Новости

«Киев бомбили, нам объявили, что началася война…»

Недавно поспорила с коллегой, который сказал, что не будет писать статью к 80-летию начала Великой Отечественной войны. Дескать, все уже описано без нас, добавить нечего. Я так не считаю. 22 июня 1941 года радикально изменилась история жизни моей семьи. То, что дед с бабкой выжили, причем бабушка спасла деду жизнь и сохранила детей – это просто чудо. Очень многим не повезло. Первые жертвы в Киеве были уже в 7 утра…

Если спросить людей старшего поколения, какая песня у них ассоциируется с первым днем войны, многие назовут эту (музыка Ежи Петербургского, слова Бориса Ковынева):

Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа

Киев бомбили,

Нам объявили,

Что началася война…

Киев действительно бомбили, но не в 4 утра, а с 7:03 до 7:15. В налете участвовали около двух десятков немецких самолетов. Бомбы упали в Святошино, Жулянах и на заводе «Большевик». Всего за эти 12 минут на столицу Украины фашисты сбросили 90 фугасных и зажигательных бомб.

Несколько из них взорвались недалеко от нового стадиона (теперь НСК «Олимпийский»). Открыть спортивную арену собирались как раз  22 июня 1941 года в 10 утра. И там с раннего утра кипела работа. Именно на футбольном поле было больше всего погибших и раненых (всего в Киеве в первый день ВОВ погибло более 200 человек).

Вместе с летчиками в одном из бомбардировщиков летел кинооператор, который снимал процесс бомбежки «Объекта №12» (так фашисты назвали наш Киев). В немецких кинотеатрах эти кадры крутили в выпуске пропагандистского киножурнала «Немецкое еженедельное обозрение» от 25 июня 1941 года.

Примечательно, что за исключением руководства Киевского особого военного округа никто в городе не знал о начале войны. Война шла уже три часа, а город отдыхал в единственный советский выходной – воскресенье.

Бомбежка была полной неожиданностью. Люди не понимали, что происходит. Когда в больницы стали привозить раненных, а в морг погибших, по городу разнесли слух, что идут военные учения и произошла роковая ошибка. Но уже часа через два пошел другой слух – это война. И люди кинулись в магазины и на базары – скупать самое необходимое. Так прошли первые часы войны для Киева.

Только в 12 часов дня о начале войны по радио официально сообщил нарком иностранных дел Вячеслав Молотов. А уже 23 июня в Киеве началась мобилизация на фронт. С 29 июня – эвакуация киевских заводов, фабрик, вузов, госучреждений. 11 июля немцы вплотную подошли к городу, и с этого числа ведет свой отсчет оборонительная операция.

В это трудно поверить, но почти два месяца с начала войны, несмотря на ожесточенные бои вокруг столицы, в обычном режиме работал общественный транспорт, театры и кинотеатры, а школы готовили к открытию 1 сентября. Не имея достоверной информации о положении на фронте, многие киевляне верили, что город не сдадут.

Так искренне считал и Михаил Петрович Кирпонос, назначенный 14 января 1941 года на должность командующего Киевским особым военным округом. Генерал-полковник Кирпонос был одним из немногих, кого сталинские репрессии не зацепили лично. Он прошел три войны – Первую мировую, гражданскую и советско-финскую.

В последней войне командовал 70-й стрелковой дивизией, которая в марте 1940 года в течение шести дней совершила обход Выборгского укрепленного района по льду Финского залива и выбила финнов из укреплений на северном берегу, перерезав дорогу Выборг–Хельсинки. За это 21 марта 1940 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

В то же время маршал Константин Рокоссовский в своих воспоминаниях негативно отзывается о Кирпоносе в 1941 году, называя его растерянным и некомпетентным. “Я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным”, – писал он.

Тем не менее войска Киевского особого военного округа, который был преобразован в Юго-Западный фронт, под командованием Кирпоноса героически держали оборону и даже периодически наносил противнику контрудары.

Киев был неплохо защищен системой ДОТов, остатки которых до сих пор можно найти, гуляя в лесах за городом. За месяц до сдачи Киева, 12-14 августа 1941 года, были освобождены только что занятые фашистами Тарасовка, Новоселки, Чабаны и Пирогово.

При этом были деблокированы ДОТы Киевского укрепрайона, где люди больше недели без еды, воды, медикаментов и с минимальным запасом боекомплектов вели бой в полном окружении. К 16 августа положение было полностью восстановлено, и обстановка под Киевом стабилизировалась. Ничего не предвещало тотального отступления.

Именно поэтому, когда в начале сентября бывший военный атташе СССР в Германии, а летом 1941-го начштаба Юго-Западного фронта Василий Тупиков настоятельно предлагал срочно отвести войска на левый берег Днепра, о чем сообщил Иосифу Сталину, Кирпонос заверил верховного главнокомандующего, что Киев они отстоят, а Тупиков – просто паникер.

Но 14 сентября в окружение попали 5-я, 21-я, 26-я и 37-я армии фронта. Спонтанно сформированные отряды бойцов без оружия и командиров пробирались на промежуточные и тыловые оборонительные рубежи, но потом снова попадали в окружение, а затем и в плен.

Этот путь прошел мой дед, о котором я не раз уже писала в статьях, посвященных 22 июня. В 1939 году деду было под тридцать, и «в хозяйстве» имелось трое детей мал мала меньше, но его призвали как резервиста в пограничные войска.

Он встретил войну по соседству с Брестской крепостью. У пограничников не было тяжелого вооружения. Максимум – пулемет, но и этого вполне хватало, чтобы не пропускать немцев целый день. По словам деда, когда пулеметные ленты закончились, выжившие бойцы погранотряда организованно отступили туда, где должен был быть гарнизон. Но гарнизона уже не было. Его разбомбили, пока они отстреливались из пулемета.

Дальше была дорога из Беларуси в Украину. Лесами, болотами, проселочными дорогами. Шли небольшими группами. Проходили сожженные аэродромы с сотнями скелетов так и не взлетевших самолетов. Проходили кладбища танков, которые не завелись. Проходили разгромленные склады оружия.

Куда шли? К своим. Искали линию фронта. Но не дошли. В районе Белой Церкви напоролись на немцев. Был рукопашный бой. Измученных израненных бойцов собрали в колонну и погнали по жаре в Киев, в дарницкий концлагерь, который находился недалеко от того места, где я сейчас живу.

Если дед принял первый бой в первые часы войны, то бабушка ничего не знала о войне два дня. В окрестностях Сквиры, где она жила с тремя маленькими дочками (моя мама – старшая и две ее сестры, младшей из которых было всего три месяца), не было радиоточки.

Сама бабушка закончила фельдшерско-акушерские курсы и работала в местном ФАПе. Вспоминала, что 22 июня был тяжелый день. Она только недавно вышла из декретного отпуска (тогда он был лишь два месяца после рождения ребенка). А тут сразу больных привалило, и двое родов в один день…

Короче говоря, только утром 24 июня от соседки, которая приглядывала за ее и своими детьми, она услышала, что председателю колхоза пришла телеграмма – началась война с немцами.  Бабушка сначала не поверила. Потом плакала. С ужасом думала, где ее муж.  Жив ли он?

А вскоре в их село приехали из военкомата, и началась мобилизация. Медиков забирали тоже. Но так как у бабушки было трое малолетних детей, в том числе один грудной младенец, ее на фронт не взяли. Отправили в так называемый пересылочный госпиталь – сначала на вокзал в Фастове, потом в Киеве. Говорит, что ездили на грузовиках, забирать тяжелораненых из центрального госпиталя на бульваре Шевченко. Потом отвозили на железнодорожную станцию – грузили в санитарные вагоны.

Она видела, как роют окопы, как эшелоны увозят на фронт призывников, а с фронта потоком идут раненые. Их было так много, что младший медперсонал не успевать спать вообще. Девочки валились с ног. Подремать два часа за шторкой в операционной или просто на полу между койками было за счастье.

В середине сентября киевские госпитали начали массово эвакуировать – все шло к тому, что город оставят. Но бабушка сказала, что никуда она не поедет – в селе ее ждут трое детей, за которыми смотрят ее 15-летняя сестра и многодетная соседка. От мужа вестей нет. Нельзя же оставить малышню сиротами.

В тыл ее не отправили, но все-таки прикомандировали с еще несколькими девчатами из госпиталя к офицерской колонне штабов Юго-Западного фронта и 5-й армии, в составе которой были Кирпонос, Тупиков, командир 5-й армии Михаил Потапов, члены Военного совета Бурмистенко, Никишев и Рыков, генералы управления фронта Добыкин, Данилов, Панюхов и др. По сути, вся армейская верхушка фронта, которая с боями отступала к Полтаве.

В Лохвицком районе Полтавской области, в роще Шумейково, когда от колонны осталось не более тысячи человек (остальные погибли по пути), их окружили немцы. Тогда они приняли свой последний бой. Около 1000 офицеров и солдат, 2 бронеавтомобиля, на поляне размером в 500 кв. метров – 5 часов отстреливались на три стороны, потом пошли в рукопашный. Оставшихся в живых немцы выкосили минометным огнем.

Не знаю, есть ли в истории еще один пример, когда в рукопашной схватке на равных участвовали все – от солдата до командующего фронтом: Кирпонос, начштаба Тупиков, командир 5-й армии Потапов, другие генералы и офицеры.

В бою Кирпонос был серьезно ранен в ногу (перебита берцовая кость). Девчата пытались его спасти, вытащили в овраг, там оказалась зыбь, они провалились. С трудом выбрались. Бинтов уже не осталось. Ногу замотали тряпками. Кость привязали веревками к палке. Затем снова начался обстрел. Все залегли в траву. А когда подняли головы – Кирпонос был уже мертв.

По официальной версии, он погиб то ли от потери крови, то ли от осколочного ранения в голову. Хотя среди бойцов ходили слухи, что герой трех войн не захотел сдаваться в плен живым. И боялся потерять сознание.

Как это случилось с командармом Потаповым, который был тяжело ранен том же в рукопашном бою, потерял сознание, попал в немецкий плен и провел в лагерях Хаммельбург, Хоэльштейн, Вайсенбург, Моозбур 4 года  – до освобождения в 1945-м.

Оппонент Кирпоноса Тупиков тоже погиб. Он вышел живым из рукопашной, увидел, что большинство мертвы, остальные в плену, сумел консолидировать выживших и попытался вывести их из лесной ловушки – сначала тихо, ночью, потом резко на прорыв. Кое-кто прорвался. По разным оценкам, до сотни человек. Половина из них прошли войну и смогли рассказать о том, что было в Шумейково. Тупикова, увы, срезала автоматная очередь. Их с Кирпоносом захоронили в разных могилах.

Девчата вышли из леса раньше – потащили раненых на ближайший хутор (его уже давно нет), пытались найти перевязочный материал и попить воды. Пока дотащили, почти все умерли. Те, кто еще мог держаться на ногах, остались в лесу. С ними были тяжелые, безнадежные…

Добрые крестьянки сказали девчатам “тикать” –  фашисты будут тут с минуты на минуту. Сняли с них грязную, окровавленную одежду, умыли из колодца, переодели в сельское, показали, по какой дороге можно пройти в обход немцев, и дали на дорогу кусок сала. Хлеба не дали. Он был ценнее сала. 

А дальше было сразу три чуда.

Чудо №1: бабушка добралась до села, где ее ждали дети. Грудничок выжил, и самое невероятное – у нее не пропало молоко. Она несколько раз в день его сцеживала, пила сама и поила раненых. Это спасало, потому что часто не было никакой еды и ели одну траву.

Чудо №2: надзирателем в киевском концлагере, куда попал дед, оказался… их односельчанин. Узнав, где ее муж, бабушка взяла детей, бутылку самогона, отрез на пальто и золотой царский червонец – единственную фамильную ценность в семье. И пошла в Киев – выкупать деда.

Чудо №3: таки выкупила его у соседа-полицая. В село не вернулись. Боялись, что беглеца-пограничника злые люди выдадут немцам. Жили в брошенных домах и квартирах в Киеве. После Бабьего Яра их прибавилось. Потом пришли наши, и дед ушел воевать. Вернулся только в 1946-м, пройдя две войны: Великую Отечественную и Японскую. Комнату в киевской коммуналке, куда так и не вернулись прежние жильцы, им оставили. В итоге моя мама стала киевлянкой.

P.S. Кирпоноса и Тупикова перезахоронили в Киеве. Потапов после освобождения из лагеря продолжил служить. Был командующим 5-й армией на Дальнем Востоке. В 1958-1965 годах был первым заместителем командующего войсками Одесского военного округа. В 1961 году получил звание генерал-полковника. Умер из-за врачебной ошибки.

Странно, что о сражении в Шумейково  до сих пор не сняли фильм. Я искала, не нашла. Сейчас уже не осталось свидетелей тех событий, но где-то есть воспоминания. Это воспоминания немногих выживших о том, как командарм, комфронта и остальные пошли в рукопашную на врага. Они не могли знать, что через четыре года красное знамя будет развеваться над Рейхстагом, а просто делали свою солдатскую работу. Без 1941-го не было бы 1945-го. Поэтому я снова и снова пишу об этом…

Галина Акимова