Корреспондент немецкой MDR в Киеве родом из Севастополя. Он вспоминает, как шесть лет назад Крым воссоединился с Россией, и сожалеет, что до сих пор не может сдержать эмоций по поводу тех событий. Сам он настроен резко антироссийски, но многие его друзья-крымчане с ним не согласны.

Mitteldeutscher Rundfunk (Германия): шесть лет с момента аннексии Крыма. Страх и недоумение

В марте 2014 года Россия аннексировала Крымский полуостров. Наш «восточный блогер» Денис Трубецкой родом из Севастополя, и он рассказывает о своем личном опыте того времени

15 марта 2014 года мне исполнился 21 год — за исключением «коронавирусного» праздника в этом году, это был самый странный день рождения в моей жизни.

Мы с друзьями сидели в кафе в центре моего родного Севастополя в Крыму, который с конца февраля 2014 года был оккупирован российскими войсками. Через несколько дней состоялся противоречащий международному праву референдум, в ходе которого якобы 95% жителей Крыма проголосовали за присоединение к России. Мы с друзьями знали, что наша жизнь полностью изменится. Настроения были разные. Некоторые радовались предстоящей аннексии, другие нет. Поэтому я как ярый противник российской аннексии чувствовал себя не таким одиноким.

Севастополь в экстазе

Севастополь, основанный Россией в 1783 году и служивший базой российского Черноморского флота, в те дни был в экстазе. Две легендарных обороны города, во время Крымской войны (1853-1856) и во время Второй мировой, сделали портовый город с более 400 тысячами жителей частью российской военной истории. Вероятно, поэтому в Севастополе еще до аннексии всегда были люди, которые публично высказывались за то, чтобы полуостров принадлежал России, а не Украине.

Спустя более 20 лет после распада СССР в Севастополе все же не верили, что Москва станет вмешиваться в ситуацию в Крыму. Но 23 февраля, вскоре после Майдана и бегства украинского президента Виктора Януковича, я внезапно увидел 20 тысяч человек с российскими флагами на площади Нахимова в центре города и тут же понял: здесь что-то происходит. И действительно: всего через несколько дней «зеленые человечки» заняли крымский парламент. Самой позднее 1 марта, после того как Совет Федерации РФ разрешил президенту Путину ввести войска на Украину, мне и другим жителям Севастополя стало понятно: Киев потерял Крым.

Битва пропаганды

После стольких лет ожидания севастопольцы увидели, что Россия настроена серьезно. Это окрылило людей. Пропаганда российского телевидения, которая доминировала, несмотря на украинскую принадлежность полуострова, внесла в это развитие решающий вклад. Почти одновременно с началом Майдана революция в Киеве была дискредитирована с российской стороны и обозначена как националистическая и фашистская. И уже в январе люди настолько боялись так называемых «поездов дружбы», которые украинские националисты якобы собирались отправить в Севастополь, что начали даже объединяться в группы самообороны.

В этом участвовали и некоторые мои знакомые. Один мой друг, которого я, как и прежде, очень ценю, стал даже ключевой фигурой в батальоне «Севастополь без фашизма». А я? Я мог только качать головой — и мне было страшно.

Мне трудно было поверить в то, что столько людей пошли на поводу у российской пропаганды. Фашистский путч в Киеве с этническими чистками в регионах — кто же в такое верит? Конечно, на Майдане были и праворадикальные силы, они сыграли большую роль в столкновениях с полицией. Но реальность в российской пропаганде не только заострялась, но и в значительной степени просто выдумывалась.

В конце концов даже преподаватели моего университета и опытные журналисты начали разделять точку зрения, транслируемую Москвой. Мой аргумент, что оккупировать часть суверенной страны ненормально, и неважно, что и где США до этого сделали не так, не находил поддержки — как и мое возражение, что не имеет значения, насколько «русским» Крым всегда был с точки зрения истории и культуры.

Раскол семей

Одна только мысль, что предметные и основанные на фактах дискуссии с весьма умными людьми более не возможны, вселяла в меня больший страх, чем военное присутствие русских. И еще горше было то, что любое неправильное решение с той или другой стороны могло привести к настоящей военной конфронтации. Я не мог этого осознать и стал намного более эмоциональным, чем, собственно, должен быть журналист. Не только потому, что мне было всего 20 лет, но и потому, что меня все это напрямую коснулось. И потому, что я просто не хотел принимать то, чего больше не мог избежать. И до сих пор не хочу.

Теперь я освещаю из Киева происходящее на Украине и во всем регионе для немецкоязычных СМИ, в то время как мои родители остаются в Севастополе. Мы видимся очень редко — и я знаю, что это больше не изменится. Между Киевом и Крымом сейчас существует реальная граница, хотя Украина называет ее только «административной». Она не исчезнет ни завтра, ни послезавтра.

«Эмоции бурлят все сильнее»

Спустя шесть лет Украина и Крым сильно изменились. С тех пор как украинцы в апреле 2019 года выбрали в президенты бывшего комика Владимира Зеленского, значительно активизировались усилия по мирному урегулированию конфликта на востоке Украины. Скорое окончание войны в Донбассе маловероятно. Но в среднесрочной перспективе стабильный режим прекращения огня более вероятен, чем при предшественнике Зеленского Петре Порошенко.

Поэтому тема Донбасса стала для общественности более значимой. Мир — главное желание избирателей Зеленского. Но это также означает, что Крым в Киеве не будет упоминаться даже вскользь. Эта безнадежность ранит. И чем больше об этом думаешь, чем эмоциональнее вдруг становишься — в точности как шесть лет назад.

Я чувствую себя полностью другим человеком. За это время я слишком многое видел и пережил на Украине. Я стал намного более спокойным: моя работа и так предписывает мне сдержанность, что, в общем, хорошо. Украина остается расколотой, разрозненной страной.

Этот надлом, несмотря на все заклинания Киева, заметен в разных частях страны — и эмоции все так же бурлят, хотя после аннексии Крыма и начала войны в Донбассе уже прошло шесть лет. Я часто критикую их в статьях, потому что считаю, что эта эмоциональная поляризация вредна для будущего Украины. Но каждый раз мой внутренний голос напоминает о том, насколько эмоционален я сам был шесть лет назад. Время от времени я и сейчас не могу сдержать чувств.

Глядя на дебаты в Германии и во всем мире, я четко вижу: речь идет не только об Украине, России или Крыме. Как журналисту отбросить эмоции? Как человеку остаться объективным, когда речь идет о чем-то важном лично для него? И как сохранять спокойствие, когда собственный, казалось бы, идеальный мир вдруг навсегда рушится? Может быть, это и не нужно?

Правильный ответ на этот вопрос я пока что для себя не нашел.

Денис Трубецкой