«Похоже, убийство Паши даже не расследуют». Интервью с матерью журналиста Павла Шеремета

Сегодня вторая годовщина гибели нашего коллеги, ведущего Радио ВестиПавла Шеремета. Его авто взорвалось, когда он ехал на утренний эфир. На тот момент глава Национальной полиции Хатия Деканоидзерасследование убийства Шеремета назвала «делом чести», сообщив, что им помогают даже сотрудники ФБР, но спустя несколько месяцев Деканоидзе покинула пост.

Одновременно с официальным расследованием журналисты провели собственное, в ходе которого выяснили, что в ночь накануне убийства Шеремета за его домом проводил слежку некий Игорь Устименко, который в 2014 году был сотрудником СБУ. Досудебное расследование по делу Шеремета за два года следствия не дало никакого результата: ни исполнители, ни заказчики убийства не были установлены. «Вести» отправились в Минск, где вместе с матерью Павла Людмилой Станиславовной сходили на его могилу.

«Он был моим тылом»

Наша машина останавливается перед шлагбаумом, и водитель протягивает плату в 2 рубля, укоризненно напоминая: «Вообще-то, к Шеремету могли бы пускать уже и бесплатно». Охранник пожимает плечами, выдает чек и обещает: 20 июля все будет по-другому, заезд для тех, кто приедет на могилу в годовщину убийства журналиста, станет бесплатным.

Уже второй год как в расписании Людмилы Станиславовны каждую неделю значится один и тот же маршрут — Северное кладбище в Минске. Спешно она подходит к могиле, стирает пыль с черно-белой фотографии. «Это мой хлопчик. А вот рядом с ним его отец. Они были моим надежным тылом». Бывший тыл мамы Павла Шеремета стал ее болью, женщина сознается — теперь воспоминания для нее каждый раз даются очень тяжело. 

«Он был прекрасным сыном. У меня с ним никогда не было никаких проблем — ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Вы знаете, мы ведь с ним были друзьями. Папа у нас любил уезжать на охоту, а вот мы с Пашей оставались дома и могли посвятить время нашему с ним общению. Отец Павлом очень гордился, ведь у него такой сын! Я это все как-то спокойней воспринимала, но мне нравилась его открытость и то, что он правдоруб. Посмотрите, вот этот памятник на его могиле сделал известный в Беларуси скульптор — между двумя огромными глыбами камней зажат лист бумаги, это ведь про Павла. Это он так боролся с системами, которые всегда пытались его придавить, но все равно лист бумаги выходит из-под тяжести этих камней…которая все-таки довела его».

— Людмила Станиславовна, что на сегодняшней день известно о ходе расследования?

— Какой еще ход расследования? Есть адвокат, который ведет это дело, он читает 34 тома материалов, но, кажется, еще даже и не дочитал до конца. А что там делает следствие, ну кто вам может об этом сказать? Я никакой информации не получаю, все, что говорили прессе, то говорили и нам. Если честно, я не хочу даже больше об этом и спрашивать, потому что ничего нового не услышу. Если бы у них было хоть что-то… а такое впечатление, что вообще ничего не делают, хотя, может быть, я и ошибаюсь.

— Неужели за два года расследования совершенно нет никаких зацепок и намеков на виновных? Вы даже с Петром Порошенковиделись.

— Первый мой допрос был сразу, когда убили Павла, потом весной 2017 года состоялся следующий, тогда я как раз и виделась с Порошенко. Но ведь этот допрос я сама инициировала. Я: «Вы же что-то хотите у меня спросить?», а следователи меня опять по биографии Павла начали гонять. Хотя ведь можно открыть «Википедию», там и так про него все написано. Можно было друга его из Москвы допросить и жену, которые могли что-то знать. Вот его московский друг сам говорил следователям: «Спросите меня, я все, что знаю, расскажу», а следователь — «Вы же понимаете, какие у нас отношения с Россией. Мы не можем поехать туда и спрашивать вас». Серьезно? Это ведь все близкие друзья, которые многое знают. Я, конечно, хотела бы дожить до того времени, когда, по крайней мере, смогу узнать, за что надо было так бояться и ненавидеть Павла, чтобы убить. За что? И кто? Да, сил мне это совершенно не прибавит и сына не вернет... А в остальном — это престиж судебной или правоохранительной системы государства расследовать это дело. Именно таким образом они доказывают, что состоятельны и могут работать и защищать каждого гражданина Украины.

Каждую неделю Людмила Станиславовна ходит к сыну. Теперь уже на кладбище

— Как вы относились к тому, что Павел поднимал опасные темы в своих материалах? Вы не пытались его переубедить, что это может стоить жизни?

— Да, меня это, конечно, волновало, что он всегда резал правду вот такой, какая она есть. Страшно было, потому что понимала, где мы живем и что может быть — не все и не везде власть имущие любят такое слышать. Но вы понимаете, я не могла Павлу сказать, чтобы он прекратил это делать. Я не имею никакого на это права. Вот как мне ему сказать: «Ты лучше пиши про театр, про шоуменов и артистов, так как то, чем ты занимаешься, может плохо кончиться»? Мне нравились все его материалы, и нет какого-то одного, который был бы лучше других, ведь его позиция и то, что и как он делает, были искренними. За это все я могла лишь переживать, но ни разу не сказала, чтобы прекратил это делать, впрочем, как и он никогда мне не рассказывал, поступали ли угрозы из-за его работы. Но однажды мне сын открылся с еще одной стороны — я прослушала его лекцию для студентов в университете. Тогда я сказала, что ему надо быть преподавателем, но он ответил: «Мама, потом, пока еще рано».

— Что Павел рассказывал о жизни в Украине? Вы приезжали к нему в Киев?

— В советские времена я часто ездила в Киев в командировки и, естественно, брала с собой Пашку, чтобы показать ему город. А вот когда он стал жить там, то уже наоборот — он мне показывал Киев. Я очень часто к нему приезжала и до Майдана и после, и мы с ним были в необыкновенных местах города. К примеру, Паша очень любил дворик, в котором живет много воронов, в ботанический сад вместе ходили, на Подоле бывали. Павел полюбил этот город и эту страну. Во времена Майдана он был увлечен тем, что происходит, Паша видел огромный порыв и желание людей быть свободными. Он искренне верил, что в вашей стране воцарится порядок и люди станут жить счастливо. Он даже начал изучать украинский язык.

— После Майдана, когда эмоциональный накал у многих спал, у Павла не появилось разочарования?

— Я думаю, что если бы что-то поменялось, то Павел бы уехал, а этого не произошло. Он по-прежнему верил в то, что в вашей стране возможны перемены и к ним нужно стремиться, он искренне желал этих изменений, иначе бы он не погиб. Павел работал с увлечением — это можно понять по его работам на TVi и Радио Вести.

— Его жизнь и работа в РФ — какими подробностями он с вами делился?

— Сразу после школы Павел ведь поступал в МГИМО. Это был его выбор, который я не очень одобряла. Тогда он сдал четыре экзамена на пятерки, его поздравляли даже преподаватели из приемной комиссии, но на последнем экзамене по английскому он получил тройку. Он просто не вписался в список, который существовал для тех, кто поступает. Вместе с ним только на журналистский факультет тогда поступал внук секретаря ЦК партии, конечно, Павлу с ним не сравниться. Но, тем не менее, в России у Павла тоже был период расцвета. Вообще, в РФ очень мощные журналисты. Очень. И попробуй зарекомендуй себя и поставь на один уровень с ними. Но Павел вписался и доказал, что может там работать. И опять-таки — его борьба за правду! Я помню, как Павел ушел с Первого канала, он ушел по собственному желанию, когда почувствовал, что там начинает подступать цензура. Потом, когда он начал работать на общественном телевидении, все говорили, что с приходом Шеремета канал действительно зазвучал. Но Павел ведь там начал говорить и об Украине. Это была та правда, которая, естественно, не нравилась, поэтому он был вынужден и оттуда уйти.

— Что вам известно о дружбе Павла и Бориса Немцова?

— Я знаю лишь, что Пашка уважал Немцова и искренне к нему относился. У них была настоящая дружба, но пафос дистанции всегда соблюдался. Павел был моложе Немцова, и познакомились они уже тогда, когда Борис был заместителем премьера, поэтому в личном общении Паша никогда не обращался к нему на «ты», только «Борис Ефимович». Но я не была с Павлом 24 часа в сутки, поэтому многое могу не знать.

— Какие профессии выбрали дети Павла, кто-то пошел по стопам отца?

— Сын Николай закончил высшую школу экономики и стал банкиром. Сейчас он работает в американской компании Ernst & Young. Эту же высшую школу экономики, но как социолог, закончила и дочь Елизавета. Оба они работают в американских филиалах компаний в России. Знаю, что 20 июля в годовщину убийства Павла Лиза собирается быть в Киеве.

Ольга Волкова