Личная заинтересованность или отсутствие перспектив: Майя Санду хочет вывести Молдову из СНГ

Распад СССР заставил бывшие союзные республики искать свое место в новых реалиях. Целью создания СНГ было решение возможных разногласий между уже независимыми государствами и появление нового интеграционного объединения. Что получилось в этом направлении, а что нет? К чему пришли страны — участницы Содружества за 30 с лишним лет? На эти вопросы в интервью RuBaltic.Ru ответил ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО, главный редактор журнала «Международная аналитика» Сергей МАРКЕДОНОВ.

— За последнее десятилетие внешнеполитические приоритеты Молдовы претерпели значительные изменения. Насколько это характерно для остальных бывших советских республик?

— Внешнеполитические изменения в новых независимых государствах постсоветского пространства, их постоянные трансформации — это скорее общая черта, чем что-то индивидуальное. У нас сейчас принято ту же Грузию считать страной абсолютно пронатовской, но открыто декларировать свое стремление в НАТО она начала в 1999–2000 годах, а еще в 1994–1995-х не просто вступала в СНГ, но и давала добро на размещение российских войск на своей территории вне Абхазии и Южной Осетии (Вазиани, Ахалкалаки).

Однако потом, видя, что многие действия Москвы не соответствуют грузинским устремлениям, она переориентировалась на евроатлантическое направление. К слову, Грузия стала первой из стран Закавказья, заключившей соглашение о свободной торговле с Китаем — страной, мягко говоря, далекой от НАТО. Почему? Среди прочего и потому, что КНР признает грузинскую территориальную целостность, а для внешнеполитического позиционирования Тбилиси важно показать, что эта ценность не имеет однозначной привязки к выбору в пользу Запада.

Мы видим сегодня определенную коррекцию и армянской внешней политики. Еще год или два назад представить себе заявления премьер-министра или спикера парламента — первых лиц Армении — о неудовлетворительной работе ОДКБ, о сбоях союзнических отношений с Россией вряд ли было возможно. На эту тему высказывались отдельные, скорее маргинальные депутаты и политики. Сегодня — другая реальность. Уже Никол Пашинян говорит о военном присутствии РФ в Армении как о риске для нацбезопасности.

Что касается Молдовы, то за последние тридцать с небольшим лет наблюдались ее постоянные дрейфы то в одну, то в другую сторону. Здесь еще важны особенности каждой страны. В случае с Молдовой важно говорить об определенной многоукладности.

На протяжении 31 года с момента распада Советского Союза мы видели борьбу и сторонников проевропейского курса, и евроатлантистов, и тех, кто склонен к евразийскому выбору. Можно вспомнить период президентства Игоря Додона, когда евразийский вектор был более четким и явным.

При этом в республике по крайней мере до 2021 года какой-то гомогенизации власти не было. Додон декларировал пророссийский курс, а парламент, многие депутаты, представители других ветвей власти осуждали, например, «российскую оккупацию». Конституционный суд Молдовы выносил определенные решения по этому вопросу.

Но то, что сейчас происходит, это гомогенизация. Началась она с внутренней политики, когда после победы в 2020 году Майя Санду пришла к власти и столкнулась с недружественным составом парламента. Она провела внеочередные выборы, обеспечив лояльность парламента и сформировав свое правительство. Произошла концентрация власти в руках если не одного человека, то команды единомышленников, которая может проводить более-менее гомогенный политический курс.

Однако у этого курса есть свои оппоненты. Можно здесь говорить о левых силах — это коммунисты и социалисты, можно говорить о партии Илана Шора, которая актуализирует другие запросы, имеющиеся в молдавском обществе.

То есть если мы будем говорить о постсоветских независимых государствах, то для них всех очень важен поиск собственной ниши, собственной идентичности — как внутренней, так и внешней. Отсюда и разные повороты-развороты. Внешняя политика всех стран бывшего СССР не стоит на месте, и очень многое зависит от внутренних раскладов, потому что практически все они многоукладны.

Кстати, Украина до Евромайдана — это ведь тоже многоукладная страна с точки зрения внешней политики. Там были сторонники и четкого евроатлантического, и евразийского выбора, были разные повороты и трансформации. Но есть определенный тренд, и мы его увидели на примере Грузии, Украины и Молдовы: гомогенизация.

Когда представители прозападных структур начинают доминировать во внутренней политике, это приводит к внешнеполитическим изменениям.

Пример обратного свойства — Беларусь. Она тоже многоукладна. Наряду с пророссийским, скажем, пролукашенковским выбором там был и прозападный. Но после 2020 года он ослаб вследствие внутренних причин. Поэтому каждая постсоветская страна имеет, конечно, определенные особенности, но и общий фундамент тоже имеется.

— С чем связано явное ослабление внутренних связей такого межгосударственного образования, как СНГ?

— Отвечая на вопрос о связях внутри этой интеграционной структуры, стоит прежде всего определиться с целеполаганием. Когда-то, еще в 1990-е годы, СНГ называли инструментом цивилизованного развода. Я хочу четко зафиксировать, что и в Беловежских соглашениях, и в Алма-Атинской декларации декабря 1991 года было четко прописано, что СНГ — это не новое государство, не новый тип государственного устройства, это объединение государств. А объединение должно нести какую-то позитивную нагрузку. И она была.

В 1990-е годы позитивная нагрузка была в отсутствии визового режима, признании тех границ, которые сложились в советское время, признании дипломов без подтверждения в другой бывшей союзной республике, в льготных тарифах, прежде всего энергетических.

Постепенно все эти основы СНГ подтачивались.

Если мы посмотрим на границы, то уже в 2000–2001 годах был введен визовый режим между Грузией и Россией, свои визы ввела Туркмения. Между Арменией и Азербайджаном вообще не было дипломатических отношений, а между Россией и Грузией они прервались в 2008 году.

В 2009 году был создан прецедент выхода из СНГ: Содружество покинула Грузия. Получилось, что инструмент развода выполнил свою задачу: союзные республики разошлись. Кто-то сблизился с НАТО, кто-то — с Россией, выбрав евразийский вектор, кто-то, как Азербайджан или Узбекистан, проводит «политику качелей» — умелого балансирования между разными центрами силы. Туркменистан заявил о своем нейтралитете. То же сделала и Молдова, но фактически этот нейтралитет из-за приднестровского конфликта так и не реализовался.

А сегодня его оспаривают сами молдавские лидеры, актуализируя тему кооперации с ЕС и НАТО.

То есть собственно целеполагание перестало работать. Развод состоялся, но он не дает новой семьи, не дает качества новых семейных отношений. Поэтому если мы говорим об СНГ, то эта структура в значительной мере исчерпала свой потенциал — появились те же визы, укрепились границы. Потом ушли в прошлое льготные тарифы по энергетике, признание дипломов и так далее.

И, конечно, появилось слишком много новых вопросов в повестке дня, чтобы объединять очень разные и непохожие страны. Сегодня, наверное, между Молдовой и Туркменией больше различий, чем между Туркменией и Египтом. То есть наблюдается расхождение не только внешнеполитических, но и внутриполитических особенностей и ориентиров.  

Мы видим примеры парламентских республик: Молдова, Грузия, Армения. Сейчас мы не говорим о качестве этих парламентских республик, но по факту это так. И мы видим суперпрезидентские республики: Азербайджан, Россия и Беларусь. Отойти от этой модели пытается Казахстан, хотя и не всегда последовательно.

То есть страны очень разные. И только память об общем прошлом их в какой-то степени объединяет, да и то они по-разному осмысливают свою историю.

Кто-то рассматривает Советский Союз как мрак, как имперское угнетение. Кто-то видит в нем «золотой век», кто-то до сих пор сохраняет советскую мифологию о Победе, а кто-то от нее решительно отворачивается. Даже когда мы говорим, что советское прошлое нас сближает, в реальности далеко не всегда это так.

Как итог нового целеполагания для СНГ не было предложено. Отсюда и отсутствие какого-то серьезного потенциала для развития. Это скорее поддержание неких контактов, попытки найти какие-то конструктивные механизмы взаимодействия по не всегда, в общем-то, «снг-шным» вопросам. Это разговоры об урегулировании того или иного конфликта, региональной безопасности и так далее.

Максим Камеррер