Новости

Польский след в белорусской истории

Пропинация, или О том, как наживались на пороке пьянства белорусского мужика

Польский след в белорусской истории – это не только шляхетская культура, но и униженное, забитое положение простого народа. Литература, театр и другие развлечения господствующего сословия в Речи Посполитой не должны заслонять бедствия мужика-крестьянина, за счёт которого это сословие вело праздную жизнь. Справедлив афоризм, появившийся в «золотой век» короля Сигизмунда-Августа, что «светлейшее польское государство есть небо для ксендзов, земной рай для панов и ад преисподний для мужиков». Присмотримся к одной из тёмных сторон этого «светлого» государства.

«Руси есть веселие пить: не можем без того быть», – говорится в Повести временных лет, на заре древнерусской истории. Однако если «веселие» не знает меры, оно превращается в порок, а когда его используют с целью наживы, это становится социальным злом. В белорусской истории такой феномен известен под названием «пропинации», или права пана-землевладельца на монопольную реализацию спиртного среди зависимых от него крестьян. Выращивая зерно для прибыли господина, они вынуждены были ещё и увеличивать его доходы покупкой «хлебного вина», выработанного из остатков собранного урожая.

Право пропинации получило широкое распространение на белорусских землях после заключения Люблинской унии в 1569 г. Польские шляхтичи получили эту привилегию ещё в 1496 г. (Пиотроковский статут) и с тех пор пользовались приобретённым правом вместе с закрепощением зависимых крестьян. Завидуя польским привилегиям, шляхта Великого княжества Литовского постаралась завести у себя похожие порядки. Зло прочно укоренилось.

Михалон Литвин, литовский писатель-мемуарист середины XVI в., упрекал своих современников за пьянство и выставлял на вид более трезвую жизнь евреев, крымских татар и даже соседней Московской Руси. Он писал: «День у нас начинается питьем водки; еще лежа в кровати, кричат: «вина, вина!» и затем пьют этот яд мужчины, женщины и юноши на улицах, на площадях, даже на дорогах; омраченные напитком, они не способны ни к какому занятию и могут только спать; притом кто раз привык к этому излишеству, в том страсть к пьянству постоянно возрастает».

С течением времени этот порок ещё более развился и укоренился. Речь не идёт уже не об отдельных магнатах, вроде литовского маршалка дворского Януша Сангушки или виленского воеводы Кароля Радзивилла («Пане Коханку»), которые, по отзывам современников, просто «уничтожали людей с помощью вина». В XVIII в. право пропинации превратилось в экономическую систему спаивания крепостных. Этому способствовала распространённая практика сдачи имений в аренду. Мало того, что крепостные были обязаны отрабатывать известное количество дней в году, работая на панской земле за право пользоваться собственным наделом земли (барщина). Теперь за каждую услугу по ведению своего хозяйства крестьянин должен был платить непосредственно пану или арендаторам: за мельницу, за выпас скота, за сбор ягод и грибов, за рубку дров. В этих условиях продажа «хлебного вина» стала особенно выгодным делом.

Вне зависимости от урожая и колебаний рыночных цен на зерно землевладелец имел гарантированный доход в своём имении: перегонка зерна на спирт. Крепостным строго запрещалось покупать спиртное у кого-либо кроме своего пана или арендатора. Зачастую содержателями шинок и корчемниц становились мало подверженные пьянству евреи. В дни свадеб, веселых заговений и разговений, когда по традиции полагалось хорошенечко «промочить горло», крестьяне приобретали «хлебное вино» не только за наличные, но и в долг, то есть в счёт будущего урожая. Винная торговля была таким прибыльным делом, что на спирт перегонялось до половины всей собранной в панском имении ржи.

Такая порочная практика спаивания крепостных способствовала чрезвычайному умножению винокуренных предприятий в белорусских губерниях после разделов Речи Посполитой. Правительство долгое время не вводило здесь ограничений на винокурение, которые действовали в центральной России. В середине XIX в. число винных предприятий доходило до 70 % от всех существующих в белорусских губерниях заводов и фабрик. Например, в Гродненской губернии в 1845 г. 636 винокурен приходилось на 170 предприятий другого профиля.

Из рапорта витебского губернатора П.П. Львова в 1840 г.: «Скудные жатвы [крестьян] еще прежде молотьбы переходят за долги… особенно за вино, которое обыкновенно отдается в долг по чрезвычайно увеличенной цене. В таком положении крестьянин потерял последний достаток, как бы свыкся с нищетою, постоянные нужды внушают ему общее равнодушие к собственности, пьянство делается его господствующей страстью».

Ситуация изменилась после отмены императором Александром II крепостного права в 1861‑1863 гг. Освобождение крестьян привело к отмене пропинации. Кроме того, государство стало теперь регулировать производство и торговлю спиртом с помощью патентов и акцизов. Новое экономическое положение, в котором оказались крестьяне после аграрной реформы, требовало от них большей хозяйственной активности. Повысилась заинтересованность в результатах своего труда, и, соответственно, появилась мотивация к производственной деятельности, сменившая прежнюю апатию и пьянство от безысходности. Показательно, что число винокурен в первые десять пореформенных лет в белорусских губерниях уменьшилось почти в три раза. В конце XIX в. была введена государственная монополия на закупку вина, что позволило регулированием цен оказывать сдерживающее влияние на его потребление. В то же время стало сказываться развитие движения за трезвый образ жизни и в церковных приходах, создавались общества трезвости, проводились народные чтения, издавалась соответствующая литература, в церковно-приходских школах на воспитании трезвости делался особый акцент. В итоге в начале XX в. в России была создана довольно эффективная система сдерживания такого порока, как пьянство.

Из истории с развитием и уничтожением права пропинации можно видеть, какие уродливые формы может приобретать винная монополия, если торговля спиртным сосредоточена в руках его производителей. И это есть только один частный пример негативного влияния шляхетской культуры в Белоруссии, взятый из ряда многих других. Об этом стоит сегодня помнить тем, кто культивирует историю «белорусского рыцарства».

СВЯЩЕННИК АЛЕКСИЙ ХОТЕЕВ