Правда об остзейских немцах: кто был первым русофобом в Прибалтике?

Русофобия в Прибалтике родилась не в последние три десятилетия и даже не в годы нахождения Литвы, Латвии и Эстонии в составе СССР, хотя отчасти и была подогрета советской политикой. Это явление имеет глубокие исторические корни, которые тянутся со времен господства в крае балтийских (остзейских) немцев. Ведь именно они на протяжении многих веков были настоящими хозяевами прибалтийских земель. Грозные тевтоны и их потомки за столетия сформировали определенное отношение к России и русским, которое было очень похоже на ту русофобию, что исповедуют сегодня власти стран Балтии.

Прибалтийские немцы не были коренным населением тех земель, которые принадлежат современным Латвии и Эстонии. Остзейцы (от нем. Ostsee — Балтийское море) прибыли на земли, населенные балтскими и финно-угорскими племенами в начале XIII века в рамках католического натиска на восток, известного как Drang nach Osten. Несмотря на то, что собственное государство рыцарей (Ливония) перестало существовать в середине XVI века, они продолжали оставаться хозяевами положения в регионе при господстве здесь Польши, Швеции и, наконец, России.

В 1721 году Ништадский мир подвел итоги многолетней Северной войны России и Швеции. Эстляндия (территория современной Эстонии) и Лифляндия (часть современной Латвии) были присоединены к России. Так прибалтийские немцы стали подданными русских монархов.

Остзейские немцы составляли высшие слои общества в балтийских землях Российской империи — дворянство (бароны-помещики) и бюргерство (жители городов). Основой их правового положения были привилегии, сохраненные за сословиями по условиям того же Ништадтского мира. Жалованные права остзейцев подтверждались каждым российским монархом.

Фактически между немцами и императорской властью действовало негласное соглашение: вы нам лояльность, а мы вам подтверждение привилегий.

Санкт-Петербург шел на это сознательно, поскольку видел в остзейском дворянстве главную опору своей власти в крае. Свои интересы немцы также проводили через остзейское «лобби» в столице. Ведь многие известные сановники, военные и государственные деятели Российской империи были выходцами из Прибалтийских губерний. Можно вспомнить Петра Алексеевича Палена — правителя Рижского наместничества, генерал-губернатора Курляндии и военного губернатора Санкт-Петербурга, который остался в истории как один из убийц императора Павла I. Другой известный всем остзеец — Александр Христофорович Бенкендорф. Этот уроженец Ревеля стал руководителем Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии или же просто — шефом жандармов, одним из главных чиновников в России эпохи Николая I.

К середине XIX века в остзейских губерниях сложилась и особая система управления, отличная от общеимперской.

Край обладал довольно широкой автономией, местное законодательство отличалось от общероссийского, а судопроизводство велось на немецком языке. Дворянство принимало участие в управлении краем через ландтаги, которые обладали довольно широкой законодательной инициативой и представляли собой инструмент реализации сословных привилегий[1].

Остзейские немцы сумели создать свое замкнутое общество в рамках Российской империи, которое варилось в собственном соку и очень болезненно воспринимало любые попытки реформирования края.

Желание Петербурга привести общественное устройство в остзейских губерниях к общероссийскому виду встречало сопротивление со стороны немцев, которое и принимало форму русофобии.

Первым, кто обратил внимание на существующие в Прибалтийских губерниях Империи русофобские тенденции, был мыслитель-славянофил Юрий Федорович Самарин. Свои идеи и наблюдения (Самарин два года прожил в Риге) он в яркой форме изложил в работе «Письма из Риги» в 1848 году[2].

Причину русофобии он видел в осознании прибалтийскими немцами, крывшемся в глубине души, чувства своей исторической неудачи и поражения. Все величие немцев было в прошлом, им оставалось только ностальгировать о временах своего могущества.

Несовпадение желаемого с действительным вызывало у остзейцев досаду, которая выливалась в ненависть к русским и России.

«Вознаграждением за все утраченное служат чувство племенной спеси, ничем не оправданная хвастливость и смешное презрение к России и ко всему русскому», — писал Самарин[3].

Русофобия проявлялась в неравенстве прав русских и прибалтийских немцев. Русский дворянин не обладал своими сословными правами на территории остзейских губерний, не мог участвовать в заседаниях ландтагов и в управлении краем. При этом остзейские бароны входили в состав общероссийского дворянства и обладали своими правами на всей территории Империи.

Гораздо более сильное ущемление в правах испытывали мещане. Поскольку каждый вид ремесла подчинялся ведению сословных корпораций (гильдий, цехов и братств), заниматься конкретным видом деятельности мог только член соответствующего объединения.

Русским из-за их национальности и вероисповедания чинили препятствия при вступлении в цеховые организации.

Человек просто не мог заработать себе на жизнь. Участью русских становились «страшная бедность и сопряженный с ней разврат»[4]. Если русскому человеку и разрешали заниматься ремеслом, то требовали от него пошлины в пользу немецких мастеров как бы для покрытия понесенных ими убытков. Самарин писал: «Русский, трудящийся в поте лица, платит оброк немцу, который стоит подле него, скрестивши руки, покуривая трубку и побранивая русских <…>»[5].

Объектом остзейской русофобии становился и русский язык.

Остзейцы либо не желали учить русский, либо делали вид, что не понимают или не знают его.

Неприязнь к государственному языку доходила до такой степени, что отцы отказывали сыновьям в наследстве, если последние выучат русский, а местные чиновники злились, когда сталкивались с использованием русского языка в делопроизводстве: «Рассказывают, что один из здешних помещиков, очень почтенный человек, объявил наотрез своему сыну, что он лишит его наследства, если он выучится по-русски; а не так давно в присутственном месте один из заседателей, увидав бумагу, писанную по-русски, скомкал ее и бросил в сторону, восклицая: das verfluchte Russisch!»[6]

Русофобская политика остзейских дворян привела к тому, что русские люди в Остзейских губерниях Российской империи были лишены политических и гражданских прав, сталкивались с серьезными препятствиями в экономической сфере и притеснениями на религиозной и языковой почве.

У русских было два выхода — потеря своей национальной и культурной идентичности или жесткое противостояние с немцами и отстаивание своих прав. Второй путь был тернист, ведь на стороне остзейцев стояло правительство в Санкт-Петербурге. Немцы хоть и были русофобами, но оставались главной опорой власти императора в Прибалтийском крае. Поэтому интересы русского народа защищать было фактически некому.

Сегодня в независимых странах Балтии немцев почти не осталось. Их активный исход из Латвии начался после 1934 года, когда к власти в Латвии пришел Карлис Улманис. Сыграла свою роль и программа репатриации немцев из Латвии и Эстонии, начатая Гитлером в 1939 году. Остзейцы ушли, но семена русофобии, посеянные ими, всходят и по сей день.

Многие составляющие антирусской политики остзейских баронов и сегодня воплощаются в жизнь политическими силами в Латвии и Эстонии.

Немцы не давали русским участвовать в политической жизни края по национальным и религиозным мотивам. Если ты не протестант, не немец, не остзейский барон-рыцарь, то путь к участию в ландтаге тебе заказан. В похожую ситуацию в современной Латвии попадает такая категория, как «неграждане». Они не имеют избирательных прав, не могут служить в армии и правоохранительных органах, работать чиновниками, адвокатами или нотариусами. А все потому, что не знают латышского языка, который необходим для получения гражданства Латвии.

На сегодняшний день в Латвии проживает 216 682 негражданина, что составляет около 10,4% населения страны. 65,5% от этого числа составляют русские (это 26,8% всех русских Латвии)[7].

Не в почете у остзейцев был и русский язык. В судах и делопроизводстве практически до конца XIX века использовался немецкий. Не жаловали немцы и языки местных народов — латышский и эстонский. Но, несмотря на это, современные потомки угнетаемых немцами латышей и эстов в своем отношении к русскому языку недалеко ушли от остзейских чиновников.

Если посмотреть на программы национал-радикальных партий стран Балтии, можно также найти много схожего с риторикой немцев.

В программе правого политического объединения «Все для Латвии!» — «Отечеству и свободе/ДННЛ» можно найти такой пассаж: «Самодостаточность русскоязычной общины и русский язык, искусственно созданный в Латвии во времена СССР, — главное препятствие, мешающее созданию единого общества. Поэтому следует приветствовать эмиграцию части русскоязычных»[8].

Именно русский язык рассматривается как один из главных источников проблем некоторыми латышскими политиками правого толка[9]. Например, депутат латвийского Сейма Атис Леиньш считает, что из-за русского языка Латвия в мире до сих пор не воспринимается как страна Евросоюза[10].

Остзейские немцы ушли в прошлое. От них независимые Прибалтийские государства получили довольно большое наследство. В него вошли замечательные памятники культуры — исторические центры Риги и Таллина. Но красота немецкой ганзейской архитектуры омрачается идейной частью этого наследства — русофобией.

Юрий Самарин писал в середине XIX века: «Вместо того, чтобы последовать указанию судьбы, призывавшей их к возрождению, они обрекли себя на неблагодарную борьбу с историей, на вечное противоречие с действительностью, выражающееся в настоящем отношении здешнего края к России, к правительству и к русским»[11].

К сожалению, современные Латвия и Эстония унаследовали от прибалтийских немцев эту нелюбовь к своим восточным соседям.

Никакого этнического родства между немцами и коренным населением Прибалтики, конечно, нет. Но тесные родственные связи, основанные на идее русофобии, установить можно.

[1] Духанов М.М. Остзейцы: Политика остзейского дворянства в 50–70-х гг. XIX в. и критика ее апологетической историографии. — 2-е изд., перераб. и доп. — Рига: Лиесма, 1978. — С. 101.

[2] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Самарин Ю.Ф. Сочинения. Т. VII. — М, 1889. — С. 3-159.

[3] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. 7: Письма из Риги и история Риги. — М.: Типография А. И. Мамонтова и К°, 1889. — С. 37.

[4] Там же. — С. 87.

[5] Там же. — С. 95.

[6] Там же. — С. 36-37. Проклятый русский язык!

[7] Latvijas iedzīvotāju sadalījums pēc nacionālā sastāva un valstiskās piederības // gov.lv [сайт]. — URL: https://www.pmlp.gov.lv/lv/assets/ISVN_Latvija_pec_TTB_VPD_2020.pdf

[8] Обширная программа для 13 Сейма // Nacionālā apvienība «Visu Latvijai!»—«Tēvzemei un Brīvībai/LNNK [сайт]. — URL: https://www.nacionalaapvieniba.lv/programma/plasa-programma/valoda-nacionala-identitate-vienota-sabi...

[9] Кришталь М. Звериная ненависть: что националисты Прибалтики говорят о России и русских // RUBALTIC.RU [сайт]. — URL: https://www.rubaltic.ru/article/politika-i-obshchestvo/02052019-zverinaya-nenavist-chto-natsionalist...

[10] Радионов В. Провинция головного мозга: националисты боятся превращения в Латвии в губернию России // RUBALTIC.RU [сайт]. — URL: https://www.rubaltic.ru/svoi-vzgliad/20200930-provintsiya-golovnogo-mozga-natsionalisty-boyatsya-pre...

[11] Самарин Ю.Ф. Письма из Риги // Сочинения Ю. Ф. Самарина. Т. 7: Письма из Риги и история Риги. — М.: Типография А. И. Мамонтова и К°, 1889. — С. 32.

Марк Федотов