Открытое письмо американскому народу

В своей знаковой книге «Величайшее поколение», вышедшей в 1998 году, журналист NBC Том Брокау рассматривал жизнь и опыт некоторых из тех миллионов американских мужчин и женщин, которые сражались во Второй мировой войне.

«В ту пору своей жизни, когда наполнением их дней и ночей должны были быть невинные приключения, любовь и уроки будничного мира, — отмечает Брокау, — они сражались в самых что ни на есть примитивных условиях на фоне окровавленных пейзажей Франции, Бельгии, Италии, Австрии и коралловых островов Тихого океана. Они откликнулись на призыв спасти мир от двух самых могущественных и беспощадных военных машин из тех, что когда-либо формировались, инструментов для завоеваний в руках фашистских маньяков. Им предстояли огромные трудности и поздний старт, однако они не жаловались. Они преуспели на всех фронтах. Они выиграли войну; они спасли мир». Брокау «осознал, какое значение это поколение американцев имело для истории»: «Я считаю, что это величайшее поколение, которое когда-либо было порождено тем или иным обществом».

Я родился в 1961 году, спустя примерно 20 лет после вступления Соединённых Штатов во Вторую мировую войну. К тому времени поражение нацистской Германии и императорской Японии стало уделом учебников истории — ведь появился новый, даже ещё более грозный враг: Советский Союз. Мой отец был офицером ВВС США, чья карьера вплоть до 1977 года походила на туристическую карту времён холодной войны: он служил во Вьетнаме, в Корее и Турции. Я вырос с накрепко вбитой в голову мантрой: better dead than red («лучше быть мёртвым, чем красным») — и был убеждён, что та служба, которую мой отец нёс для нашей страны, была совершенно необходима для выживания свободного мира.

В 1977-м моя семья переехала в Западную Германию. Мой отец был перераспределён в 17-ю воздушную армию США, которая размещалась на авиабазе Зембах. Мы решили жить за пределами базы, «в экономике», как мы это называли. В итоге мы устроились в великолепном доме в коммуне Марнхайм, принадлежавшем немецкой семье, которая десятилетиями сдавала его военнослужащим США. И у дома этого, надо сказать, была своя история: в 1945-м он служил временным штабом для генерала Джорджа С. Паттона, когда его 3-я армия продвигалась по немецкому региону Рейнланд-Пфальц в ходе Второй мировой войны.

Когда мы перебрались в Германию, от войны нас отделяли уже три десятилетия — однако многое вокруг по-прежнему напоминало о ней. Летом 1978-го года я работал на объекте, специализирующемся на инспекции мяса, где были заняты те, кого мы эвфемистически называли ПЛ — «перемещённые лица». Когда закончилась Вторая мировая война, миллионы европейцев, порабощённые нацистской Германией, оказались освобождены из своего фактического заточения, однако дома, куда можно было бы вернуться, у них уже не осталось. Среди них было много детей. Соединённые Штаты предоставили многим из этих безвозвратно перемещённых лиц рабочие места и жильё. Для тысяч людей это стало новым укладом жизни, и они трудились на службе обширного военного присутствия Америки в Западной Германии. 33 года спустя, к тому моменту, когда я познакомился с ПЛ-сообществом, эти дети стали уже взрослыми людьми, которые были глубоко благодарны за возможности, предоставленные им Соединёнными Штатами. 

У них также была глубокая обида на немцев — за заточение, в котором они оказались, и разрушение Европы их детства.

Опыт ПЛ стал для меня, американского подростка, откровением — живя среди немцев, я воспринимал их просто как иноязычное зеркальное отражение самого себя и моей семьи. Но всё было не так просто.

В январе 1979-го по западно-германскому телевидению четыре вечера подряд показывали минисериал ABC «Холокост». После каждой серии немцы проводили обсуждение в прямом эфире с группой историков, которые отвечали на вопросы аудитории (по оценкам, этот сериал посмотрело более половины населения Германии). Как и большинство других американцев, живущих в Германии, я пропустил первоначальный показ этого сериала в США , который состоялся за год до этого. Моя семья решила его посмотреть и из любопытства стала смотреть и эти обсуждения.

Мы были потрясены тем, что услышали: дети немцев, живших в период Второй мировой войны, звонили в эфир и в истерике кляли своих родителей и свою страну за то, что подобному было позволено произойти. Видные учёные и психологи, которых собирали для этих обсуждений, потеряли дар речи от уровня возмущения и гнева — у них просто-напросто не было ответа: не только на вопрос о том, почему подобному позволили произойти, но и о том, почему им не рассказывали об этом в юности. Германия, казалось, хотела стереть преступность своего нацистского прошлого из своего настоящего.

Хотя моя семья и была весьма озабочена тем, что жили мы меньше чем в часе езды от границы между Западной и Восточной Германиями, где на другой стороне размещались сотни тысяч советских солдат, готовых (по крайней мере, по нашим представлениям) в любой момент начать атаку, которая бы резким и ужасным образом положила конец нашему идиллическому быту, мы тем не менее не могли избежать постоянных напоминаний о том, что произошло на Европейском континенте всего лишь три с половиной десятилетия назад.

Одно из самых грустных напоминаний тоже находилось через границу (на этот раз западную), где в окрестностях люксембургского города Хамм размещались Люксембургское американское кладбище и мемориал. Помимо последнего пристанища для более чем 5000 американцев, которые погибли в Битве за выступ, Хамм — это также место, где похоронили генерала Паттона после его случайной смерти в декабре 1945-го (его вдова считала, что ему «хотелось бы лежать рядом с павшими солдатами его армии»).

Мои родители постарались сделать так, чтобы за время нашего проживания в Германии мы несколько раз съездили в Хамм. Ехать было недалеко, дорога была живописная. Прекрасно выглядело и само кладбище — достойный памятник тем, кто принёс высшую жертву. Каждый раз мы посещали и расположенное неподалёку немецкое кладбище Сандвайлер (также в Люксембурге), где захоронены останки более 10 тыс. немецких солдат. Оба этих кладбища вызывали скорбные и отрезвляющие ощущения.

Однако по-настоящему проникнуться тем, о чём напоминают эти кладбища, удалось только после приезда к нам моего дяди Мэла — представителя того самого «величайшего поколения», о котором рассказывал Том Брокау. В годы Второй мировой Мэл служил на европейском театре военных действий, он прибыл на пляжи Нормандии где-то через неделю после высадки союзных войск. Его подразделение, а именно транспортная рота, которой поручили грузовые перевозки по знаменитому маршруту Red Ball Express, справлялось со своими задачами во Франции с относительной легкостью. Действовало в составе Третьей армии Паттона, принимало участие в освобождении Франции. До рубежа между странами Бенилюкса (Бельгии, Нидерландов и Люксембурга) и Германии добралось без крупных потерь.

Мэл попросил проведать с ним места, которые он проезжал во время войны. Большинство из них пробуждали в нём хорошие воспоминания, но одно место погрузило его в безмолвие. Там его подразделение попало под огонь немецкой артиллерии, и в одно мгновение были убиты или ранены более 200 его товарищей. Многие из них похоронены в Хамме.

За крестами и шестиконечными звёздами, так красиво расставленными на стриженом газоне, вдруг стали видны лица, имена и люди, о которых невозможно было не думать. Уголок умиротворения резко превратился в ужасающее напоминание о чудовищной цене войны. По сей день я не могу пройти мимо того или иного военного кладбища и не представить себе при этом обстоятельства, при которых погибли те, кто там похоронен. Все надежды, мечты и устремления, которые я, как и другие люди, могу осуществлять, пока живу, для тех ребят оказались перечёркнуты — как правило, при невообразимых для обычного человека обстоятельствах.

И ответственны за их смерть были те самые немцы, с которыми я так мирно сосуществовал по другую сторону границы.

Те, чьих детей рассердила их склонность забывать, каким был тот режим, что погубил миллионы и миллионы жизней, стремясь удовлетворить амбиции одной из самых гнусных идеологий в истории человечества — нацизма.

Студентом я изучал историю России. В рамках своей выпускной работы я рассмотрел исторические связи между вооружёнными силами царской и советской эпохи. Я получил углублённое представление о военных кампаниях и битвах в противостоянии Советского Союза и нацистской Германии и о той ужасающей цене, что заплатил советский народ, потери которого исчисляются десятками миллионов.

Мне довелось некоторое время пожить и поработать в Советском Союзе. Я входил в группу американских инспекторов, отправленных к советскому ракетному заводу в Воткинске для контроля над соблюдением Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Именно в этот период я осознал, насколько заметна значимость принесённых жертв в повседневной действительности советских людей. Помню, в центре Воткинска был памятник жителям города, погибшим в годы войны, а также тем, кого удостоили звания Героя Советского Союза за заслуги в военное время. Подобные памятники стояли по всему Советскому Союзу, куда бы ты ни отправился. Они возводились там, где жили люди, сделавшие неотъемлемой частью своей жизни вечную память о жертвах, на которые шло их «величайшее поколение», спасая от зверств нацистской Германии не только соотечественников, но и немалую часть Европы.

Эта память сохранилась даже после развала Советского Союза. Его наследие перешло Российской Федерации, и она приняла на себя долг чтить тех, кто посвятил себя служению своей стране. Россия воспевает их подвиг 9 Мая, в День Победы, празднуя разгром нацистской Германии. Одной из светлых традиций этого праздника стал образ постаревших ветеранов того конфликта, представавших со своими воинскими наградами на параде перед благодарным народом. И даже когда в силу времени и возраста это «величайшее поколение» русских людей покинуло общество и народ, которому служило, русские продолжили чтить его память: вместо ветеранов на марш выходят их дети и внуки, неся над собой их фотографии. Таков обычай акции «Бессмертный полк».

Русские, в отличие от немцев, хранят память о прошлом. Чего, к сожалению, не могу сказать об американцах. В этом году в Соединённых Штатах празднования «победы в Европе» не будет. Как не было и в предыдущие годы. Мы забыли своё «величайшее поколение» и жертвы, которые оно принесло ради нашего будущего. У Америки нет своего «Бессмертного полка», в котором родня проходила бы гордым маршем по главным улицам больших и малых городов США, воздавая честь тому делу, которому служили те молодые мужчины и женщины. Мы забыли, за что они боролись.

Некогда Соединённые Штаты и Советский Союз вместе боролись с угрозой, исходившей от нацистской Германии и проповедуемой ею идеологии. Теперь, когда Россия ведёт борьбу с преемниками гитлеровской Германии в лице идеологических последователей украинского националиста Степана Бандеры, логично было бы ожидать, что Соединённые Штаты будут на стороне Москвы.

Последователи Бандеры сражались на стороне немецких нацистов в составе войск СС, уничтожив десятки тысяч ни в чём не повинных мирных граждан, многие из которых были евреями. Казалось бы, Вашингтон должен делать всё необходимое, чтобы эта ненавистническая идея, за искоренение которой в Европе многие отдали свои жизни и средства к существованию, никогда больше не поднимала свои гнусные знамена на европейской земле.

Вместо этого Соединённые Штаты оказывают помощь нынешним приверженцам Бандеры и, соответственно, Гитлера, идеология ненависти которых замаскирована под украинский национализм. Американские военнослужащие, чьи традиции зародились благодаря героическим жертвам сотен тысяч таких же солдат, моряков и лётчиков, отдавших свои жизни за победу над нацистской Германией, сегодня предоставляют оружие и военную подготовку украинцам, на чьи тела и знамёна нанесены символы гитлеровского Третьего рейха.

9 мая Россия отметила День Победы, чтобы отпраздновать 77-ю годовщину разгрома нацистской Германии. К сожалению, борьба с нацистской идеологией продолжается до сих пор, и, как ни печально, Соединённые Штаты оказались на неправильной стороне истории, поддерживая тех, кого мы когда-то клялись сокрушить, и одновременно сражаясь против тех, кого мы когда-то называли союзниками.

Я не могу не думать о том, что людям, которых Том Брокау назвал «величайшим поколением», было бы стыдно за действия тех, ради кого они пожертвовали всем и кто по-прежнему не доказал свою способность почтить их память своими поступками.

Скотт Риттер,

Бывший сотрудник разведслужбы морской пехоты США, автор книги «Царь скорпионов: самоубийственная приверженность Америки ядерному оружию — от Рузвельта до Трампа». Работал в СССР над реализацией Договора об РСМД, служил в штабе генерала Шварцкопфа во время войны в Персидском заливе, а с 1991 по 1998 год был инспектором ООН по вопросам вооружений.