Мигранты как оружие: велики ли риски для России?

К концу 2021 года фактор мигрантов и транзита беженцев окончательно оформился как инструмент политики и экономического давления.

Согласно статистике запросов поисковых систем, понятия «беженец» и «мигранты» остаются одним из глобальных информационных трендов на протяжении последних нескольких лет. Этот тренд гибок, в зависимости от текущих условий «мигранты» и «беженцы» ассоциируются с конкретным регионом и событиями – тем самым подтверждая объективную значимость этого демографического фактора, который всё больше становится инструментом политики и экономики. И, как любой фактор политики и экономики, мигранты могут использоваться в качестве инструмента и даже оружия в противостоянии государств и блоков.

Широкую известность получила кампания по стимулированию перемещения мигрантов в Европу, которую инициировал известный во всех смыслах слова Джордж Сорос. По «Плану Сороса», озвученному в 2015 году, страны так называемого «развитого мира» должны были принимать по миллиону беженцев в год, из которых 300 000 приходилось бы на Европу. Как тогда подсчитал американский исследовательский центр Pew Research Center, доля мусульманского населения в Швеции должна была составить 30%, в Австрии и Германии – 20%, во Франции и Великобритании – по 18%. Тогда же Сорос объявил о планах выделить полмиллиарда долларов на поддержку миграционного движения.

С учетом репутации финансиста, мало кто усмотрел в таком поступке проявление гуманизма. В родной для Сороса Венгрии прошли массовые протесты против «Плана», который прямо называли методом подрыва внутренней стабильности ЕС.

Возможно, именно тогда окончательно сформировалось понимание того, что мигранты – это реальный потенциал, который можно использовать различными путями. Конкретный вектор экономического и политического воздействия может быть весьма гибким.

Одним из самых свежих примеров реализации такого воздействия стал локальный миграционный кризис на границе Белоруссии и Польши, где для воспрепятствования проходу мигрантов из Ирака, Афганистана и других государств Ближнего Востока были сосредоточены значительные силы ЕС. Помимо чисто полицейских и пограничных частей, в регион на всякий случай перебросили бронетехнику.

Польское правительство, кроме поддержки соседей по ЕС, обратилось за помощью к Британии. Вместе с британскими инженерными войсками польская сторона намерена оборудовать на границе полноценные укрепления. По официальным данным, на польскую границу переброшено около 15 тысяч служащих 4-й дивизии вооруженных сил Польши.

Реальное число мигрантов, против которых вплоть до сего момента сосредоточены усилия европейских государств, составляло на максимуме не более 10-12 тысяч человек. Однако для купирования этого фактора, который ЕС обозначил как серьезную угрозу, были сосредоточены большие силы и затрачены значительные ресурсы.

Хотя у властей Белоруссии не было никаких причин задерживать на своей территории мигрантов, желающих добраться до Германии, против Минска были введены очередные санкции. 2 декабря было обнародовано совместное заявление США, ЕС, Британии и Канады, с требованием к президенту Белоруссии Александру Лукашенко «немедленно и полностью прекратить организацию незаконной миграции» через границы ЕС. Об этом говорится в совместном заявлении государств, распространенном в четверг, 2 декабря. Таким образом, одна сравнительно небольшая группа мигрантов, даже не пересекая границу, стала поводом для межгосударственных трений, спровоцировав значительный экономический и политический эффект.

В конкретном случае, реальным триггером, запустившим пограничный кризис, стал запрет польских властей на пересечение границы, массированная информационная кампания по дискредитации белорусских властей и комплексная антибелорусская экономическая и информационная политика.

В упомянутом выше четырехстороннем заявлении использовалась формулировка «в Белоруссии или иных третьих странах», но очередной пакет санкций – тоже совместный, согласованный всеми четырьмя подписавшими сторонами - был введен только в отношении Минска. Очевидно, что в данном случае локальный миграционный кризис выступил сугубо в качестве предлога. Основным перевозчиком из Багдада или Стамбула до Минска оказывается Pegasus Airlines – турецкий, а не белорусский лоукостер, а также авиакомпании из Катара и FlyDubai. Тем не менее, санкции были введены против национального белорусского перевозчика «Белавиа».

Версия, которая активно продвигается Брюсселем, сводится к обвинению руководства Белоруссии в преднамеренном массовом завозе мигрантов из кризисных регионов для заброски в страны ЕС, чтобы дестабилизировать европейские регионы. При этом данные обвинения не подтверждаются даже официальной статистикой. По данным от 7 декабря 2021 года, которые приводит DW, через Белоруссию с начала года в ЕС прибыло менее 8000 мигрантов - 4300 в Литву, около 3200 - в Польшу, чуть более 400 - в Латвию.

В то же время официальные ресурсы ЕС сообщают, что в 2020 году свыше 472 тыс. человек прибыли на территорию европейского содружества непосредственно под предлогом поиска убежища – не считая тех, кто прибыл в рамках программы воссоединения семей или проходит по другим категориям миграции.

Таким образом, вся потенциальная «белорусская миграционная угроза» целиком выглядит статистической погрешностью на фоне рутинной миграции, которая проходит без особенного шума. В том числе и через Польшу, которая до известных событий спокойно пропускала мигрантов через границу.

Риски для Варшавы были и остаются минимальными – подавляющее большинство мигрантов желает добраться вовсе не до Кракова, а до Берлина. На то, что мигранты отнюдь не желают искать убежища в Белоруссии, а хотят дальше, обратил внимание ЕСПЧ – на этом основании запретивший польским властям выдворять обратно тех, кто пересёк польскую границу и заявил о необходимости убежища.

На искусственность сформированного польской стороной кризиса указывали представители Государственного пограничного комитета Белоруссии, напоминая, что 2011-2014 годах через границу с Польшей наблюдался сравнимый по масштабу миграционный поток из Грузии, в 2015-2016 годах – из Вьетнама, но никакого беспокойства у Варшавы тогда это не вызывало. 

Приграничный кризис на границе Белоруссии и Польши показывает, что при наличии миграционного транзитного потока спровоцировать такой конфликт несложно. Достаточно закрыть удобную и популярную у мигрантов границу, что очень быстро приведет к скоплению достаточного числа людей, создаст многочисленные информационные поводы для различных политических и экономических действий. Против оппонента, в данном случае Белоруссии, вводятся дополнительные рестрикции и ограничения, а для себя – можно запросить дополнительную финансовую помощь «на обеспечение безопасности», что Польша уже сделала.

Важно то, что организация такого кризиса отнюдь не должна быть санкционирована на «высшем» уровне межгосударственного объединения, достаточно политического решения конкретной страны. Решение о перекрытии границы польская сторона принимала вопреки европейским и международным конвенциям о правах беженцев, фактически лишая находящихся на её границе людей возможности подать прошение о предоставлении убежища – тем самым прямо проигнорировав призывы ООН.

Зоны риска

Очевидно, что риски возникновения описанного выше кризиса максимальны для государства, которое в силу географических причин выступает естественным хабом для миграционных потоков. С этой точки зрения, опасность для России минимальна – главными каналами для транзита мигрантов остаются Белоруссия, Украина и южная Европа

Однако использование мигрантов как оружия в политическом и экономическом противостоянии не сводится к формированию информационных поводов. Прибывшее на территорию государства теми или иными путями большое число новых жителей формирует совсем другие вызовы, нежели кризис на границе Польши и Белоруссии.

Россия как государство с самыми протяженными сухопутными границами, уязвима для таких вызовов в максимальной степени, а значит, поиск ответов на них следует счесть приоритетным. Искать их придется самостоятельно, прежде всего, потому, что весь мир универсальной и практической контрмеры пока не нашел.

Можно назвать и конкретное направление, наиболее рискованное в данный момент с точки зрения неконтролируемого миграционного потока - это Афганистан и прилегающие к нему страны бывшего СССР.

В ряде исследований, которые в последние годы появляются на Западе, миграцию уже давно воспринимают как инструмент, пригодный к использованию в межгосударственных противостояниях. Ещё в 2010 году была издана книга Келли Гринхилл «Оружие массовой миграции», главный вывод которой звучит как: нынешний глобальный порядок неспособен справляться с крупномасштабными перемещениями людей, также отсутствует алгоритм гарантированной адаптации новоприбывших.

Что именно считать перемещением в крупном масштабе – вопрос дискуссионный и, наверное, в каждом отдельном случае критерии будут уникальными.

У России есть позитивный опыт «приема» большого числа новых граждан. Воссоединение Крыма и Севастополя в 2014 году, переход в российское правовое поле сотен тысяч жителей Донбасса были естественными с социально-культурной точки зрения явлениями, без серьезных побочных последствий. 

Однако в данном случае мы имели дело с фактическими соотечественниками, представителями общего культурного и смыслового поля, зачастую - близкими и дальними родственниками, которые с минимальными трудностями влились в единое российское общество. Опыта адаптации большого числа носителей иных культурных и поведенческих норм у России нет, в то время как практика западных стран показывает, что при достижении некой критической массы ментально и культурно отличных от коренного населения мигрантов возникает ряд, по-видимому, неизбежных трудностей.

Речь не идет только об эрозии культурно-национальной идентичности - что само по себе может считаться крайне опасным в долгосрочной перспективе фактором. Помимо социокультурных вопросов и рисков для безопасности, создание условий для проживания внутри государства такой группы лиц наверняка будет связано с серьезными экономическими трудностями.

За шесть лет, прошедших с момента «исторического» решения Ангелы Меркель принимать в Германии всех сирийских беженцев вне зависимости от того, в какую страну ЕС они прибывают, на германской территории был отработан ряд моделей адаптации. Некоторые из них оказались более-менее успешными, но в целом результат можно описать как «условно-положительный». И крайне дорогостоящий, в том числе, и в политическом плане.

По результатам проводившихся в 2018-2019 гг. исследований Института изучения трудовой занятости (IAB) – аналитической структуры при Агентстве по трудоустройству Германии, ежегодно Германия тратит на беженцев от 20 до 50 млрд евро. Среди мигрантов, прибывших в страну в 2013 году и ранее, остаются без работы к настоящему моменту 32-33%.

Мигранты последних волн также скорее замедляют экономику, чем ускоряют – даже среди тех, кто имеет постоянную работу, 30% получают пособие. Упрощая, способен обеспечивать себя сам только каждый третий-четвертый прибывший, и пока что нет причин для большего оптимизма в плане трудолюбия беженцев.

С учетом вышесказанного, принятие сколько-нибудь значимой на фоне численности населения страны группы мигрантов, скорее всего, будет проблемой для экономики, в дополнение к социокультурным проблемам. Перед государством станет выбор: либо выплачивать достаточные суммы пособий новоприбывшим – при том, что задача повышения социальных стандартов для собственных граждан остается актуальной, либо столкнуться с резким ухудшением криминогенной обстановки.

Также общим местом для всех государств, принявших значительное число мигрантов, является тенденция к возникновению этнокультурных анклавов, фактически живущих вне сферы гражданской обязанностей, при этом претендующей на равные или даже большие права с коренным населением. Это, в свою очередь, не добавляет обществу стабильности.

Приходится констатировать, что даже трудовая миграция в Россию, в целом находящаяся под контролем, регулярно становится почвой для социальных конфликтов и масштабного общественного недовольства. Преступления, совершаемые трудовыми мигрантами, вызывают огромный резонанс и всякий раз становятся вызовом для органов власти. Примеры таких конфликтов без труда находятся в Сети.

Нельзя игнорировать и то, что актуальные миграционные потоки из регионов с повышенной террористической опасностью автоматически повышают уровень террористической угрозы в стране прибытия. Даже вынося за скобки вероятность диверсий и терактов, резко повысится нагрузка на занятые в сфере профилактики таких преступлений органы правопорядка.

Стоит ещё раз подчеркнуть: интенсивное столкновение с большой группой лиц иной культуры, не желающей интегрироваться и, скорее, воспринимающей государство как источник благ без встречных обязательств, в российской практике пока отсутствует. А значит – до выработки четкой и работоспособной концепции противостояния всей совокупности рисков, которые несет описанная ситуация, такого столкновения следует избегать.

Сформулировать такую концепцию в данный момент, по всей видимости, возможно лишь в самых общих чертах.

Снаружи и внутри

Вряд ли стоит ожидать, что в Россию устремятся потоки мигрантов из Африки или Ирака. Во всяком случае, до тех пор, пока страны ЕС остаются привлекательным с точки зрения высокого уровня жизни и низкой ответственности маяком.

С начала войн в Сирии общественное мнение ЕС претерпело значительные изменения в пользу «удаленной помощи». Например, по данным социологических опросов, 70-80% немцев согласны, что беженцам надо помогать – но примерно столько же негативно относятся к тому, чтобы их принимать. Позитивно-лояльный термин «беженцы» даже в западных СМИ проиграл идеологическое противостояние с «мигрантами», что отражено в статистике.

По данным Google, максимальный интерес к «беженцам» фиксировался осенью 2014 и 2015 годов, причем данным термином оперировали прежде всего в США, Канаде, Австралии и Финляндии. В дальнейшем, общепринятым мировым трендом стало использование слова «мигранты» - без особого региональной специфики. Причина такого изменения очевидна. Люди, которые стремятся в ЕС, Германию и другие страны с развитой и, главное, разрекламированной системой поддержки прибывших граждан, в подавляющем большинстве не являются беженцами в прямом смысле слова, поскольку на родине критических угроз для них нет.

Парадоксально, но в данном случае России выгодно амплуа государства, малопривлекательного для незаконной миграции с точки зрения личной выгодны конкретного искателя жизни на пособие без какой-либо ответственности. А значит, с тактической точки зрения целесообразно поддержание такого мнения в регионах, представляющих повышенную опасность как источника возможной миграции на территорию РФ, за счет информационной работы по «перенаправлению» вероятных миграционных потоков в другие государства.

Также следует уделить особое внимание коллективной безопасности и стабильности границ государств, входящих в ОДКБ и непосредственно примыкающих к потенциально «проблемным» регионам. Определенная работа в этом направлении уже ведётся – в 2021 году Россия выполнила поставки в Казахстан и Узбекистан самолетов Су-30СМ, вертолетов Ми-35М, зенитных ракетных комплексов «Бук-М2Э», бронетранспортеров БТР-80 и БТР-82А, а также усилила 201-ю военную базу в Таджикистане, в том числе за счет десятков танков Т-72Б3М.

В отношении мигрантов, которые уже находятся на российской территории, информационная работа по адаптации также необходима. Наверняка значительный интерес будет представлять изучение практик и их результатов, возникших на территории стран, уже столкнувшихся с массовой миграцией.

Скорее всего, главным выводом будет необходимость ужесточения отечественного миграционного законодательства – и в данном случае обвинить Россию в ущемлении чьих-то прав будет затруднительно. Например, для мигрантов в Германии фактически действует институт жесткой прописки. Любой въехавший в страну не по туристической визе, обязан прописаться в течение 14 дней. Без актуальной прописки невозможно купить проездной билет или записаться к врачу.

Вероятность возникновения миграционных рисков для России повышается с усугублением экономического неравенства, нарастания политической и военной нестабильности в обширных регионах с большим числом населения, климатических изменений и других объективных причин.

По данным МВД РФ, миграционная ситуация в России сейчас характеризуется как относительно стабильная – ежегодный относительный миграционный прирост стабильный и сравнительно небольшой, но подтверждается, что прибывшие мигранты «вносят определенный диссонанс, касающийся экономической инфраструктуры, повышения конкуренции на рынке труда и безработицы, а также религиозных и социокультурных противоречий». Без серьезных усилий, переход количества разногласий в состояние непреодолимого противоречия может оказаться лишь вопросом времени.

Стратегическим решением проблемы массовой миграции может являться только устранение описанных выше глобальных факторов, что вряд ли возможно на практике в ближайшем будущем. Пока что не усматривается предпосылок для изменения глобальной политики коллективного Запада во главе с США. А значит, десятки миллионов людей на Ближнем Востоке и в других регионах будут и дальше жить в условиях нищеты и перманентных военных конфликтов, выбирая миграцию как самый простой способ улучшить условия жизни для себя и своей семьи.

Качественно снизить уровень миграционных рисков мог бы международный механизм управления передвижением людей – в данный момент подобные инструменты отсутствуют.

Кому выгодно

Прощальное турне Ангелы Меркель было по-своему симптоматичным – как фактический выразитель интересов политического консенсуса ЕС, экс-канцлер Германии визит в Турцию посвятила проблеме мигрантов. Турция получает от Берлина по соглашению от 2016 года около 6 миллиардов евро за то, что размещает стремящихся в ЕС мигрантов на своей территории - и эта сумма кажется турецкому правительству недостаточной.

Пример Турции не единственный. Например, Испания вложила как минимум 168 млн евро в Сенегал и Мавританию, чтобы предотвратить потоки мигрантов на Канары.

Такая ситуация весьма показательна. На сегодняшний день усилия по борьбе с крупномасштабными потоками беженцев или мигрантов, как правило, носят разовый характер, ограничиваются конкретными регионами и не связаны с более крупными нормативными принципами.

Единственной попыткой создать глобальный орган по миграции остается Международная организация по миграции - но она не является официальным агентством ООН и не имеет нормативного мандата или правоприменительного потенциала. Перемещение временных иностранных рабочих обычно осуществляется посредством двусторонних соглашений между государствами или конкретными юридическими лицами, слабо учитывающих ситуацию в третьих странах.

Соответственно, нет и консенсуса на многонациональной основе в области межгосударственной миграции. Диалоги на высоком уровне при поддержке ООН в 2006 и 2013 годах, Нансеновская инициатива, организованный ООН в 2016 году Саммит по решению проблемы массового перемещения беженцев и мигрантов году - дали в лучшем случае скромные результаты. Глобальный договор по миграции от 2018 года устанавливает некоторые рамки – крайне широкие, но без строгих норм и в любом случае не имеющих обязательной юридической силы.

Несмотря на очевидность и масштаб проблемы – Средиземное море давно окрестили «кладбищем мигрантов» из-за десятков тысяч погибших в попытках добраться на лодках и баркасах до ЕС – международное сообщество никак не может заключить необходимые договоренности. И сложно не прийти к выводу, что такое положение дел имеет конкретных интересантов.

Например, Турция очевидным образом реализует на практике то, в чем обвиняют Белоруссию: вынуждая ЕС платить за то, что мигранты останутся подальше от европейских границ. В 2016 году Брюссель и Анкара заключили соглашение о прекращении нерегулярных потоков беженцев и улучшении условий жизни сирийских беженцев в Турции за счет миллиардов евро из бюджета ЕС – и турецкая сторона регулярно «поднимает ставки», угрожая беспрепятственно открыть доступ через свою территорию мигрантам, желающим добраться до Греции и Италии.

Правовой вакуум в сфере международной миграции приводит не только к возможности «шантажа мигрантами», он уже стал основой для полноценного, многогранного транснационального криминального бизнеса. Существуют глобальные структуры, отвечающие за туризм и международный паспортный режим, но возможности массового переезда людей на длительный или постоянный срок в другое государство никак не регламентированы.

Учитывая то, что перемещение мигрантов фактически стало «серой зоной» от Афганистана до Великобритании, в процесс транзита вовлечены преступные группировки, наркокартели, силовые структуры, чиновники и спецслужбы целого ряда государств, никак не заинтересованные в нарушении такого статус-кво.  Средний оборот международного бизнеса по переправке мигрантов Интерпол в 2020 году оценивал в 6 млрд долларов, в него были вовлечены представители более 100 стран.

Стоит отметить, что криминальный бизнес на мигрантах не сводится только к перевозке людей через границы. Эксперты ООН оценивают черный рынок продажи органов в 600 млн долларов ежегодно, кризисы в Ливане, Сирии, Ираке и Ливии принесли «черным трансплантологам» до 2 млрд долларов. Стоимость одной почки составляет до $7000 – как раз столько нужно заплатить за попадание на территорию ЕС из, скажем, Ирака. По ориентировочным подсчетам, начиная с 2012 года расстались с отдельными органами не менее 20 000 беженцев из Ливана.

Впрочем, стабильный миграционный поток выгоден не только криминалитету. Например, пограничной и береговой охраной границ ЕС легально занимается агентство Frontex, бюджет которого с 6 млн евро в 2005 году вырос до 750 млн евро в планах на 2022 год.

Серьезно снизить миграционные риски для России может комплекс внешнеполитических мер, направленных на выработку единой позиции по работе с межгосударственными перемещениями крупных масс людей. В самом первом приближении – речь идет о международном обязывающем соглашении, позволяющем контролировать и своевременно реагировать правовыми инструментами на миграционные вызовы в любой точке планеты.

Существование такого соглашения могло бы повлиять на комплексное укрепление международной безопасности. Так, несмотря на значительное число локальных конфликтов, возникающих в последние годы, на зачинщиков этих конфликтов не возлагается правовая ответственность за волны миграции из охваченных войной или экономической катастрофой в следствие боевых действий регионов – хотя причинно-следственная связь с данном случае вполне очевидна. Инициация разработки описанного соглашения могла бы стать перспективным начинанием, у которого наверняка нашлись бы сторонники на международной арене.

Если считать оружием то, что может нанести тяжелый урон государству и его населению, то неконтролируемая миграция без сомнений может считаться таковым. Специфика этого оружия заключается в том, что его можно применять даже без объявления войны, а при грамотной организации процесса на него не нужно тратить деньги. Наоборот – неконтролируемая миграция дает широкие возможности легального и криминального заработка, делая процесс самоокупаемым или даже прибыльным для инициатора.

В среднесрочной перспективе полного отказа от такого инструмента ждать не стоит, в силу его эффективности и коммерческой привлекательности, нехватка ресурсов массовой миграции тоже не грозит. А значит - нельзя исключать того, что Российская Федерация столкнется с этой формой атаки, вероятность чего увеличивается по мере роста хаоса и напряженности в ряде регионов планеты.

Необходимо использовать имеющийся запас времени для осмысления уже имеющегося национального и международного опыта купирования, а лучше – предотвращения негативных последствий более чем возможной массовой миграции на территорию России.

РУССТРАТ