Националистический рагулизм в истории

Представитель ЗАО «Римско-католическая церковь»™ в чине кардинала, отец современной государственной системы, борец с коррупцией провинциальных феодалов, аристократ и государственный деятель Франции товарищ Ришелье (который Арма́н Жан дю Плесси́) прекрасно понимал, что объединение германских рагулей в единую нацию (государство) может положить конец гегемонии Франции на континенте. Уж очень их (германцев) много было в Центральной Европе. И это еще без учета австрийских фрицев!

Посему, Арман Франсуасович очень преуспел, разжигая и поддерживая специальную олимпиаду под названием - Тридцатилетняя война (1618 - 1648).

С тем чтобы истощить воюющие стороны и продлить войну, когда враждующие армии уже хотели расходиться по домам, Ришелье субсидировал врагов своих врагов, применял обман, подкуп, разжигал мятежи и пользовался в огромных количествах династическими и юридическими аргументами. Наш герой не чурался даже вступать в дипломатические сношения с Турцией – неслыханная по тем временам «зрада» для прилежного католика.

Чтобы обезопасить себя от внутренних потрясений, Ришелье, будучи как бы католиком на должности кардинала, даже даровал французским протестантам в 1629 году свободу вероисповедания.

К моменту окончания войны в 1648 году Центральная Европа была выпилена зондеркомандами англичан, шведов, французов, австрийцев, итальянцев и самих немцев, разделившихся на два религиозных лагеря, почти на треть. Священная Римская империя приказала долго жить и распалась более чем на триста суверенных территорий. Причем властители каждой были вольны проводить независимую внешнюю политику. Ну, то есть – осуществлять периодические набеги (за хавчиком и прочими ништяками) на территории соседей.

В результате такой мудрой (для Франции) деятельности Ришелье, Германия, оставшись разрозненной, так и не выработала собственной национальной политической культуры, профукала первую волну колонизации и вынуждена была прозябать в диком провинциализме более двухсот лет, превратившись в полигон для практически всех европейских конфликтов.

Особенно на этом полигоне резвился Наполеон Карлович (который Бонопарт), обучая будущих арийцев искусству блицкрига.

Причем, население некоторых германских городов настолько погрязло в провинциализме и настолько далеко было от понятия «национальные интересы», что во времена наполеоновских войн, сдача немецких городов – крепостей (с пушками, порохом и провиантом) малочисленным отрядам французов происходила после двух – трех выстрелов со стороны веселых лягушатников. Горожане, заслышав звуки летящих мортирных ядер, бежали к бургомистру и громадой требовали сдаться на милость победителю – мол, мамзели нервничают, а в кабаках невозможно спокойно пить пиво под сосиски с капустой.

В конце XIX века, пока объединением Германии руководил Отто Фердинандович Бисмарк, все было более, или менее пристойно. Во внешней политике Германии. Несмотря на то, что Бисмарк навалял люлей Наполеону III, отжав у того Лотарингию с Эльзасом, ему удавалось удачно бегать между «струйками» - сохранять хитро-стабильные отношения с Великобританией и Россией. В общем, все было в духе прусских традиций – «Дранг нах Париж! Форвертс! Хальт! Цурюк! Битте русиш, битте бритиш!»

Н-да. Этакая многовекторность дипломатии, которой так страшатся современные рагули всех мастей и расцветок.

Но, после Бисмарка к рулю Германии, становившейся уже мощной, развитой державой, дорвались рагули, которые умели только весело распевать хором тирольские песни и щупать грудастых Гретхен по кабакам. Но эти товарищи были настолько амбициозны и захвачены эмоциями, что перевернули с ног на голову всю европейскую систему взаимоотношений между государствами. К сожалению, после ухода Бисмарка умеренность была тем самым качеством, которого Германии больше всего недоставало. А где вы выдели у рагулей умеренность? Там сплошные амбиции высотой с Эверест.

Германия, объединившись вокруг милитаристского центра - Пруссии, стала одержима постоянной военной готовностью и гонкой вооружений.

Товарищ сэр Черчилль (который Уинстон) писал о немецком императоре Вильгельме II - что, в принципе, проецировалось на всю постбисмарковскую Германию: «Все сводилось к тому, чтобы расхаживать с важным видом, вставать в позу и бряцать не вынутым из ножен мечом. Все, чего ему хотелось, – это ощущать себя подобием Наполеона и походить на него, но – без участия в его битвах. Само собой разумеется, на меньшее он был не согласен. Если кто-то мыслит себя вершиной вулкана, то все, что от него требуется, – это дымить...».

Именно в немецкой националистической прессе конца XIX века зародились: маниакальный поиск древних шумерских корней в родословной нации, традиция исторических обид на “завойовників”, истеричная воинственная риторика, известные лозунги о национальном превосходстве и технологии превозношения любой внешнеполитической акции Германии (оказывавшейся, в конце концов - «зрадой») до уровня великой «перемоги».

Например, в ходе конфликта в Марокко между Германией и Францией, националистическая «Мюнхенер нойэсте нахрихтен» рекомендовала правительству… двигаться вперед изо всех сил, «даже если подобная политика породит обстоятельства, непредвидимые сегодня».

Когда в 1913 году Германия отправила в Турцию обычную, военную учебно-тренировочную миссию - для банальной муштры турецких солдат, националистическая пресса захлебывалась типичными напыщенно-цветистыми словесными выкрутасами, выразив надежду, что «вскоре германские флаги взовьются над укреплениями на Босфоре».

«Националисты [Германии] воспринимали нормальную дипломатию взаимных уступок и взаимных выгод, малейший намек в сторону партнера … как страшнейшее унижение» - пишет Генри Киссинджер в своей книге «Дипломатия».

(Ничего не напоминает? А?)

Так немецкие рагули и «дымили», восстановив против себя практически всю Европу… Пока не «додымились» до Первой мировой войны. Причем, детонатор конфликта великие рагульские арийцы подорвали там, где у Германии не было никаких геополитических интересов – на Балканах…

И мир изменился. Навсегда. До сих пор икается.

Алексей Куракин