Приложимся к «ляду» или ко кресту?

Когда топонимика воспевает мятежи. Заметки из Нижнего Новгорода

В Нижнем Новгороде продолжаются дискуссии относительно названия центральной площади города, для чего местная администрация проводила интернет-опрос. Жителям приволжской столицы было предложено ответить на вопрос: «Какое наименование, по вашему мнению, должна носить площадь Лядова в городе Нижнем Новгороде?».

Варианты ответа были следующие: площадь имени Лядова (известного революционера, бывшего сначала во фракции большевиков, потом меньшевиков, затем – снова большевиков), площадь Монастырская, площадь Крестовоздвиженская. Большинство голосовало за историческое название – Крестовоздвиженская. Но 29 августа опрос был остановлен. Как пояснили в администрации города, голосование сорвали атакой ботов. Это выявили сотрудники департамента цифровой трансформации при детальном анализе статистики.

– Зафиксированы случаи многократного роботизированного голосования с одного ip-адреса, а также множественные голосования с ip-адресов, зарегистрированных за пределами территории Нижегородской области и территории Российской Федерации, – рассказали в департаменте цифровой трансформации. – Таким образом, результаты голосования не могут быть признаны честными и объективными.

Так получилось, что в разгар баталий мне удалось побывать в Нижнем и убедиться, что ситуация с топонимикой в нем напоминает странную ситуацию и в других регионах РФ. 15 августа мне довелось стать участником проходившего в городе очередного Собора православных мирян. Город красивый, в нем сделано немало хорошего. Центр отремонтирован, дороги везде прекрасные. Здесь живет много хороших, неравнодушных людей, которые отстаивают христианство, нравственность и суверенитет России.

В Нижнем активно идет возрождение исторической памяти, все больше проявляется почитание русских святых, великих деятелей и героев, в том числе – топографическое. Однако рядом с ними по-прежнему маячат имена террористов и русофобов, что, увы, вполне отражает общую ситуацию в России.

Одна из красивейших площадей города носит имя большевика Лядова. Его настоящая фамилия вполне обычна для пламенных революционеров – Мандельштам. Сначала большевик Мартын Мандельштам взял себе совсем интересный псевдоним – Русалка, потом приобрел кличку Лядов, тоже связанную с нечистью. Слово «ляд» происходит от «нечистый, черт, леший». Например, говорится: «Ну тя к ляду». Возможно, что не случайно рядом с Крестовоздвиженским монастырем был налеплен именно такой, бесовский во всех отношениях топоним. Мандельштам-Лядов в свое время был знаменит тем, что умел вовремя перестраиваться, поэтому уцелел во всех репрессиях 30-х годов и даже удостоился площади своего имени. До 1920 года он был деятелем меньшевистской сепаратистской Грузии и жил в Тбилиси, потом уехал в Россию и стал сторонником Троцкого. Но в начавшейся полемике между сторонниками Троцкого и Сталина он опять перекрасился, взяв сторону последнего, поскольку сумел понять, что победит именно линия Джугашвили.

Сейчас добрые люди пытаются избавить город от этой клички Мандельштама – Русалки и вернуть площади историческое название – Крестовоздвиженская.

Меня впечатлил красивый памятник купцу Бугрову, который не так давно поставлен на этой площади. Он был благотворителем и гласным местной думы.

Купец прославился тем, что отдавал 45% дохода на благотворительность, построил первую линию водопровода в Нижнем и сделал массу других добрых дел. Но памятник глубоко верующему христианину Бугрову стоит на площади большевика Лядова («Бесова») – не бред ли это?

И такая же странная раздвоенность видна по всему городу. На ж/д вокзале появилась мемориальная табличка на царском павильоне, где написано, что император Николай II посещал Нижний Новгород. Однако на соседней мемориальной табличке увековечена и память местного Совдепа, который установил большевицкий режим в городе 2 ноября 1917 года.

Очень красиво отделана центральная улица Большая Покровская. На ней находится пешеходная зона. Там расположена масса достопримечательностей, кафе, ресторанов, паломнический отдел Нижегородской епархии. Улице давно вернули историческое название, а в советское время ее обзывали улицей Якова Свердлова – известного изувера, дето- и царе-убийцы, одного из инициаторов геноцида казаков.

Большевицкий вождь Свердлов известен еще и тем, что эффективно разжигал братоубийственную войну в деревне, причем публично это объявляя. Будучи председателем ВЦИК, в своем докладе «О задачах Советов в деревне» (май 1918 года), он говорил: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримо враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии, только в том случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне делаем то, что смогли сделать для городов».

Впрочем, сам Свердлов после революции предпочел сделаться крупным «буржуазом» и на себя лично бедноту натравливать не стал. Как и многие другие старые большевики, Свердлов отличался «скромностью и бессребреничеством». Потому после смерти данного борца за народное счастье в его личном сейфе нашлись золотые монеты царской чеканки на астрономическую сумму, свыше семисот золотых изделий с драгоценными камнями, а также множество чистых бланков заграничных и местных паспортов на имя самого Свердлова и на неких неизвестных лиц. Сей пламенный революционер явно думал сбежать из страны Советов в растленный буржуазный мир со своими «скромными сбережениями», если бы что-то пошло по негативному для него сценарию. Однако Бог послал Свердлову смертельную болезнь в самый разгар его комбинаций, так что награбленным золотом пламенный революционер воспользоваться уже не смог – умер в возрасте всего лишь 34 лет…

Слава Богу, что его имя убрали с улицы Покровской. Однако убрали его не совсем: памятник этому революционному уголовнику продолжает маячить рядом (на фото). Какие-то люди, похоже, пощербили его кувалдой, но он стоит, как стоял. И название сквера, примыкающего к Большой Покровской, так и носит имя Свердлова.

И расположенный на Покровской исторический Дом дворянского собрания ныне издевательски называется домом культуры им. Я.М. Свердлова… Там же расположен памятник великому русскому государственному деятелю – Минину, явному антиподу Свердлова. Однако Большая Покровская упирается в площадь еще одного революционера – писателя Максима Горького (Пешкова). Этот человек, в отличие от Свердлова, лично не отдавал приказов о массовых убийствах. Однако он сделал очень многое для поддержки (анти)русской революции, будучи распиаренной фигурой. Правда, потом Горький и сам ужаснулся делам того революционного зверя из бездны, коего помогал вызывать. Горький был страшно возмущен, в частности, расстрелом большевиками рабочей демонстрации в Питере в 1918 году и по поводу этого писал:

«5-го января 1918-го года безоружная петербургская демократия — рабочие, служащие, — мирно манифестировала в честь Учредительного собрания.

…Напомню, что многие из «народных комиссаров» сами же на протяжении всей политической деятельности своей внушали рабочим массам необходимость борьбы за созыв Учредительного собрания. «Правда» лжет, когда она пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т.д. и что к Таврическому дворцу шли именно «буржуи», «калединцы».

…«Правда» знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василе-островского, Выборгского и других районов.

Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала «Правда», она не скроет позорного факта.

…Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы…».

Однако потом приспособленчество взяло верх, и Горький стал настоящим певцом ГУЛАГа. Он посетил и Соловецкий концлагерь смерти. Академик Д.С. Лихачев, в ту пору бывший там заключенным, писал по этому поводу: «Был он и в трудколонии. <…> Горький по его требованию остался один на один с мальчиком лет четырнадцати, вызвавшимся рассказать Горькому „всю правду“ — про все пытки, которым подвергались заключенные на физических работах. С мальчиком Горький оставался не менее сорока минут… Наконец, Горький вышел из барака, стал ждать коляску и плакал на виду у всех, ничуть не скрываясь. Это я видел сам. Толпа заключенных ликовала: „Горький про все узнал. Мальчик ему все рассказал!“ <…> А мальчика не стало сразу…».

А Горький после уничтожения открывшего ему правду мальчика порыдал-порыдал да и выдал очерк «Соловки», где обрисовал эту фабрику смерти чем-то средним между ПТУ и санаторием.

«“Соловецкий лагерь особого назначения” — не “Мертвый дом” Достоевского, потому что там учат жить, учат грамоте и труду. Это не “Мир отверженных” Якубовича-Мельшина, потому что здесь жизнью трудящихся руководят рабочие люди, а они, не так давно, тоже были “отверженными” в самодержавно-мещанском государстве. Рабочий не может относиться к “правонарушителям” так сурово и беспощадно, как он вынужден отнестись к своим классовым, инстинктивным врагам… “Правонарушителей”, если они — люди его класса — рабочие, крестьяне, — он перевоспитывает легко.

“Соловецкий лагерь” следует рассматривать как подготовительную школу для поступления в такой вуз, каким является трудовая коммуна в Болшеве, мало — мне кажется — знакомая тем людям, которые должны бы знать её работу, её педагогические достижения. Если б такой опыт, как эта колония, дерзнуло поставить у себя любое из “культурных” государств Европы и если б там он мог дать те результаты, которые мы получили, — государство это било бы во все свои барабаны, трубило во все медные трубы о достижении своём в деле “реорганизации психики преступника” как о достижении, которое имеет глубочайшую социально-педагогическую ценность.

<...> Мне кажется — вывод ясен: необходимы такие лагеря, как Соловки, и такие трудкоммуны, как Болшево».

Сам Горький, правда, предпочитал несколько другие лагеря и санатории. Пролетарский писатель полжизни провел на самых дорогих курортах Европы, больше всего – в Италии, где арендовал фешенебельные виллы на Капри и в Сорренто.

На Капри пролетарский писатель в целом прожил семь лет, поменяв там три роскошные виллы. Правда, на одной из них он сэкономил: виллу ему по дешевке сдала семья немецкого стального олигарха Круппа. Но тоже интересна эта смычка немецких супермагнатов с буревестником революции.

Семья Круппов веками ковала вооружение для немецкой армии: причем она была «на коне» и при кайзере Вильгельме I, и при Вильгельме II, и при Гитлере. И в современной «демократической» ФРГ Круппы чувствуют себя уверенно, богато и властно. Как известно, в свое время верхушка Германии немало поспособствовала русской революции. Очевидно, она поддерживала революционеров и собственными виллами: все же трудно заподозрить немецкого магната в личном почитании скучноватого писателя из России. А вот в поддержке медийной революционной фигуры его можно подозревать вполне.

В Нижнем Новгороде создан настоящий культ данного борца с «буржуазными пережитками». На площади имени Горького расположен не только памятник писателю, но и станция метро его имени, и его изречения, обрамленные неоновой подсветкой.

«Талант — это вера в СЕБЯ, в свою силу», «Человек — это звучит гордо» — такие человекобожные цитаты были выбраны для установки на этой площади. Но не всем нижегородцам такие инсталляции пришлись по душе. Например, архитектурный критик Марина Игнатушко назвала их «детским садом»: «Ландшафтный сквер с уникальными растениями, требующий садовника, ландшафтника, древоведа, унавожен бетоном и вот такой дрянью? Это дичь, неистребимая пошлость».

Из станции метро имени Горького можно уехать на «Ленинскую», на «Двигатель революции», на «Пролетарскую», «Комсомольскую» и «Кировскую».

Топонимика Нижнего воспевает мятежи и революции, хотя официальная пропаганда при этом выступает против революционных майданов. Но монументальные камни сильнее мерцающих картинок в телевизоре…

Поэтому при такой топонимике можно жить только горько, только с правлением экс-комсомольского актива и в преддверии майданного мятежа…

Тем не менее есть и хорошие памятники времен СССР. Понравился, например, памятник Валерию Чкалову. Ни в коем случае не нужно поступать подобно большевикам, стирающим прошлое, и огульно смешивать с грязью прямо все в советской эпохе. Чкалов прославлен как великий русский летчик, путешественник, исследователь, и более чем заслуживает памятника. Рядом с памятником – великолепная смотровая площадка с прекрасным видом на Волгу, которую я посетил поздним вечером. Атмосфера ночного Нижнего Новгорода мне очень понравилась. В том числе – практически полным отсутствием пьяных людей, несмотря на прекрасную погоду и выходные. В отличие от времен СССР и «лихих 90-х» пьянство ныне не является нормой, оно стало неприличным и непрестижным. Возрождение России продолжается, хотя и очень медленно.

Игорь Друзь