Новости

«Кажущаяся легкость ковида — это ловушка». Профессор Анча Баранова — о том, когда закончится пандемия

«Правмир» поговорил с Анчей Барановой, профессором Школы системной биологии Университета Джорджа Мейсона (США), об особенностях штамма омикрон. О ковидном затишье, которое может наступить весной и летом. О хороших и плохих вакцинах и о том, что будет делать административная комиссия ВОЗ, когда греческий алфавит кончится.

После дельты омикрон? Запросто!

— Омикрон обычно протекает легко. А какие последствия он несет для организма?

— Знаете, я бы не впадала в иллюзию, что омикрон протекает легко. Смертность от ковида до сих пор довольно высокая. Симптоматически болеет молодежь и дети. Пока нет никаких оснований говорить, что если человек болеет омикроном, у него легче состояние и нет длинного ковидного хвоста.

Люди реально себя плохо чувствуют еще долго после такого системного заболевания.

Из-за того, что омикрон изменил структуру своего S-белка и меньше стал спускаться в легкие, никак не прекратилось взаимодействие этого вируса с нервной и кровеносной системами.

По-прежнему есть риск инфарктов, инсультов и прочих симптоматических осложнений, также возникают когнитивные проблемы — с памятью, вниманием, скоростью реакции.

— Кажущаяся легкость ковида, в которой мы сейчас все друг друга заверяем, это ловушка?

— Да, я считаю, это ловушка. И в нее попало огромное количество людей, что отчасти обусловлено экономическими причинами. Когда мы сопоставляем проблемы, которые людям причиняет нарушение экономики в локдауны, и проблемы, которые причиняет людям нарушение здоровья из-за коронавируса, оказывается, что из-за локдаунов очень много людей страдает, и они приводят к необратимым проблемам в их жизни. Это все вместе привело к тому, что государства должны вынужденно принимать пандемию и все. Но не стоит настраиваться на легкость омикрона.

— Можно ли, переболев дельтой, через месяц-два заразиться омикроном?

— Уже точно известно, что можно. Конечно, эта вероятность ниже, чем если бы вы не болели дельтой, но у нас таких случаев достаточно. Это видно по статистике и в Дании, и в Великобритании. Реинфекций много стало.

Но я вам пока не могу назвать проценты, потому что процент — вещь бессмысленная, он имеет значение только в применимости к заражаемости в общей популяции. А ее сейчас реально никто никак не может вычислить, потому что люди используют домашние тесты, которые нигде не регистрируются. Поэтому вся статистика потеряла смысл. Она по-прежнему публикуется, но мало на что влияет.

— У постковидного состояния несколько составляющих: и аутоиммунная, и проблемы с коагуляцией, нервной системой, работой мозга и с мужской репродукцией. К этому списку что-то новое добавляет омикрон?

— Нельзя сказать, что что-то принципиально новое омикрон принес, чего никогда не было. Люди обращают внимание на симптомы, только если они их сильно беспокоят. При оригинальном штамме и дельте у нас, прежде всего, страдали от одышки. 

Нехватка кислорода затмевала все остальные проблемы, человек просто не замечал пятна на коже, например.

Сейчас синдром с одышкой отступил, стало меньше легочных форм, на первый план выступают другие вещи, которые раньше не казались важными. Много конъюнктивитов, немало симптомов по типу «что-то болит»: спина, поясница, это может быть как мышечно-костный синдром, потому что вирус вызывает сильные боли в мышцах, так и болезни почек. На эти симптомы стали больше обращать внимания, раньше были сосредоточены на легких и трудностях с дыханием.

— Что нового мы узнали про омикрон со времени его появления?

— Омикрон способен проходить через наши клетки без участия протеазы, которая помогает приблизить вирус к клетке. Раньше два белка участвовало в заражении — ACE2 и TMPRSS2. Сейчас с задачей может справиться только ACE2, потому что вирус получил возможность напрямую поглощаться мембраной клетки, с помощью образования пузырька-эндосомы. Но это уже месяц как известно. Две недели назад появилась информация, что у омикрона есть подвид — BA.2. Если появляется что-то новое, это обычно не очень хорошие новости. Поэтому, когда нет новостей — уже хорошо.

Весной и летом вирус замедлится

— Как вы относитесь к заявлениям «вспышка омикрона может стать последней волной пандемии»?

— Как к заявлению о том, что пятилетку нужно пройти за три года. Ничего из биологии не говорит о том, что это должна быть последняя вспышка ковида. Нам очень хочется, чтобы она была последней, вот и все. Одно могу сказать: совершенно точно после омикрона будет затишье. Думаю, весна и лето нам спокойные гарантированы, вирус сам собой замедлится. Мы очень дружно сейчас переболеем омикроном и будем защищены какое-то время. Но у нас сформировались природные резервуары этого вируса — в популяциях животных, поэтому новые штаммы смогут прийти. Ничего не говорит о том, что новые варианты ковида приходить не будут. Он станет эндемическим, но в каких вариантах будет приходить — более тяжелых, менее тяжелых — мы пока не знаем.

— Ученые говорят, что омикрон генетически сильно отличается от прежних штаммов. Может ли это стать основой для возникновения новых штаммов с неизвестными свойствами, имеющих устойчивость перед вакцинами?

— Во-первых, омикрон — все же потомок оригинального китайского штамма. Он во многом, действительно, отличается, но это следствие дивергентной эволюции. Например, человек по размеру больше мыши, живет дольше и умный. Но мы же не говорим, что человек от мышей произошел, хотя и те, и другие — млекопитающие, значит, у них есть общий корень. Общий предок.

И с омикроном такая история. Если дельта и остальные штаммы как-то друг на друге стояли, то омикрон ответвляется от них. Условно говоря, у него есть что-то общее с дельтой, но есть и очень сильные различия, прежде всего в структуре S-белка. Кстати, почти все внимание ученых на этот S-белок направлено, что, в принципе, неправильно.

Потому что коронавирус в мире РНК-вирусов — это как «Роллс-ройс» в мире легковых автомобилей. S-белок — это коронавирусный бампер и капот, а вовсе не мотор.

Там в «Роллс-ройсе» очень много хитроумной электроники установлено, но она вся внутри. А мы все бампер изучаем.

Теоретически, у коронавируса могут возникнуть такие мутации, что не только S-белок поменяется, но и внутренняя начинка. Это изменит его свойства, но предсказать, как именно, практически невозможно. Эволюция внутренних частей вируса скорее начнется под действием лекарственных препаратов, чем под действием антител, потому что антитела не взаимодействуют с этой самой начинкой. Опять приведем аналогию с машиной: вот едет вирус по эпителию ваших бронхов как по дороге, и антитела могут зацепиться ему только за бампер, ручки, двери, крышу. Но они не могут залезть в вашу машину и в руль вцепиться, и уж тем более не смогут проникнуть в мотор. Поэтому наличие этих самых антител будет влиять на эволюцию только кузова вашей машины, а что у нее внутри, от антител ну никак не поменяется. Над кузовом автомобиля работают дизайнеры, а над мотором, может, больше хардкор-инженеры, понимаете? Эти две части автомобиля связаны между собой минимально.

Конечно, тут сюрпризы могут быть. Например, можно мотор от «Роллс-ройса» засунуть под капот к старой «Волге», а потом на дороге всех порвать на ленточки. Понимаете?

— Так ли важно знать, какой штамм вируса ты подхватил? Что дает эта информация?

— Вообще ничего не дает для обычного, простого человека. Есть такая пословица: «Когда слышишь стук копыт, думай, что это лошади, а не зебры». Ориентироваться нужно на то, что сейчас в популяции самое распространенное. Если в ноябре по России это была дельта, то сейчас это омикрон. Если вы заболели вчера-сегодня, скорее всего, подхватили омикрон, а не дельту. Но поскольку это может быть и дельта, нужно по-прежнему обращать внимание на сатурацию.

Почему перестало пропадать обоняние — загадка

— Можно ли ни разу не заболеть ковидом? Есть ли такие люди?

— Я не болела ковидом, но не считаю, что не могу заболеть, думаю, мне пока везет. Ну и я вакцинированная, недавно получила бустер. Есть люди природно резистентные к ковиду, они в основном и не болели, и их не мало, это не уникальная ситуация. Я очень много людей знаю, которые еще не болели. Но эти люди и более осторожные, чем те, кто ходит с маской на подбородке.

— Раньше первым признаком ковида была полная потеря обоняния. Почему этот признак стал встречаться реже и даже запросов в сети на эту тему меньше? Тоже из-за мутации вируса?

— Думаю, не из-за мутации. Но это загадка какая-то, и я не знаю, как ее объяснить. Может, потому что вирус заходит в нервную систему, влияет на нее через какие-то другие каналы, которые не так легко продетектировать, ведь проблемы с памятью после омикрона никто не отменял. Я не знаю ответ на этот вопрос, и никто его пока не знает.

— У вирусов свои ритмы. Ритм, в котором «танцует» ковид, он типичный или не типичный для вирусов?

— Эти слова «волны коронавируса» — просто медийная конструкция, которой мы пользуемся. На самом деле ни в природе вируса, ни в природе человека не закодированы волны.

Нет гена трех волн у одного вируса или пяти волн у другого, понимаете? Вообще никакой теории волн в вирусологии нет.

Наш организм — сложная система. Есть такая математически-физическая теория Пригожина, которая говорит о том, что сложные системы сами по себе выстраивают свою функцию как осциллятор (колеблются. — Прим. ред.), а мы эти волны видим. Они как бы сами по себе.

Система взаимодействия человечества и вируса — это сложная система, которая самоорганизуется в волны. Это наблюдаемый феномен, не обусловленный вирусом как таковым, а просто возникающий в системах высокого уровня сложности. Такое свойство присуще всем сложным системам.

— Но если мы видим волны вируса, значит, они все-таки есть?

— Этот наблюдаемый феномен есть. Но волны возникают сами собой, а не в результате каких-то свойств вируса. Нет такой мутации у вируса, которая сделала бы пять волн вместо трех или полторы вместо, скажем, восьми.

— Никакую закономерность мы не можем вычленить?

— Можем, потому что закономерность вычленяется учеными из наблюдаемых феноменов. Вот вы понимаете, что такое осциллятор, да? Осциллятор — это такая природная волна, система, совершающая колебания, показатели которой периодически повторяются во времени. Мы на популяцию смотрим и видим такую волну. Все, что мы можем сказать о следующей фазе волны, — это то, что мы проанализировали по предыдущим фазам.

У нас в принципе может быть три-четыре состояния системы. Первое — это вообще полное отсутствие всего, нет вируса, нет волн. Второе — у нас происходят регулярные волны, и ничто не заставляет эти волны остановиться, они будут происходить бесконечно. Плюс есть два других варианта поведения: затухание и усиление. 

Сначала на осцилляторе возникают маленькие волны, потом все больше и больше, затем система вразнос идет. Потом каждая волна становится меньше следующей и потихоньку движение на ноль сходит. Это общее свойство сложных систем определенного типа.

Испанка прошла в трех волнах, потом исчезла. Но грипп-то не исчез, волны гриппа все равно есть, они просто менее интенсивные, чем 100 лет назад. Может такое быть: то больше волны, то меньше, это свойство системы, но оно не закодировано в генах.

— Мы не можем сказать, что ритм ковида — какой-то нетипичный?

— Нет, не можем. Но можно сказать следующее: если мы будем наблюдать за волнами и увидим постепенное снижение, то есть каждая волна у нас меньше предыдущей, это будет значить, что колебания в системе нашей затухают и потихонечку пандемия сходит на нет. Но пока я вижу противоположное.

«Коронавирус никуда не денется и будет людей убивать время от времени»

— Но рано или поздно любой вирус исчерпывает свои возможности. Есть ли какие-то прогнозы, когда это произойдет с ковидом?

— Это не так. Какие-то вирусы, да, исчерпали свои возможности, но мы не знаем, почему. Например, SARS первый исчез, и можно думать, что он исчез, потому что мы применили классные карантинные меры, но у меня в этом есть сомнения большие. А вирус кори за две тысячи лет не исчерпал свои возможности, как и герпес, как и СПИД.

— Если вирус может жить тысячи лет, чего мы можем дальше ждать от ковида? Как он может себя вести?

— Мы можем предсказывать поведение системы, наблюдая за этой системой. За два года уже много наблюдений было сделано. Вот, например, наблюдение прошлого года. 

В январе 2021 года в Америке сначала была огромная ужасная, катастрофическая волна дельты, с которой удалось справиться путем вакцинации. К маю ковид в Америке уже полностью сошел на нет, у нас был спокойный май и спокойное лето, вообще без проблем. При этом в Индии была огромная волна дельты в мае. И летом 2021 года в России тоже была огромная волна дельты, но все всюду ездили, и изоляции не было. И в США такое развитие могло бы быть, но из-за вакцины не случилось.

Пришел омикрон — и происходит точно такая же история. 

И у нас будет затишье после омикрона. Но это не будет окончательное спокойствие, потому что никто нам не гарантировал, что вирус не даст других вариантов, которые начнут быстро распространяться.

Сложность ковида в том, что это системное персистирующее заболевание, после выздоровления от симптомов он из организма никуда не уходит, а сидит себе. И не всегда тихо. А вот сколько времени сидит — мы не знаем, может, всю жизнь, а может, и не всю. Поскольку вся жизнь пока не прошла, то мы ответ на этот вопрос не знаем. А человечество этот факт игнорирует, мы к ковиду относимся как к острому заболеванию. Почему? Потому что мысль неудобная, неприятная.

— Биологи и вирусологи не раз сопоставляли нынешнюю пандемию с другими бушевавшими ранее, например, с испанкой сто лет назад. Но на ваш взгляд, какое сравнение — самое точное и корректное из всех, которые звучали?

— С SARSом первым в 2001 году. Просто он закончился довольно быстро, примерно десять тысяч человек переболело. И было всего две вспышки — в Гонконге и Канаде. По биологии ковид наиболее близок к тому самому SARS-CoV-1.

— Но по количеству переболевших, инвалидизации, смертей они несопоставимы. И по всей социальной теме.

— Почему нельзя сравнивать с испанкой? Тогда не было антибиотиков, кортикостероидов, эпидемия испанки пришла к технологически не развитому человечеству, в отличие от эпидемии ковида. Не было вакцинного ответа на испанку. Я вам клянусь, если бы сейчас вакцин не было, у нас было бы то же самое, что и 100 лет назад. Испанка прошла, а грипп никуда не делся, он приходит время от времени и кого-то убивает. Мы тоже к такой модели придем: коронавирус никуда не денется и будет людей убивать время от времени. Но не особо много, и мы к нему привыкнем.

«Адекватного ответа на ковидный вызов у человечества пока нет»

— Ваш коллега, Валерий Грдзелишвили, профессор Университета Северной Каролины, считает, что именно в случае коронавируса панацею создать очень сложно. Цитата из недавнего интервью: «Мне кажется, что каждое новое противовирусное средство будет одним людям помогать, другим нет. Проблема ковида в том, что это не просто вирусная инфекция, это вирусно-иммунологическая болезнь. Проблема не только в вирусной болезни, но и в избыточной иммунной реакции самого организма, которая в большинстве случаев и виновата в наиболее тяжелых исходах». Вот что вы думаете об этом?

— Валерочка (мой одногруппник) прекрасен, но хочу вам напомнить, что Валерочка — вирусолог растений, он диссертацию по вирусам растений делал, а не человека. Потом уже на человека перешел и стал вирусами опухоли лечить — классная, кстати, тема! На мой взгляд, он прав в смысле антител и не прав в смысле лекарственных препаратов. Потому что паксловид, который недавно Pfizer сделал, вполне отвечает на запрос времени. Он правда лечит острый ковид. Если бы сейчас сделали так, что паксловид стал каждому человеку доступен, то можно было бы коронавирус спокойно лечить. Я уверена, что уже к осени эта проблема решится, по крайней мере в США и Европе.

Что касается иммунологических последствий, тут Валера прав. 

Коронавирус так сильно подавляет нашу собственную иммунную систему, что некоторые типы клеток сильно уменьшаются в количестве. Такие последствия — не для всех людей, но для многих — можно рассматривать как умеренный «как бы СПИД».

Не навсегда, опять же. На годик, скажем, на два… В случае коронавируса иммунная система все же получше восстанавливается по сравнению со СПИДом. Но масштаб трагедии гораздо больше, потому что людей, переболевших ковидом, тоже больше, причем намного.

Поэтому в принципе адекватного ответа на ковидный вызов у человечества пока нет. Потому что нет способов восстановить разрушенную иммунную систему у человека, переболевшего СПИДом, кроме как пролечив его антиретровирусными препаратами и подождав, пока она сама восстановится — может, не полностью, но все же.

Иммуномодуляторами СПИД не лечится. И с коронавирусом точно так же. Проблема ковида не будет решена, пока не будет найден способ сделать так, чтобы в организме переболевших вирус больше задержаться не смог. В этом смысле Валера прав.

— Есть ли необходимость в новых вакцинах против новых штаммов?

— Поскольку омикрон уже разделился на два подвида, новая «омикронная» вакцина потеряла смысл. Пока мы ее делали против варианта 1, на дворе уже вариант 2. Это говорит о том, что вакцинация стандартными вакцинами является наиболее логистически оправданной стратегией, тут мы как человечество не ошиблись. К тому времени, когда вакцину на омикрон доиспытают, может, и омикрона уже никакого не будет.

— Если бы ковид появился 10-15 лет назад, как бы справилось человечество? И смогли бы мы тогда создать эффективные вакцины?

— М-м-м-м, хороший вопрос. Но тут разные ответы для разных стран. Если ковид возник бы в 60-70-х годах в Советском Союзе, советские ученые просто сделали бы супервакцину «вырви глаз». Живую, например. Она была бы довольно опасная (как от энцефалита), но ее бы всем раздали и как-то, наверное, побороли ковид в одной отдельной и довольно в то время изолированной стране. Да и 10-15 лет назад ученые могли бы уже сделать нормальную вакцину. Аденовирусные платформы в это время уже были. И рекомбинантные тоже.

— Назовите три лучшие в мире вакцины от ковида и почему вы считаете их лучшими?

— Pfizer, Moderna и «Спутник». Я правда очень хорошо к «Спутнику» отношусь. И на самом деле Pfizer и Moderna, если честно, вообще не особо отличаются, то есть нечестно два первых места отдавать им в этом списке. Поэтому я предложила бы Pfizer и Moderna поставить на одно место в этой таблице, на второе — «Спутник», а на третье — американскую Novavax, в Европе одобренную.

— А какие худшие? Пишут, что «КовиВак» показал низкую эффективность.

— Я сейчас вообще никому не рекомендую прививаться «КовиВаком», мы знаем из опыта, что эффективность его ниже, чем у «Спутника». Если бы альтернатив не было, тогда можно было бы прививаться «КовиВаком», чтобы хоть какой-то ответ иммунный был.

Но если у нас есть «Спутник», то зачем прививаться «КовиВаком»? Это совершенно бессмысленно.

«ЭпиВакКорону» вообще надо закопать, чтобы она никого не отвлекала манящим псевдовыбором, так лучше будет. Есть куча вакцин, которые показали меньшую эффективность, чем Pfizer, Moderna и «Спутник». Например, Johnson & Johnson и AstraZeneca тоже подверглись большой критике, но если бы ее и не было — этой критики — то все равно по эффективности они не дотягивают до приемлемого уровня. Но все равно хорошо, что эти вакцины есть. Пусть странам победнее хоть что-то достанется.

Есть вакцины, про которые мы мало что знаем, например, про китайские вакцины мало информации, поэтому трудно их сопоставить по эффективности с другими вакцинами.

— А в чем главный недостаток всех вакцин? Если учесть, что пандемию они не прекратили, значит, недостатки у них есть?

— Вакцины не могут быть идеальным оружием. Идеальное оружие уже давно коронавирус просто стерло бы в порошок. Поэтому главный недостаток вакцины — это то, что вакцинный препарат — это препарат, застывший во времени. Мы делаем вакцину на какой-то конкретный вариант коронавируса. А коронавирус эволюционирует и уже не может быть инактивирован той вакциной, что мы сделали с самого начала, ну или постепенно эта эффективность теряется. Сначала на 50%, потом на 80, потом на 90, а потом и вообще до нуля. Значит, вакцину надо менять.

И возникает вопрос: как менять?

Если реагировать на каждый штамм, то никаких вакцин не напасешься.

Поэтому мы можем сказать, что у вакцины не то чтобы нет недостатков, а сама концепция вакцинации — прорывная, но не совершенная. 

Некоторые вирусы полегче вакцины побеждают, а потруднее — уже нет. Если бы мы могли сделать такую супервакцину будущего поколения, которая полностью была бы безопасна, не вызывала никаких побочных эффектов и сделала бы невозможным последующее заражение вирусом привитого человека, это было бы идеально. Но такого для коронавируса не сделала еще наука. Наша вакцинная реакция на постоянно меняющийся вирус — это сиюминутная реакция.

Вот такой фундаментальный недостаток у вакцин для быстро меняющихся вирусов. Но вообще-то вакцины — это наше основное оружие, лучшее оружие, и я полностью за вакцины. По-любому, автомат лучше, чем пистолет. Но если у вас нет автомата, вы пистолет при опасности не бросите же со словами «Не буду из пистолета стрелять, что вы мне подсунули»?

— Почему высок подъем заболеваемости в странах с хорошим уровнем вакцинации?

— Потому что, к сожалению, вакцины не могут так хорошо распознавать вирус, как раньше. Если бы мы изначально людей провакцинировали антигеном от омикрона, то смогли бы остановить пандемию на этом этапе. Но мы же не знали тогда, два года назад, что придет такой омикрон. Потому и болеют люди и в странах с хорошим уровнем вакцинации. Не так сильно, как совсем не вакцинированные, но все же болеют.

— Стоит ли делать ревакцинацию через три месяца, а не через шесть, в том числе и переболевшему?

— У нас в США есть рекомендации по этому поводу нашего Минздрава, а в России — российского Минздрава, и эти рекомендации всегда приурочены к текущей эпидемиологической ситуации. Эти рекомендации могут меняться летучим образом, у нас они менялись несколько раз. И в России, я уверена, тоже менялись.

В идеале ревакцинацию нужно рассматривать относительно конкретного человека и его обстоятельств. У кого-то высокий иммунитет, у кого-то низкий. Кому-то, может, только через год надо ревакцинироваться, а кому-то срочно ревакцинацию делать.

Все эти персонализированные решения требуют кучу времени и сил. А рекомендации — это как средняя температура по больнице, понимаете? Они реально направлены на то, чтобы минимизировать логистику и максимизировать результат для популяции. Но для какого-то человека могут вполне оказаться неправильными и даже нанести вред здоровью. Вся штука в том, чтобы количество этих людей было минимизировано, а польза для большинства — максимизирована.

Нужно ли измерять антитела?

— В своих интервью вы говорили о практической применимости измерения титра антител и корреляции его с уровнем защиты от того же омикрона…

— Поправка: я это все говорила про дельту. Про омикрон у нас таких данных нет, и даже есть данные, что люди заболевают в том числе и на очень высоких титрах. Сейчас единственная рекомендация, которую я могу дать: чем больше антител, тем лучше, и титр нужен посвежее. Это все, что я могу сказать. Никаких конкретных цифр по омикрону я назвать не могу.

— Другие биологи утверждают, что измерение количества антител — исключительно русская забава, в мире этим никто не занимается, и смысла в этом нет. Антитела все-таки нужно измерять?

— Я считаю, что измерение антител нам нужно, я на эту тему публиковала научные статьи. Моя позиция опирается на мое представление о биологии взаимодействия вируса и человека. 

Измерение уровня антител может иметь огромное значение в определении индивидуальных стратегий. Кто-то может идти на работу, а кому-то лучше дома сидеть.

Но на что опираться биологически при определении уровня антител? При омикроне у нас такой опоры нет, поэтому я вам по омикрону цифры не называю. Может быть, я через месяц буду готова их назвать. На то, чтобы получить цифры по дельте, ушло месяца три-четыре.

— Болезненный для России вопрос непризнания «Спутника» ВОЗом. Как вы думаете, ВОЗ все же смилостивится к нашей вакцине?

— Я бы слово «смилостивится» зачеркнула, ВОЗ — это не Бог вообще-то, понимаете? В том, что ВОЗ признает рано или поздно «Спутник», у меня никаких сомнений нет. Потому что «Спутник» — хорошая вакцина, и мы видим ее результат в действии.

Этот процесс затянулся, потому что международная бюрократия — это тоже бюрократия, еще какая. И в ней есть определенные процедуры, которые просто надо знать. Когда я в России (давно) на водительские права бумаги заполняла, много ошибок наделала. А потом оказалось, что есть консультант специальный, которому можно заплатить условные пятьсот рублей, и он поможет. В таких процедурах много формальностей, но без их соблюдения документы не оформить. И Россия вместо того, чтобы обратиться к консультанту, пошла по своему пути, такому самостийному: сами со всем разберемся и все сделаем. И допустили какой-то промах.

Второй момент: летом 2021 года ВОЗ провел инспекцию на четырех из семи фабрик, производящих «Спутник». На одной нашли нарушения. Такие инспекции проводят и в США, и у нас все время фабрики закрывают, в прошлом году закрывали соседнюю мэрилендскую фабрику Emergent, которая производила вакцины AstraZeneca на экспорт и «Johnson & Johnson для внутреннего рынка. Ничего обидного в этом нет, никто специально не хотел закрывать именно российскую фабрику. Вот и американскую закрыли. Недавно открыли снова, но она на холостом ходу до сих пор, потому что у нас тоже бюрократия и очередь на инспекцию. Куча народу работу потеряли, кстати. Шум стоял. Это же не было сделано специально для дискриминации США?

Поэтому Россию после фиаско в Уфе просто передвинули в хвост очереди на сертификацию вакцины. Скоро «Спутник», конечно, одобрят. Какой смысл не одобрять? Никто специально у России нарушения не искал, потому что их очень легко у любого производства найти. Считаю вообще чудом, что только в одной из четырех проверенных фабрик нашли нарушения. Потому что список пунктов по сертификации занимает страниц так двести примерно.

— На ваш взгляд, какие страны сегодня относительно благополучны в плане вакцинации, заболеваемости и смертности, а какие неблагополучны?

— Никакого особого благополучия нигде не наблюдается, есть просто разная степень игнорирования. В США сейчас абсолютно все неблагополучно, но, тем не менее, все путешествуют.

И Франция, Британия и Дания частично или полностью отменяют ограничения. Устали люди, все страшно устали.

Поэтому правительства некоторых стран, вероятно, посовещались и решили: «Пусть идет как идет».

— Как вы со стороны видите обстановку в России? Какие действия, меры могли бы покритиковать? И за что похвалить?

— Россия — страна везучая, так исторически сложилось, что волны в России задерживаются по сравнению с Европой и США недели на две. Это было и в первую волну, и в дельту, и сейчас в омикрон. Это дает возможность на чужом опыте немножко подучиться и подготовиться. Я не знаю, можно ли похвалить за везучесть, но факт-то есть, мы это наблюдаем.

В России сейчас активно идет вестернизация медицины, она оптимизируется и переводится на стандарты западной медицины.

И если у нас есть какой-то выигрыш в пандемии, то исключительно за счет того, что эта оптимизация еще не полностью пройдена. Потому что и в США, и в Европе проблемы именно из-за оптимизированной, эффективной структуры оказания помощи, при которой все централизовано. Надо выпускать столько-то врачей и медсестер, в расчете на уходы старых врачей на пенсию — столько и выпускаем. Надо иметь пять коек реанимации в городе с таким-то количеством населения — и ни койкой больше, чтобы площади не простаивали, ни койкой больше. Ну и так далее. В Советском Союзе в систему были заложены огромные структурные излишки, и с переходом на эффективные рельсы эти излишки все подрезались. А сейчас они нужны, но их нет.

Если бы у нас сейчас был Советский Союз и медицина, по советскому принципу организованная, мне кажется, мы бы лучше перенесли пандемию, чем сейчас. Не было бы ломаний копий по поводу вакцин — в Советском Союзе все строем шли на вакцинацию, и ни у кого сомнений не возникало. Забота о людях в Советском Союзе, может быть, была недостаточная в плане высокотехнологических средств, но человек много внимания получал от первичного звена. Может, у этого звена в руках были зачастую только градусник и пирамидон, но внимание каждый пенсионер получал. Сейчас заботы стало меньше, это факт.

Заболел? Дай себе отдых, оторвись от экранов

— В период эпидемии бывает сложно получить профессиональную медицинскую помощь. Что из мер самопомощи может быть наиболее действенным, пока человек ждет врача или хотя бы звонка от него?

— Надо дать себе отдых. Об омикроне многие думают: «Раз он легче, то я должен продолжать работать». И работодатели тоже. Но даже экранное время реально ослабляет нервную систему, которая и так надорвана коронавирусом. Если бы люди во время острой фазы коронавируса не смотрели в телеэкран, экран телефона или ноутбука, они бы перенесли эпидемию легче. И меньше было бы постковида, мне кажется.

Отдых от работы и экранов — первое, что человек должен сделать. Препараты я, конечно, советовать не буду, но никто не отменял пользу долгого сна и витаминов D, K, C, мелатонина. Это все концепция маленьких помощников. Да, они вас не спасут, но снизят вероятность и тяжелого состояния, и постковида.

— Что для вас было самым удивительным и неожиданным в ходе эпидемии?

— Меня поразила степень международной коллаборации ученых, которая просто мгновенно стала развиваться. Мне кажется, что ученые сработали на «пять с плюсом» в эту пандемию.

Еще меня удивило, насколько возрос интерес у населения к здоровью, к пониманию основ физиологии.

Я не могла два года назад представить, что у нас условная бабушка, посетив аптеку и потом сев на лавочку, будет обсуждать Т-клеточный иммунитет со своими соседками.

А сейчас они довольно квалифицированно об этом говорят и научились читать вкладыши к лекарствам. Знание пришло к населению, и это прекрасно.

— Что будет делать административная комиссия ВОЗ, когда греческий алфавит кончится? Как будут называть новые штаммы вирусов?

— Они уже заявили, что будут называть по созвездиям. У нас будет вирус Водолей, Скорпион, Стрелец и так далее.

— На самом деле очень хочется услышать ответ, что нам вполне хватит и греческого алфавита. Такое может быть?

— Нет, но в какой-то момент человечество, может, потеряет интерес к ковиду. В конце концов, у нас штаммы вируса гриппа называют просто по номерам.

— Борьба с ковидом привела к буму инвестиций в биомедицинские технологии, которые помогут в лечении многих других болезней. Какие еще плюсы, скажем так, вы видите в пандемии?

— На самом деле сейчас довольно плохо себя чувствует биотехнологический сектор. У нас просто произошло некое перетекание ресурсов, они же не бесконечные во Вселенной. Чтобы ресурсы перетекли в мРНК-препараты, в вакцины, они должны были откуда-то утечь. Другие сферы сейчас себя не очень хорошо чувствуют. Нельзя сказать, что бум — это для всех классно, только для конкретного сектора.

А что касается именно мРНК и генетических технологий, то они, конечно, получили огромное паблисити, и мне кажется, люди стали к ним относиться с меньшей опаской. На этом фоне у нас появляются не просто возможности разрабатывать новые препараты, потому что уже этих препаратов разработано мерено-немерено, если честно. Они все в научных статьях лежат и дальше не идут. Раньше инвесторы боялись их из-за высоких инвестиционных рисков, а сейчас эти препараты стали более привлекательны для инвестиций, значит, они дойдут до людей. Потому что деньги, на самом деле, решают если не все, то очень многое.

Алена Корк