Роман Скиба: «Власть идет на поводу у фашиствующего меньшинства»

Беседа с украинским поэтом и блогером.

Роман Скиба — белая ворона в своей стране. Это тот редкий случай, когда писатель в 2014 году сохранил внутреннюю свободу, способность мыслить вопреки общественному мнению, говорить о главном. По сути, он — «отщепенец», напоминающий о норме. За это на него ополчились многие национал-патриотические коллеги по литературному цеху. В интеллигентской среде поэт Скиба напоминает героя известной фотографии, сделанной на гамбургской верфи в 1936 году: рабочий Август Ландмессер стоит внутри зигующей толпы, демонстративно скрестив руки на груди…

Недавно в Интернете появился цикл коротких видеоблогов «Разговоры с Романом Скибой». Поэт предлагает собственную азбуку, в общем-то, прописных истин, от которых отвыкли сограждане за последние шесть лет. Например, говорит о патриотизме как о понятии-подмене, означающем совсем не то, что декларируется: «Если вы хотите обидеть человека, назвав его патриотом, то слово “патриот” необязательно брать в кавычки. Немцы при Гитлере далеко не все были членами НСДАП. Слово “наци” употреблялось довольно редко. “Фашисты” — вроде бы тоже не совсем про них, а про итальянцев. Как же они себя называли? Как они сами себя определяли? Патриоты. Конечно же, патриоты».

Одно из видеовыступлений называется «Стопами Умберто Эко. Семь признаков классического фашизма от Романа Скибы».

Процитируем эту доходчивую интерпретацию фашизма (и одновременно — напоминание соотечественникам, во что выродилось украинское государство с 2014 года):

«1. Дискриминация определенных групп населения. Начинаться может с одной дискриминации, а потом дискриминированных групп и поводов для дискриминации становится всё больше. 2. Активизация радикально-уголовных элементов, которые пытаются контролировать все сферы жизни общества… Силовые народные формирования. 3. Политические репрессии на фоне избирательного правосудия. Политически враждебных сажают за посты в соцсетях, а политически сознательных не наказывают даже за убийство. 4. Разделение культурного и информационного поля на приемлемое и неприемлемое. Политическая цензура, введение большого количества запретов на явления культуры, борьба против нелояльных СМИ. 5. Массированная пропаганда “правильной” линии. Преимущественно основывается на фейках. 6. Переписывание истории с жестким отрицанием всего, что в ее новый формат не вписывается. Уничтожение памятников, переименование городов и улиц. 7. Стремление достичь эффекта единогласности, единостадности в позициях публичных людей через общественное давление на инакомыслящих — тех, кого нельзя по определенным причинам посадить».

Мы побеседовали с поэтом Романом Скибой на актуальные темы.

— Насколько с 2014 года изменились ваши отношения с коллегами по литературному цеху? В недавнем видеоблоге вы говорите о том, что на поверку патриотизм на Украине — никакая не любовь к родине, а ненависть к неподобным. Но, судя по всему, современная украинская литература полностью наэлектризована этим «патриотизмом»… Вы на каком-то этапе почувствовали, что прежний литературный круг общения распадается, короткие связи отсекаются, друзья-товарищи испаряются, образуется вакуум? Чем стали эти годы? Самоизоляция? Внутренняя эмиграция? «Одиночество и свобода»?

— Просто пришел момент, когда нужно было выбирать: либо ты с ними и должен стать частью этого неадекватного, лицемерного и кровожадного стада, либо ты остаешься собой с соответствующими последствиями. Я потерял примерно 85 процентов из своего окружения. Как сказано у Конфуция (воспроизведу тезис не дословно): «Если у твоей страны есть Путь, тебе надлежит быть влиятельным и успешным. Если у твоей страны нет Пути, тебе надлежит быть отверженным»…

— Что определило ваше отношение к «майдану» и гражданской войне? Вы человек левых взглядов, судя по присутствию на сайте «Лiва»? Хотя некоторым вашим коллегам левые или анархистские взгляды не помешали превратиться еще и в порохоботов…

— Взгляды у меня не левые, они у меня просто собственные. Но, естественно, могут с чьими-то ситуативно совпадать.

До 2014-го я был принципиально аполитичным. В оценке ситуации с «майданом» и войной я исходил исключительно из логики. Было не так уж сложно разобраться: кто прав, кто виноват. Это роль беспристрастного судьи. При том что он не имеет полномочий кого-то карать и миловать, но может формулировать выводы. Цитируя Варлама Шаламова: «писатель — судья времени»…

— Еще одна шаламовская фраза: «Со всей строгостью протокола»… Патриотическая общественность ненавидит вас за то, что вы называете вещи своими именами? Например, вы говорите, что сегодняшний украинский диссидент — это тот, кто называет переворот — переворотом, фашизм — фашизмом, а гражданскую войну — гражданской войной. Это крайне неприятно патентованным правозащитникам с их избирательным зрением и искривленным сознанием. Ведь оказалось, что в диссидентской среде мало кто способен быть диссидентом после 2014 года.

— Да, со старой диссидентской гвардией совсем беда — я имею в виду правозащитников советских времен. Такое впечатление, что в Союзе они диссидентствовали только ради того, чтобы переделать строй в фашистский. Впрочем, думаю, это не обязательно так. Скорее, разбалованные «всенародным уважением», они не нашли в себе сил противоречить злу.

— Когда-то один львовский интеллектуал говорил, что «для Украины важнее традиция немецкого писателя Гессе, чем Достоевского». И в 2014 году мне вспомнилось это заявление. Как известно, в конце 1914 года Герман Гессе выступил с антивоенным манифестом «Друзья, довольно этих звуков!». И вот, когда гражданская война для Украины стала реальностью, возникал вопрос: а где же традиция писателя Гессе, столь важная для Украины? Мало кто отважился публично выступить против военных «этих звуков».

— При подготовке подобных социальных катаклизмов интеллигенции первой промывают мозги. Ведь именно публичные люди, по расчету организаторов, должны вывести людей на улицы, подзадорить своим примером, указать на мнимого врага. Кто-то должен стать козлом-провокатором. И скажем прямо, эта прослойка максимально для такой роли податлива.

Во всех странах, куда приходил фашизм, — интеллигентов, выступающих против, было раз-два, и обчелся. Так что мы не исключение.

— Возможна ли денацификация Украины?

— Все адекватные люди понимают, что это нужно сделать. И понимают, как это делать. Но те, кто во власти, денацификацию проводить не готовы.

Я оптимист. Надеюсь ситуация изменится. Вообще-то, как бы мы ни попрекали Зеленского за продолжение курса Порошенко, но то, что власть поменялась, — очень хорошо. Выборы сопровождались значительным информационным прорывом. И сейчас значительно больше медиа-ресурсов, говорящих правду.

Хотя руководство государства и идет на поводу у фашиствующего меньшинства, но в народе это меньшинство уже не является авторитетным. Его не хотят бояться, над ним посмеиваются, а иногда его бьют. Мы живем в переходный период.

— Как вам жилось годами в ситуации публичной травли? Однажды ваше имя в афише поэтического вечера подействовало на радикалов, как красная тряпка на быка…

— В первые постмайданные годы был актуален для медиа такой нацист — Дима Резниченко, впоследствии не единожды битый своими побратимами (сейчас он уже чуть ли не социалистом заделался). Он с группой себе подобных пришел на фестивальную презентацию одного альманаха в кафе «Купидон», чтобы найти Скибу и с ним разобраться. Меня на презентации не оказалось, но ее на всякий случай все равно сорвали.

А в подготовке «рейда» были задействованы та самая Ольга Значкова с известных майданных фотокадров, которая мечтала о «кружевных трусиках», а также многие представители нашей литтусовки…

— А что за странная история с Шевченковской премией? Литературная общественность сделала всё, чтобы заблокировать Наталье Пасичник, жене отщепенца Скибы, возможность стать лауреатом?

— Выдвижение на Шевченковскую премию стихов моей жены Натальи Пасичник для членов жюри стало большой проблемой. С одной стороны, ее книжка среди выдвинутых на соискание была объективно лучшей. С другой — давать премию такой «неправильной» особе они никак не могли себе позволить. Чтобы выйти из положения «чистенькими», они, наплевав на устав, объявили о продолжении приема подач, когда все сроки категорически истекли. Замысел был прост: пригласить к участию конкурентоспособных «живых классиков», которые подпадали бы под понятие «свои». И вот, сами выдвинули, сами наградили, но даже при всех этих манипуляциях книжки лауреатов до уровня Натальи и близко не тянут.

— Шесть лет потрясений, происходивших в стране, как-то отразились на вашем лирическом дыхании, поэтической интонации. Что-то поменялось в стихах?

— Осенью 2014-го я взялся переводить свои стихи на русский. Процесс пошел успешно. А с 2017-го появились и оригинальные русскоязычные произведения. В этом году в Издательском Доме Бураго у меня вышла книжка «Йети табачный и Чуточка избранного». Переведена также (но еще не издана) книжечка детских стихов. До переворота я писал только по-украински.

В завершение ответа прочту одно стихотворение:
Стоишь к столбу привязан.
Казнить нельзя два раза.
Костер не разгорается.
Огонь почти потух.
Сегодня сильный ветер.
И все вокруг, как дети, —
Что враг не местный с факелом,
Что бывший старый друг...
Крестясь, рокочут люди
О знаке и о чуде.
Но вдруг ты содрогаешься,
Когда подходит та...
Опрятна, светлолика,
В ботиночках из лыка...
Старушка с вязкой хвороста,
Святая простота...

Беседу вёл Андрей Дмитриев