества по умолчанию были неравны в плане своих политических и гражданских прав.

Ключевой идеей буржуазных революций как раз являлось разрушение этого положения вещей, разделения понятия «власть» и «собственность» и внедрение иного механизма обретения этих категорий. В плане власти наиболее удачной моделью считается как раз-таки буржуазная демократия, при которой носителями политической власти является всё население. Это в теории. На практике, конечно, зачастую встречались разные формы цензов, благодаря которым политическая власть (к примеру, право избирать и быть избранными) сосредоточивалась в руках некоторой части этого населения (мужчины; землевладельцы; белые и т.п.).

Формально принцип, по которому источником политической власти является вся совокупность граждан страны, действует и на Украине. Но в том-то и дело, что на практике это уже достаточно давно не так. На деле мы наблюдаем то же самое явление сращивания власти и собственности в единую категорию, в которой, с одной стороны, обладание властью почти автоматически порождает обладание собственностью (и наоборот), а получение власти без обладания собственностью (и, опять же, наоборот) практически немыслимо.

Если вы внимательно посмотрите на окружающую действительность, то увидите массу подтверждений моим словам. Да, формально любой человек может баллотироваться на тот или иной избираемый пост. Но рассчитывать на победу могут лишь те, кто обладает весьма значительными финансовыми ресурсами. Даже без учёта гречки и других форм подкупа, кандидату необходимо понести достаточно серьёзные траты на рекламу и раскрутку, на содержание штаба, членов комиссий, агитаторов, наблюдателей и т.п. Можно найти расчёты, по которым победная кампания для депутата Верховной Рады, к примеру, стоит несколько миллионов долларов, для депутата городского совета – 200-300 тысяч долларов.

То же самое имеет место и в сфере государственного управления: практика, когда за назначение на ту или иную должность люди, обладающие «правом подписи», требуют от кандидата или его спонсора ту или иную весьма существенную сумму (к примеру, стоимость должности начальника райотдела полиции стоит около ста тысяч долларов; наличие на территории области государственной границы может увеличить её в разы).

С другой стороны, в реальности заработать достаточно денег, чтобы раз в пять лет иметь возможность проводить в представительские органы «своих» депутатов, а на должности в исполнительно власти — чиновников, нужно предварительно уже обладать властью.

В результате образуется замкнутый круг: чтобы заработать действительно большие деньги – надо получить власть, а чтобы получить власть – надо сначала заработать деньги. С другой стороны, придя во власть, победитель выборов в первую очередь начинает «решать вопросы» и «отбивать» потраченные средства, путём создания преференций для себя или того, кто финансировал его кампанию. В результате финансовое благосостояние «сильного мира сего» ещё больше увеличивается; происходит конструирование нового привилегированного класса, закрытого от «мужиков» почти также надёжно, как и феодальное сословие — от средневековых крестьян, но не условными категориями права рождения, а уже социально-экономическими механизмами.

Неэкономические мотивы действий власти

Прямым следствием такого положения дел является, во-первых, то, что в экономике начинают играть существенную роль, а затем и преобладать, внеэкономические мотивы и механизмы. Иными словами, развитие предприятия, принадлежащего одному из представителей привилегированного класса, происходит не только и не только за счёт честной конкуренции за долю свободного рынка в равных с другими условиях, сколько за счёт создания с использованием власти точечных преференций, более благоприятных условий или, наоборот, организации проблем для конкурентов.

С другой стороны, в политику и государственное управление начинают проникать несвойственные им мотивы, объясняющиеся исключительно личными хозяйственными интересами субъектов политической власти. Чиновник или депутат принимает решения, руководствуясь уже не политическими или управленческими мотивами, а интересами своего кошелька, кошелька своего спонсора, или, как вариант, кошелька своего коллеги или партнёра (по принципу «сегодня я помогу тебе, завтра ты — поможешь мне).

Категории интересов власти и бизнеса, государственных, корпоративных и личных интересов спутываются до полной неразличимости. Формируется система общественных отношений, которую мы и называем неофеодальной, когда на фоне привилегированного класса людей, имеющих доступ к власти и обладающих значительными финансовыми возможностями, остальная часть населения страны становится источником ресурсов для новых феодалов-олигархов.

Главные признаки

Подведём краткий итог. Классифицирующими признаками неофеодализма являются:

  1. Образование прямых причинно-следственных связей между обладанием властью и обладанием собственностью; формирование внутренних защитных механизмов системы, делающих одно неотделимым от другого.

  2. Проникновение бизнес-подходов и коммерческих мотивов в сферу государственного управления и наоборот.

  3. Формирование вертикальных социальных перегородок, чётко, хотя и неформально, отделяющих имеющих доступ к власти-собственности от тех, кто её не имеет.

  4. Кристаллизация привилегированного и угнетённого классов при формальном сохранении политического равенства в рамках представительской буржуазной демократии; разрушения принципа всеобщего равенства перед законом.

  5. Деградация (в интересах и по инициативе привилегированного класса) капиталистических форм саморегуляции общества, таких как рыночная и политическая конкуренция, свобода движения капитала и ресурсов.

Переход от социализма к капитализму

Теперь, когда мы более ли менее разобрались с тем, что такое неофеодализм, зададимся вопросом: а почему, вообще говоря, неофеодализм — это плохо?

Самое смешное в том, что неофеодализм — это не плохо и не хорошо. Это лишь одна из общественных формаций, существование которой может быть вполне уместно на одних этапах развития общества и совершенно губительно — на других.

По всей видимости, возникновение украинского, да и вообще постсоветского неофеодализма было совершенно неизбежным следствием разрушения советского внеклассового общества. Похоже, что пресловутый этап первоначального накопления капитала вообще не может проистекать в формах, отличных от феодальных или псевдофеодальных. Капиталистические формы общественного производства здесь попросту невозможны, так как они требуют для своего успешного функционирования тех же развитых рынков (капитала, труда и т.п.) и рыночных механизмов регулирования экономики, которые попросту ещё не успели сформироваться. Неофеодализм охотно перехватывает инициативу и берёт дело реформирования экономического уклада умершего бесклассового общества в свои руки. Со всеми вытекающими отсюда результатами.

Собственно, в западных буржуазных обществах всё то же самое, только немного раньше, уже произошло. Основы для функционирования буржуазных обществ выросли и сформировались внутри и в рамках феодальных систем подобно тому, как птенец растёт внутри яйца, и на определённом этапе разбивает его, когда становится готовым к жизни в окружающем мире и больше не нуждается в защищающей его, но и сдерживающей его развитие оболочке.

То же самое и с неофеодализмом. Он действительно формирует условия для создания базовых институтов рыночной экономики, но он же и ограничивает их развитие некими пределами. И после прохождения неких стадий экономического развития он уже начинает тормозить развитие экономики. »Сословные перегородки« ограничивают творческий (в чисто экономическом смысле) потенциал всех, кому не повезло попасть в число привилегированного класса; нерыночные формы конкуренции снижают эффективность экономики; проникновение личных, корпоративных и клановых интересов в сферу госуправления рассеивает и без того не слишком обильные возможности государства исполнять свои прямые обязанности; само это государство окончательно превращается в инструмент обеспечения господства привилегированного класса, прекращая выполнять свою прямую функцию инструмента общественного самоуправления.

В этом смысле неофеодализм, конечно, плох. Но и требовать его немедленного демонтажа здесь и сейчас, как призывают (или делают вид, что призывают) многие из тех, кто лишь недавно открыл для себя эту теорию, глупо. Разбить «неофеодальное яйцо» прежде времени — значит не помочь цыплёнку буржуазного капитализма, а убить его. Это не просто излишне, а откровенно вредно, и система сама мудро устроена так, что цыплёнок разобьёт яйцо тогда и только тогда, когда будет готов. И в этот момент ничья помощь для этого ему, безусловно, уже не понадобится — он всё сделает сам. Другое дело, что можно, конечно, попытаться создать условия, при которых созревание цыплёнка будет идти по возможности ускоренными темпами. 

Юрий Ткачев