Новости

Приказ № 227 «Ни шагу назад!» впитал «остервенение народа»

Один из самых сильных документов военных лет

Редкий нормативно-правовой документ получал в годы Великой Отечественной войны такую известность, как приказ наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 г., обретший неофициальное название «Ни шагу назад!». Изданный в самом начале Сталинградской битвы, он отразил критическое для Красной армии развитие событий летом 1942 г. на южном фланге советско-германского фронта.

К середине июля вермахт прорвал советский стратегический фронт на глубину до 400 км и развернул наступление в большой излучине Дона на Сталинград и Кавказ. В ходе контрудара войска вновь образованного Сталинградского фронта (командующий – маршал С.К. Тимошенко) потеряли большую часть имевшихся у них танков, лишившись бронированного «кулака», и оказались не в состоянии изменить обстановку к лучшему. 24 июля советские войска оставили Ростов-на-Дону. В те же дни противник выше по течению Дона в районе станицы Клетская (230 км северо-западнее Сталинграда) обошёл основные силы 62-й армии, в результате чего возникла прямая угроза прорыва вермахта к городу на Волге.

Дальнейшее масштабное отступление Красной армии грозило Советскому Союзу военным поражением и утратой независимости. В приказе № 227 власть, пожалуй, впервые после начала войны с такой откровенностью сказала правду о реальном положении на фронте. Стратегическая инициати­ва, перехваченная у немцев в результате зимнего наступления под Москвой, оказалась вновь утраче­нной. К концу июля 1942 г. нацисты оккупировали территорию, на которой к началу войны проживали более 70 млн человек, производилось в год бо­лее 50 млн тонн хлеба и 10 млн тонн металла, преимущества перед врагом у СССР не было уже ни в людских, ни в материальных ресурсах.

Пафос приказа № 227 сводился к следующему: «Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину… Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».

В крайне неблагоприятном развитии событий проявилось недостаточное умение высшего командного звена Советских Вооруженных Сил предвидеть действия противника, управлять большими массами живой силы, бронетанковой техники и другими средствами боя. Но поражения во многом были обусловлены и психологической подавленностью многих военнослужащих, ярко выраженным синдромом отступления.

В недостатке порядка и дисциплины непосредственно в частях и подразделениях увидел одну из главных причин отступления нарком обороны СССР и Верховный главнокомандующий И.В. Сталин. В приказе № 227 он категорически потребовал от военных советов фронтов, и прежде всего от командующих фронтами, «безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда», снимать с должности и направлять в Ставку ВГК для последующего привлечения к суду военного трибунала «командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта».

Командующих армиями приказ обязывал принимать аналогичные меры по отношению к допустившим самовольный отход войск командирам и комиссарам корпусов и дивизий, а последних – по отношению к командирам и комиссарам полков и батальонов.

Командиры, комиссары и политработники рот, батальонов, полков, дивизий, отступившие с боевых позиций без приказа старшего начальника, в приказе объявлялись «предателями Родины», с которыми следовало поступать беспощадно: «Паникёры и трусы должны истребляться на месте». Из контекста документа следует, что под паникёрами и трусами понимались также и военнослужащие рядового и сержантского состава, которые «увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу».

В качестве одной из важнейших репрессивных мер к провинившимся приказ № 227 определил введение в Красной армии штрафных формирований. Военным советам фронтов, их командующим предписывалось «сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В пределах армий формировалось от пяти до десяти штрафных рот численностью 150-200 человек каждая, куда по тем же мотивам направлялись рядовые бойцы и младшие командиры.

В пределах каждой армии формировались также три-пять заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), приказ предписывал поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать в случае паники и беспорядочного отхода расстреливать на месте паникёров и трусов.

Позднее многим «комментаторам» такие меры показались излишне жестокими. Утверждать так – означает недооценивать невиданную остроту оперативной обстановки. Достаточно привести лишь одну фразу из директивы Ставки ВГК командующим войсками Юго-Восточного и Сталинградского фронтов от 9 августа 1942 г.: «Верховное Главнокомандование обязывает как генерал-полковника Ере­менко, так и генерал-лейтенанта Гордова не щадить сил и не останавливаться ни перед какими жертвами для того, чтобы отстоять Сталинград и разбить врага».

Многие командиры и бойцы рассматривали приказ «Ни шагу назад!» в качестве дополнительного и сильного средства укрепления стойкости войск. «Приказ тов. Сталина справедливый и своевременный, – заявил на митинге командир пулеметного эскадрона 20-го гвардейского кавалерийского полка старший лейтенант Компаниец. – Я теперь сам буду, невзирая на лица, призывать трусов и паникеров к порядку. Погибнет Родина, погибнем и мы». Кое-кто даже сетовал на то, что документ издан с некоторым запозданием. Красноармеец 1034-го стрелкового полка Найман говорил: «Если бы этот приказ был издан в начале июня, наша дивизия не оказалась бы в Сталинградской области, а крепко дралась бы за Украину».

Впечатлениям от приказа, зафиксированным особыми отделами НКВД по горячим следам, созвучны и воспоминания фронтовиков – от маршала до солдата.

Маршал Советского Союза А.М. Василевский с 23 июля 1942 г. находился на Сталинградском фронте в качестве представителя Ставки ВГК. «Я был очевидцем, как заслушивали его воины в частях и подразделениях, изучали офицеры и генералы, – вспоминал он о том воздействии, которое сталинский приказ оказал на личный состав. – Приказ № 227 – один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряжённости». И далее: «Я, как и многие другие генералы, видел некоторую резкость и категоричность оценок приказа, но их оправдывало очень суровое и тревожное время. В приказе нас прежде всего привлекало его социальное и нравственное содержание. Он обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора наркома и Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина с советскими воинами, начиная от рядового бойца и кончая командармом. Читая его, каждый из нас задумывался над тем, все ли силы мы отдаем борьбе».

«Мы восприняли приказ 227 как управу на паникеров и шкурников, маловеров и тех, для кого собственная жизнь дороже судьбы своего народа, своих родных и близких, пославших их на фронт... – писал генерал армии П.Н. Лащенко, бывший в тот момент заместителем начальника штаба 60-й армии, которая оборонялась под Воронежем. – Обстановка была сверхтяжёлая… Приказ прозвучал для всех нас тем набатным сигналом, в котором было одно – отступать некуда, ни шагу назад, иначе погубим себя и Родину».

«Мне эта горькая правда казалась справедливой, а суровая жесткость – оправданной. Ясно было, что дошло до края, до точки, дальше некуда, – рассказывал о своем потрясении от приказа писатель Л.И. Лазарев, бывший летом 1942 г. командиром стрелковой роты 28-й армии Юго-Западного фронта. – Так был настроен не только я, но и все мои товарищи… Очень многие понимали или чувствовали, что надо во что бы то ни стало выбираться из той страшной ямы, в которой мы оказались, иначе гибель, крах всего… Он совпал с настроением великого множества сражавшихся на фронте. Надо было, чего бы это каждому из нас ни стоило, упереться. И упёрлись. Упёрлись в Сталинграде, Воронеже, Новороссийске. Из мрака и ожесточения, которые были в наших душах (Пушкин, размышляя о том, что решило дело в 1812 году, назвал это "остервенением народа"), и родилась та сила сопротивления, с которой так победоносно наступавшие немцы справиться не смогли, сломались».

Понятно, что перелом не мог наступить мгновенно, в один или два дня. И после 28 июля 1942 г. наши части на ряде направлений продолжали отходить. Враг был остановлен буквально на улицах Сталинграда. Но, несмотря на достижение важных тактических успехов, ему так и не удалось реализовать главный замысел – овладеть городом, перерезать важнейшую транспортную артерию по Волге. 

Сопротивление врагу крепло, устойчивость советской обороны возрастала. Неизмеримо повысился градус «остервенения народа», сражавшегося с врагом на рубеже великой русской реки.

ЮРИЙ РУБЦОВ