ТРОЦКИЙ О КРОНШТАДТЕ. К СТОЛЕТИЮ МЯТЕЖА

Кронштадтский мятеж является благодатной темой для современного антикоммунистического дискурса

Стомлені боєм
Озирнулись навколо,
подивились назад.
Коли написали: революцію
підважено підоймою
Кронштадт.
Гуркіт Берліна, Гамбурга
Приглушила близька канонада.
На вулицях Петрограда
Маршу й тривоги гама...
Форти вперезалися вибухів
шнуром,
Хлюпотить на льоду під ногами...
На штурм! На штурм!
Смерть ворогам!

Василий Эллан-Блакитный

Работы Льва Троцкого – это не слишком сложный для восприятия источник, чрезвычайно полезный для понимания событий Октябрьской революции. Попытки игнорировать его носят чисто конъюнктурный характер. Особенно сейчас, по итогам столетнего юбилея Кронштадтского мятежа, породившего «шумиху вокруг Кронштадта» – как называл это в 1938 году сам Троцкий, вступая в принципиальную полемику с антисоветскими либералами.

Сегодня все так же много желающих спросить с большевиков за «загубленные души кронштадтских матросов». Не изменилась и аргументация – Кронштадт представляется первородным грехопадением коммунистов, из которого напрямую проистекает бюрократическое перерождение, Сталин, ГУЛАГ, Голодомор и ОБХСС. Не изменился и состав критиков. К мести за кронштадтских матросов взывают люди характерного идейного спектра, от бывшего чиновника ельцинского правительства до анархистских сект, укомплектованных радикальными буржуа.

Кронштадтский мятеж является благодатной темой для современного антикоммунистического дискурса. Образы капиталиста или помещика, которых вытаскивают из роскошных особняков, вытряхивают из собольих шуб, и ведут фотографироваться в подвал, не вызывают в народе особой жалости. Другое дело страдающие от большевиков крестьяне, рабочие, интеллигенция, у которых люди в кожанках отняли французскую булку.  Пропаганда представляет дело так, что большевики неустанно воевали с простыми людьми – о чем постоянно рассказывают фильмы «Жила-была одна баба», «Праздник», «Зулейха открывает глаза», «Дорогие товарищи!», итп. И однажды представят фильм о простых кронштадтских матросах – идейных честных революционерах, которых злодейски убивали Ленин и Троцкий.

Статья Льва Троцкого «Шумиха вокруг Кронштадта» стала ответом на антибольшевистскую критику 1930-х годов, и новые исторические документы полностью подтверждают изложенные в ней факты.

Бывший глава Революционного военного совета отрицает утверждение о том, что Кронштадтский мятеж подняли те же самые матросы, которые активно участвовали в революции 1917 года. Троцкий пишет, что в ходе гражданской войны лучшие кадры революционных моряков регулярно отправлялись на фронт, а на их место прибывало деревенское пополнение, без политического опыта, с черносотенными предрассудками, зачастую недовольное антикулацкой политикой советских властей:

«...Гражданская война начала с систематического обезлюживания Кронштадта и всего Балтийского флота. Уже в дни Октябрьского переворота отряды кронштадтцев посылались на помощь Москве. Новые отряды отправлялись затем на Дон, на Украину, для реквизиции хлеба, для организации власти на местах. Первое время казалось, что Кронштадт неисчерпаем. Мне приходилось с разных фронтов посылать десятки телеграмм о мобилизации новых и новых «надежных» отрядов, из питерских рабочих и балтийских моряков. Но уже в конце 1918 года и, во всяком случае, не позже 19-го, фронты стали жаловаться на то, что новые транспорты «кронштадтцев» плохи, требовательны, недисциплинированы, ненадежны в бою и приносят больше вреда, чем пользы.

После ликвидации Юденича (зимою 1919 года), Балтийский флот и Кронштадт окончательно впали в прострацию. Все сколько-нибудь ценное было извлечено оттуда и брошено на юг, против Деникина. Если кронштадтцы в 1917-1918 г.г. стояли значительно выше среднего уровня Красной армии и составляли костяк первых ее частей, как и костяк советского режима во многих губерниях, то те моряки, которые оставались в «мирном» Кронштадте до начала 1921 года, не найдя себе применения ни на одном из фронтов гражданской войны, были, по общему правилу, значительно ниже среднего уровня Красной армии и заключали в себе большой процент совершенно деморализованных элементов, носивших пышные панталоны «клеш» и прическу сутенеров».

Эти выводы согласуются с данными историка Ю.А. Щетинова – в своей работе «Кронштадский мятеж и мелкобуржуазные партии», которая является наиболее подробным исследованием событий 1920-го года, он писал: десять тысяч солдат и матросов из 17-тысячного гарнизона представляли собой пополнение из южных регионов России и Украины. А о настроениях этих людей мы можем узнать из письма матроса Дмитрия Юрина, отправленного к отцу в Херсонскую губернию:

«Коммуну мы разогнали, у нас коммуны нет, теперь у нас только советская власть. У нас в Кронштадте вынесли резолюцию, чтобы жидов всех сослать в Палестину, чтобы не было у нас в России такой гадости, все матросы кричат долой жидов, они нам и так надоели за несколько годов и коммуна тоже надоела за четыре года».

Плакат украинского патриотического художника. Январь 2014 года. 

Раскол между мятежниками и немногими старыми моряками, ветеранами революции подтверждают документы сборника «Кронштадтская трагедия. 1921 год». Согласно показанию пленных взятых в ходе штурма, матросы-ветераны с линкоров отказались вести огонь по наступающим красным частям. И многие ветераны революции были арестованы мятежниками наравне с коммунистами.

Троцкий пишет: «Если не обманывать себя пышными лозунгами, фальшивыми этикетками и пр., то кронштадтское восстание окажется ничем иным, как вооруженной реакцией мелкой буржуазии против трудностей социалистической революции и суровости пролетарской диктатуры. Именно это означал кронштадтский лозунг: «Советы без коммунистов», за который немедленно же ухватились не только эс-эры, но и буржуазные либералы. В качестве более дальнозоркого представителя капитала, профессор Милюков понимал, что освободить советы от руководства большевиков значило бы в короткий срок убить советы.

...Сознательной программы у восставших не было и по самой природе мелкой буржуазии быть не могло. Они сами не понимали ясно, что их отцам и братьям прежде всего нужна свободная торговля. Они были недовольны, возмущены, но выхода не знали. Более сознательные, т. е. правые элементы, действовавшие за кулисами, хотели реставрации буржуазного режима. Но они не говорили об этом вслух. «Левый» фланг хотел ликвидации дисциплины, «свободных советов» и лучшего пайка».

Льву Давыдовичу не надо было далеко ходить за примерами. За несколько лет до того, как красные войска взяли мятежную крепость, «Советы без коммунистов» вогнали в гроб немецкую революцию. Местные правые социал-демократы в союзе с будущими нацистами успешно помогли задушили пролетарские восстания в Баварии, Руре и Гамбурге.

Милюков действительно писал в парижской газете «Последние известия»: «власть советов без коммунистов будет временной». С ним были полностью согласны другие контрреволюционеры. Они не видели в мятеже «правильную революцию трудящихся», и всячески поддерживали выступление балтийских матросов. А соратник Савинкова генерал Г.Е. Эльвенгерн прямо писал о том, что Кронштадтский ревком «из тактических соображений объявил себя ярым приверженцом советской власти, отвергая лишь диктатуру коммунистической партии, рассчитывая, что коммунистам при такой платформе будет трудно повести против них, защитников Советов, советские части».

Архивные материалы подтверждают выводы Троцкого, который писал о неизбежном переходе Кронштадта под контроль белогвардейцев и внешних контрреволюционных сил:

«Совсем уже неумными являются разглагольствования о том, что восстание не было восстанием, что матросы ничему не угрожали, что они «только» захватили крепость и военные корабли и пр. Выходит, что большевики наступали по льду, с открытой грудью, против крепости, лишь в силу своего плохого характера, стремления искусственно вызывать конфликты, своей ненависти к кронштадтским морякам или к доктрине анархизма (о которой, к слову сказать, решительно никто не думал в те дни). Разве это не детский лепет? Не связанные ни временем, ни местом дилетантские критики пытаются (через 17 лет!) внушить нам ту мысль, что все закончилось бы ко всеобщему удовольствию, если бы революция предоставила восставших моряков самим себе. Но беда в том, что мировая контрреволюция ни в каком случае не предоставила бы их самим себе. Логика борьбы дала бы в крепости перевес наиболее крайним, т.-е. наиболее контрреволюционным элементам. Нужда в продовольствии поставила бы крепость в прямую зависимость от иностранной буржуазии и ее агентов, белых эмигрантов».

«Эй, не верь ему!». Плакат Владимира Маяковского, 1921 г.

Английский посланник в Хельсинки получил прямые инструкции: «правительство Его величества не намерено само входить в любой способ помощи революционерам», но считает, что такой политики должно придерживается правительство Финляндии или частные лица и организации. Вскоре в Кронштадт прибыл бывший командир линкора «Севастополь» барон Павел фон Вилькен. Он сразу предложил мятежникам помощь 800 вооруженных монархистов, базировавшихся в Финляндии. Во главе штаба обороны встал царский капитан Е. Н. Соловьянинов, а в его состав вошли командующий артиллерией крепости царский генерал Козловский, контр-адмирал С. Н. Дмитриев и офицер имперского Генерального штаба Б. А. Арканнико.

Белый контр-адмирал В. К. Пилкин писал Юденичу о том, как задушевно общались с белогвардейцами участники кронштадтского мятежа: «Их встречали со слезами. Многие говорили не стесняясь, при всех, что глубоко раскаиваются о содеянном. Председатель Рев. Комитета Петриченко (писарь с «Петропавловска) всё время старался дать понять приехавшей в Кронштадт из Гельсингфорса делегации, чтобы не обращали большого внимания на пункты Кронштадтской декларации, якобы наспех составленной и переделывать которую теперь будто бы не время... Я не могу не жалеть о падении Кронштадта, т.к. наше офицерство должно было волей-неволей принять участие в восстании и, конечно, окончательно перебито». (Рутыч Н.Н. Белый фронт генерала Юденича. Биографии чинов Северо-Западной армии. М., Русский путь, 2002. С.134-135).

Капиталисты не боялись Кронштадта 1921 года, Венгрии 1956 года, Польши 1981 года. Напротив, они повсеместно поддерживали любые антикоммунистические движения, прекрасно понимая, что в случае успеха окажутся их главными политическими бенефициарами.

К сожалению, многие материалы, связанные с мятежом, продолжают оставаться закрытыми для исследователей. Это относится и к большинству томов по делу организации Таганцева, которая по всей видимости поддерживала связь с мятежниками даже после ухода разбитых кронштадцев в финскую эмиграцию. Эмигрантская газета «Последние новости» писала: «Петроградская ЧК вышла на Таганцева с помощью своего агента боцмана Паськова с линкора «Петропавловск»; уйдя в Финляндию боцман установил связи с белыми организациями».

Кронштадтская крепость пала 18 марта 1921 года. Штурм балтийской военной базы стал одним из самых славных подвигов революционной армии, который уже в то время сравнивали с эпическими сражениями эпохи Великой французской революции. Тогда французские гусары брали закованные в лед корабли, а в начале XX века красная пехота штурмовала гранитные форты на островах. Причем, среди атакующих были действительно идейные эсеры и анархисты – в частности, украинский левый коммунист Эллан-Блакитный, который оставил поэтическое свидетельство о штурме. 

Дух «настоящих революционеров» в Кронштадте оказался так же непрочен, как и их оборона. Бежавшие по льду рядовые мятежники оказались в финских концлагерях, где их ждал голод и расстрелы за попытку выйти за колючую проволоку – и уже осенью 1921 года раскаявшиеся матросы стали возвращаться домой.  Не большую принципиальность проявили руководители «антиавторитарного» восстания. Один из его вождей – Степан Петриченко – уже в 1922 году направился в советское представительство в Ригу и стал советским разведчиком.

В заключение можно еще раз повторить тезисы Троцкого – Кронштадтский мятеж 1921 года был одним из многих антисоветских крестьянских и солдатских мятежей этого времени, когда аграрные районы рухнувшей империи представляли собой сплошную Вандею. Но стратегическое и символическое значение крепости снискало этому выступлению незаслуженную известность – так что даже спустя сто лет его история поднимается на знамя врагов социалистической революции.        

Артем Кирпиченок