Слово о Средмаше

75 лет назад появилось ведомство, которое до сих пор обеспечивает нашу безопасность.

Ведомство несколько раз меняло свое название. Слово «атомное» появилось совсем недавно. Но в истории страны оно осталось как «Министерство среднего машиностроения», в среде атомщиков его ласково называют «наша Маша». Теперь это – Росатом России.

Днем рождения ПГУ, Средмаша, Минатомпрома, Минатома, Росатома принято считать 20 августа 1945 года, когда было принято «Постановление Государственного Комитета Обороны «О Специальном комитете при ГОКО», подписанное И.В. Сталиным. В нем, в частности, говорилось:

«Государственный Комитет Обороны постановляет:

1.Образовать при ГОКО Специальный комитет в составе:

1.Берия Л.П. (председатель)

2. Маленков Г.М.

3. Вознесенский Н.А.

4.Ванников Б.Л.

5.Завенягин А.П.

6. Курчатов И.В.

7. Капица П.Л.

8. Махнев В.А.

9. Первухин М.Г.

2.Возложить на Специальный комитет при ГОКО руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана…

11.Установить, что Первое главное управление при СНК СССР, его предприятия и учреждения, а также работы, выполняемые другими наркоматами и ведомствами для него, контролируются Специальным комитетом при ГОКО…

13.Поручить т. Берия принять меря к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУКА и др.)».

Постановление № 9887 от 20 августа 1945 года несло самые высокие степени секретности: «Совершенно секретно (Особая папка)».

Такая секретность сохраняется и по сей день. Особенно, когда речь идет о ядерном и термоядерном оружии. Но даже та небольшая часть достижений, о которых становится известно, не могут не поражать современников своим величием.

«Средмаш» – это, прежде всего, достижения отечественной науки, техники, промышленности и, конечно же, в первую очередь тех, кто посвятил ему свою жизнь.

А вот что говорили сами «средмашевцы», удостоенные звания Героя Социалистического Труда (некоторые из них – дважды и даже трижды!), с которыми довелось мне беседовать:

Б.Л. Ванников: «Секретность дела была организована строжайшая. В курсе событий не был даже Президиум ЦК. Многие совещания происходили в составе: Сталин, Берия, Курчатов, Ванников. Многие решения и распоряжения делались устно и на бумаге нигде не записывались. К таким сверхсекретным решениям относится, в частности, следующее, нигде не записанное, никому не известное, кроме еще двух людей на земле. В то время очень важно было собрать максимальную информацию об американских разработках по бомбе. Было известно, что Нильс Бор относится к нам благожелательно. В 1945 г. Бор вернулся на родину немедленно после разгрома немцев. Решили послать к нему человека с поручением. И.В. Курчатов составил вопросник, его вручили доверенному человеку. Бор ответил на большинство вопросов. На некоторые, связанные с промышленностью, он ответить не смог. Ответы были изучены и использованы в работе…

Игорь Васильевич никогда не унывал, хотя и бывал часто очень озабочен и порой мрачен. Но энергия у него была неисчерпаема. Чтобы успокоиться, он садился вечером со мной в вагоне играть в «дурака» и играл с увлечением, порой до глубокой ночи…

Все самые секретные здания и аппараты строили заключенные. Расчет был такой, что на самые секретные места посылали людей, осужденных на самые долгие сроки заключения. Вольнонаемных не брали, так как они могли в любое время уйти и разнести секретные сведения».

Е.П. Славский: «Должен сказать: на всех этапах и во всех областях огромного комплекса работ во главе был наш незабвенный Игорь Васильевич Курчатов. Мало сказать, что это был человек особого таланта, скажу честно, на протяжении всей своей длинной жизни я впервые встречал такого замечательного человека. Он был уникум! Все понимал слету. Все другие перед ним были тогда мальчики! Это сегодня они академики. Он проделал титаническую работу по всему комплексу и по созданию кадров ученых и инженеров. ТО время – было счастливое время моей жизни. Идут мои последние десятки лет. Скоро будем отмечать девяносто. Тридцать лет я был министром и четыре года при Игоре Васильевиче. За всю жизнь такого человеческого человека не встречал. Вспоминаешь сейчас – сердце жмет. Мы были как братья. Очень дружно мы жили».

Н.В. Риль: «Ввиду быстрого развития советской военной технологии, европейцы часто спрашивают, насколько значительным был вклад немцев в непосредственное послевоенное развитие этой формы советской промышленности.

По моему мнению, было бы наивно верить, что сотрудничество с немецкими специалистами в действительности сыграло решающую роль в развитии ядерной индустрии и других важных областей технологии. В сфере ядерной энергии Советы достигли бы своих целей на год, максимум на два, позже и без помощи немцев…

Я вспоминаю заявление, сделанное Завенягиным, когда он пытался объяснить, почему Советский Союз разрабатывал атомную бомбу. Он сказал: «Без нее мы потеряем суверенитет»…

В Электростали каждая семья получила по финскому деревянному дому, три приличных комнаты с ванной и кухней. У каждого домика был сад. На Урале большинство семей жило в очень симпатичных деревенских домиках из дерева с пятью комнатами и застекленной верандой. Остальные – в большом многоэтажном каменном здании. Размещения на Черном море были подобными. Мое семейство и я имели специальную привилегию проживания в роскошно обставленной каменной вилле… Я вспоминаю вечер в Электростали, когда директор школы нашел меня дома. Сначала он говорил на общие темы, и я не понимал причину его посещения. После третьего стакана водки он спросил, не будет ли лучше для психологии русских детей исключить из утреннего рациона юных немцев шоколад. Я признал это правильным и сделал так, как он сказал».

В.Н. Михайлов: «Это было в Семипалатинске в 1959-м году. Туда я приехал как теоретик “со своим изделием”. Теоретик не только должен присутствовать при сборке – а это деликатная операция! – но и проверить диагностические методы, которые используются. Процесс-то протекает одну миллионную или одну стомиллионную долю секунды, а потому важно правильно выбрать соответствующие пусковые устройства, которые должны открыть регистрирующие устройства – тут не может быть мелочей! К этому необходимо определить и количество дублирующих систем, а они ограничены... В общем, у теоретика много забот на полигоне. Поэтому я и оказался на испытаниях... В то время испытания проводились на большой высоте – когда ножка гриба не соединяется с огненным шаром, чтобы избежать попадания радиоактивных осадков на землю... Мы находились на расстоянии десяти километров. Был ясный, солнечный день. Яркая бело-розовая вспышка, от которой стал удаляться нежно-голубой ореол с ярко выраженным свечением фронта ударной волны в воздухе – это правильной формы сплошной круг с ярко выделенной на границе окружностью. Когда фронт ореола дошел до поверхности земли, вверх стали подниматься столбы пыли. Огненное облако поднималось вверх... Потом в лицо ударило тепло: когда фронт волны дошел до нас, будто мгновенно открылась дверца печурки, где пылало жаркое пламя от поленьев. А взрыв-то по мощности был совсем небольшой... Я страшно волновался: будет ли сам взрыв или нет?.. А потом ощущение, будто вырываешь частичку тайны у природы. Оно для мужчины, для ученого всегда волнующе...»

Е.И. Аврорин: «У всех участников Атомного проекта, в общем-то, была одна мысль: огромная мощь появилась в руках человечества, использовать ее только в военных целях – бессмысленно.

Хотелось найти применение нового мощного средства в народном хозяйстве. Этим занимались и в Америке, и у нас. Конечно, наиболее яркие применения – взрывы на выброс. Американцы осуществили несколько демонстрационных взрывов, а у нас было создано искусственное водохранилище.

Однако все эти опыты сопровождались радиоактивным загрязнением. Даже от «чистого» заряда вредные продукты образуются, и они выходит на поверхность. Стали искать и другие применения. Один из примеров – дробление горных пород. А потом и другое применение. Это и создание полостей в соляных пластах, и интенсификация нефтяных месторождений, и так далее. Очень эффективная программа – геофизические исследования. Проведено несколько профилей, которые позволили изучать крупномасштабное строение земной коры. Очень полезным оказалось экологическое применение. Не для ее нарушения, а для сохранения природной чистоты.

На Серлитамакском комбинате с помощью ядерного взрыва была создана глубоко под землей сеть трещин, в которые уже много лет закачиваются отходы производства – химически опасные вещества. Если бы эти отходы шли в Волгу, то река давно бы стала мертвой…

Но появилась радиофобия, то есть непрофессиональная боязнь любой радиоактивности. Даже абсолютно безопасные уровни, сравнимые с одним полетом на самолете, воспринимаются в штыки. Намного опасней химические загрязнения, но они не вызывают таких протестов. Они воспринимаются органами чувств человека. К примеру, тот же сероводород. Его мы чувствуем, и организм сразу же реагирует на него. Ну а радиоактивность воспринимается иначе. Природа не дала нам нужных чувств, потому что не было необходимости в них. Природные уровни радиоактивности, существующие на Земле, не опасны для живых существ, вот и защищаться от нее не нужно. Даже знать о ее существовании! А с другой стороны, современными физическими приборами обнаруживаются очень низкие уровни радиации. Можно зафиксировать излучения в миллионы раз меньше, чем они представляют какую-то опасность…».

Б.В. Литвинов: «Я противник кличек: «отец бомбы» или «папаша заряда» – так не бывает! Любое «изделие» – труд огромного коллектива специалистов, работающих вместе. Ну, а наши направления – результат необходимости, тех проблем, которые постоянно возникали. В «гонке вооружений» мы всегда были в роли догоняющих. Если посмотреть вообще на развитие ядерного оружия, то первое направление его – это бомбы, то есть «пассивное оружие», доставляемое самолетами. Ясно, что такое оружие уязвимо, поскольку самолет легко сбить. Большой скачок, конечно, – создание ракет. С их появлением все военные исследователи считают, что произошел переворот – ядерное оружие по-настоящему стало оружием, так как можно было его доставлять на большие расстояния. Но это в свою очередь породило и противоречия, поскольку мир стал «голым» – ведь все разговоры о создании противоракетной обороны несостоятельны. На границе 50-60-х годов происходит некий поворот в развитии военной техники. Поскольку в 57-м году был запущен первый искусственный спутник Земли, то шуточная песня, что «мы впереди планеты всей», имела под собой основание. И тогда же в Америке начинаются разговоры о противоракетной обороне, о создании некоего панциря над Америкой. Боеголовки того времени были тихоходными, и их действительно можно было сбить. В той же самой Америке появляется контр идея разделяющихся головных частей, когда одна ракета имеет несколько боеголовок и они, как горох, рассыпаются – и вы не знаете, куда вам стрелять, чтобы уничтожить их. Аналогичная идея появилась у Владимира Николаевича Челомея… Если посмотреть на диаграмму поражения ядерным зарядом, то где-то в центре все испепеляется, а потому та огромная мощность, что заложена в заряде, используется плохо… И у Челомея появилась идея: если «разделить» эту мощность, то можно поражать большую площадь…

У всех этих разговоров о достижениях всегда есть другая сторона: а что именно поражается? Но военные такими понятиями не апеллируют…

Теллер (однофамилец знаменитого Эдварда Теллера) при создании своих зарядов рисовал круги вокруг Москвы – зоны поражения, и вдруг понял, что рисует круги… уничтожения людей – и это его поразило.

Будучи в Лос-Аламосе я поинтересовался об этом случае. Мне сказали, что это выдумка Теллера, у него слишком велика амбиция, потому что разработчики ядерного оружия не рисуют никаких кругов, ни площадей поражения. Как всякие технари, они считают только то, что положено, то есть размеры, габариты, массы… И потому разговор Челомея о «площадях поражения» был для меня несколько странным Я сказал ему: мы таких расчетов никогда не делали и не собираемся их проводить и в будущем,,,»

С.Г. Кочарянц: «Мне пришлось заниматься очень многими областями науки, даже ракетной техникой, а такие возможности не каждому ученому предоставляются. Поэтому я горжусь своей работой!.. Тесный контакт у меня был с Сергеем Павловичем Королевым. Очень грамотный был человек, И жесткий! Мы часто с ним ругались, но работали всегда дружно. Оба любили отстаивать свою точку зрения, а это вызывает уважение… Много я контактировал с Михаилом Кузьмичом Янгелем – великолепный был конструктор. По системам управления работал с Пилюгиным… Да еще с Челомеем, конечно, он ведь занимался ракетными комплексами… Сложное и необычное было у нас дело, многое впервые приходилось решать. И каждая такая работа затрагивала интересы не только наши, но и мира. А потому приходилось часто на «самый верх» обращаться – кто же такое любит?! К примеру, неясно мне было, как «изделие» будет вести себя при встрече с водной поверхностью. Говорю Королеву: надо в акваторию пускать ракету. Он ни в какую, мол, международные осложнения начнутся и так далее. Пошел я к Хрущёву, объясняю, почему нужны пуски в океан. Соглашается, разрешает. И Королев испытывает свои «изделия», и мы тоже. Потом Сергей Павлович просит: сходи снова к Хрущёву, мне новые пуски нужны!.. Хорошо еще, что высшее начальство к нашему мнению прислушивалось, знало, что серьезными делами занимаемся, но, тем не менее, хаживать «по верхам» приходилось часто, а это не очень приятно… Американцы первыми создали ядерное оружие. У нас его не было. В тот период мы всеми силами старались догнать американцев…

Сейчас много говорят, кто начал гонку вооружений, кто виноват, что две страны были втянуты в нее. Находятся люди, которые рвут на себе волосы, мол, вина лежит на Советском Союзе. Нет, это не так!

Тут даже спорить не хочется: посмотрите в прошлое, сопоставьте факты, причем бесспорные, и ответ получите однозначный! Нельзя во имя каких-то сиюминутных интересов, амбиций легко играть историей, судьбами людей – это к добру не приведет…»

Л.Д. Рябев (фрагмент нашего интервью): «Роль Средмаша в развитии Среднеазиатских республик не преувеличивается?

– Ефим Павлович Славский (один из руководителей Атомного проекта СССР) развитию предприятий в этих республиках придавал исключительное значение. У него были теснейшие контакты с руководителями всех республик. И он ежегодно, нередко и во время отпуска, уезжал в эти республики. Еще раз посещал предприятия, и к нему всегда относились с величайшим уважением. Связи у него были теснейшие, да и планы огромные. Тот же, к примеру, Узбекистан. Это Навои, это Заравшан, Учкудук. Причем к созданию этих предприятий он буквально с любовью относился. Он был противником вахтовых методов работы. Он считал, что люди и здесь должны иметь тот соцкультбыт, который позволяет им и нормально трудится, и хорошо жить. Поэтому он делал там водоемы, и озеленял города, и строил детские учреждения, и школы, и культурные заведения. Я побывал во всех городах, посмотрел, что сделал Ефим Павлович. Колоссальные деньги были вложены, но и отдача была соответствующая. В том же Заравшане получали в год 50 тонн золота высочайшей пробы.

Много труда вложил он в Казахстан. Для него один из любимейших поэтов Тарас Шевченко, и город Шевченко он превратил в цветущий край. Он вложил душу в этот город, создал его на пустом месте. Не только создал, но и благоустроил так, что жить в нем стало нормально. А вокруг пустыня. Он поставил там реактор, и добычу урана организовал, и производство удобрений. Вдохнул жизнь в этот край… После того как отрыли в Казахстане месторождения для подземного выщелачивания, он лично рассматривал проекты всех городов, которые там создавались… То же самое в Грузии и Киргизии… По его инициативе в этих республиках возникли десятки городов с сотнями тысяч жителей.

– А что сейчас с удобрениями Шевченко и золотом Заравшана?

– Золото добывают, уран тоже. Узбекистан сохранил эти производства. Ну а в Казахстане на базе тех месторождений, что были открыты, добывают уран порядка 20 тысяч тонн… Эта страна выходит на первое место в мире, а основы этой промышленности были заложены при Ефиме Павловиче Славском.

– Вашу жизнь можно условно разделить на несколько этапов. До 78-го года – Арзамас-16, потом ЦК партии, работа министром, заместитель председателя Совета Министров СССР, затем лихие 90-е, наконец, нынешнее время. Когда был «золотой» период?

– Если брать до 78-го года, когда я занимался оружием, то это было ощущение гонки. По разным причинам: внешним, внутренним, запретам, ограничениям и потому, что мы должны были иметь паритет. Его мы добились примерно в 72-м. Такое ощущение от того периода. Конец 70-х – 80-е годы – это бурный процесс применения атомной энергии, начиная от фундаментальной физики и кончая развитием атомной энергетики. Было ощущение, что мы многое можем сделать, можем решить энергетические проблемы, то есть сделать атом весьма весомым в экономике страны. Потом после 86-го года постчернобыльский период. Это было тяжелейшее время. Первое: быстрее закрыть ту «грязь», которая там есть. Вторая – сделать все, чтобы повысить безопасность тех блоков, которые работают. Третья задача: сделать проект реактора повышенной безопасности. Это был тяжелый период, потому что мы столкнулись и с давлением Запада, и с остановкой реакторов для производства плутония, и с процессами разоружения, и с сокращением производства ядерных боеприпасов, и с прекращением ядерных испытаний. Мы были уверены, что сохраним отрасль, но сделать следующий шаг в развитии уже не могли. Поэтому после 86-го года мы начали думать о том, какие сферы деятельности можно развивать в недрах Минсредмаша для того, чтобы эту наукоемкую область использовать более широко, а не только для обороны страны. Это был 86-й-91-й годы, то есть еще до развала Советского Союза. Это был период отступления. Приехал в Крым, на Южно-Украинскую атомную станцию, на Татарскую, Ростовскую, Калининскую – везде поднялись тысячи людей. Требовали закрыть, остановить атомную энергетику. К счастью, прошло время, и этот период закончился. И тот задел, который был сделан в прошлом, даже сегодня работает на пользу атомной энергетики. Ну а сегодня все говорят об «атомной эпохе возрождения». Надеюсь, что это не только слова – все для роста у нас есть…»

P.S. У всех «средмашевцев», с которыми довелось беседовать в разные годы и которые упоминаются в этом материале, есть звания Героя Социалистического Труда. Исключение – Лев Дмитриевич Рябев. Ему довелось множество раз представлять коллег к высшим наградам Родины, но сам он всегда оставался в тени. Как и сегодня. Обидно. Хотя о нем знают все, кто имеет отношения и к военному, и к мирному атому, потому что авторитетней атомщика сегодня в стране, пожалуй, нет...

фото: Первая советская атомная бомба. 1949 год

Владимир Губарев