Новости

В 1941 году японцы боялись, что Гитлер отстранит их от дележа «русского пирога»

«Нам придётся либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь»

Готовя агрессию против СССР, гитлеровская Германия была настолько уверена в быстром овладении территорией противника с принуждением его к капитуляции, что сначала не настаивала на одновременном начале Японией войны против нашей страны, а направляла японскую экспансию на юг – против владений США и Великобритании.

Во время посещения в марте 1941 г. министром иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуокой Берлина именно к этому подталкивали японского гостя руководители рейха. Готовясь к приёму японского министра, Гитлер издал 5 марта 1941 г. директиву № 24 «О сотрудничестве с Японией», в которой была определена цель: как можно скорее вовлечь Японию в войну против Великобритании и таким образом связать английские силы на Тихом океане. В результате и американцы должны будут перенести своё внимание на Дальний Восток, воздерживаясь от активного участия в войне в Европе. Япония, однако, должна избегать войны с США. Своей директивой Гитлер запрещал сообщать японцам о существовании плана «Барбаросса».

Будучи заинтересованным в отвлечении японцами англичан на Дальнем Востоке, Гитлер распорядился подчёркнуто радушно принять японского министра, ведя с ним переговоры «на равных». С 27 по 29 марта Мацуока провел три раунда переговоров с Риббентропом и дважды был принят Гитлером. Согласно директивам Гитлера, Риббентроп убеждал Мацуоку атаковать Сингапур: «В случае если Советский Союз выступит против Японии, Германия незамедлительно нанесет удар по СССР. Мы обещаем это. Поэтому Япония может, не опасаясь войны с Советским Союзом, двигаться на юг, на Сингапур».

Отвечая на вопрос Мацуоки о состоянии германо-советских отношений, Риббентроп сказал: «…конфликт с Россией находится все же в пределах возможного. Во всяком случае, после своего возвращения Мацуока не может докладывать японскому императору, будто возможность конфликта между Россией и Германией исключается. Напротив, положение вещей таково, что такой конфликт следует считать возможным, но не вероятным».

Не раскрывая содержание плана «Барбаросса» и не упоминая о нём, Риббентроп тем не менее счёл возможным информировать собеседника, что «бόльшая часть германской армии уже сосредоточена на восточных границах государства». Убеждая коллегу в быстротечности германо-советской войны, он говорил: «В настоящее время мы сможем сокрушить Советский Союз в течение трех-четырех месяцев… Я полагаю, что после разгрома Советский Союз развалится. Если Япония попытается захватить Сингапур, ей не придется больше беспокоиться о севере».

Гитлер также склонял Мацуоку к нападению на Сингапур, заявляя: «Никогда в человеческом воображении для нации не представятся более благоприятные возможности. Такой момент никогда не повторится. Это уникальная в истории ситуация». По поводу германо-советских отношений фюрер ограничился сообщением, что рейх имеет свыше 160 дивизий, сконцентрированных на советских границах.

На сообщение Мацуоки о переговорах с русскими Гитлер и Риббентроп реагировали довольно прохладно. Риббентроп лишь предупредил собеседника «не заходить слишком далеко в сближении с Россией». Впоследствии Гитлер заявил, что японцы заключили пакт с СССР «с одобрения Германии». О причинах такой позиции немцев можно только догадываться; скорее всего, они рассчитывали, что, имея пакт со Сталиным, японцы скорее решатся на захват Сингапура. Вместе с тем на них могло произвести впечатление заявление Мацуоки в беседе с Риббентропом о том, что «никакой японский премьер-министр или министр иностранных дел не сумеет заставить Японию остаться нейтральной, если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт. В этом случае Япония принуждена будет, естественно, напасть на Россию на стороне Германии. Тут не поможет никакой пакт о нейтралитете».

Отправляясь из Берлина на переговоры со Сталиным, Мацуока, по собственному признанию, расценивал вероятность начала Германией войны против СССР как 50 на 50. Однако он считал, что для Японии в любом случае будет выгодно иметь договор о ненападении или нейтралитете с Москвой для свободы действий. На состоявшемся после подписания Советско-японского пакта о нейтралитете банкете в Кремле Мацуока заверял Сталина в верности Японии данному обязательству не нападать на СССР, в случае если он окажется вовлечённым в войну с третьей страной. Эти обязательства и заверения были насквозь лживы.

22 июня 1941 г., получив сообщение о начале германского вторжения в СССР, министр Мацуока спешно прибыл в императорский дворец, где энергично стал убеждать японского монарха как можно скорее нанести удар по Советскому Союзу с востока. В ответ на вопрос императора, означает ли это отказ от выступления на юге, он ответил, что «сначала надо напасть на Россию». При этом министр добавил: «Нужно начать с севера, а потом пойти на юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигренка. Нужно решиться».

Эту позицию Мацуока отстаивал и на секретных заседаниях координационного совета правительства и императорской ставки, заявляя, что «необходимо успеть вступить в войну до победы Германии из опасения оказаться обделенными».

Хотя предложение об ударе в тыл Советскому Союзу базировалось на выводе о краткосрочном характере германской агрессии, учитывалась и возможность затяжной войны, и даже поражения Германии. Считалось, что при всех обстоятельствах Японии лучше вступить в войну на севере, чем идти на риск вооружённого столкновения с Соединёнными Штатами и Великобританией. Сторонники этой концепции полагали, что, в случае если Великобритания, поддержанная США в конце концов одержит победу над Германией, Японию не будут строго судить «за нападение лишь на коммунизм».

Участники заседаний не высказывали возражений против доводов Мацуоки. Они согласились с тем, что германское нападение на СССР представляет выгодную возможность реализовать планы отторжения в пользу Японии его восточных районов. Однако не все разделяли идею немедленного нападения на СССР.

Из стенограммы 32-го заседания координационного совета правительства и императорской ставки от 25 июня 1941 г.:

«Министр иностранных дел Мацуока: Подписание пакта о нейтралитете (с СССР. - А.К.) не окажет воздействия или влияния на Тройственный пакт. Об этом я говорил после моего возвращения в Японию (из Германии и СССР. – А.К.). К тому же со стороны Советского Союза пока нет никакой реакции. Вообще-то я пошел на заключение пакта о нейтралитете, считая, что Германия и Советская Россия все же не начнут войну. Если бы я знал, что они вступят в войну, я бы, вероятно, занял в отношении Германии более дружественную позицию и не стал бы заключать пакт о нейтралитете. Я заявил Отту (посол Германии в Японии. – А.К.), что мы останемся верны нашему союзу, невзирая на положения (советско-японского) пакта, и если решим что-то предпринять, он будет проинформирован мною в случае необходимости. В том же духе мы говорили с советским послом…

Я не сделал никаких официальных заявлений Отту. Мне хотелось бы, чтобы как можно скорее были приняты решения по вопросам нашей национальной политики. Отт снова говорил о переброске советских войск с Дальнего Востока».

Мацуока и его единомышленники открыто проявляли беспокойство по поводу того, что Германия, победив, может завладеть всей территорией СССР и Япония останется без российского Дальнего Востока и Сибири, уже включённых в будущую японскую колониальную империю. Призывая к незамедлительному удару по СССР с востока, министр доказывал правительству и верховному командованию: «Я считаю, что мы должны спешить и принять решение, исходя из принципов нашей национальной политики.

Если Германия возьмет верх и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для нее. Нам придется либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь. Вопрос в том, чего пожелает Япония, когда с Советским Союзом будет покончено. Германию, по всей вероятности, интересует, что собирается делать Япония. Неужели мы не вступим в войну, когда войска противника из Сибири будут переброшены на запад?»

Как известно, верх взяли более осторожные японские политики. Придерживаясь стратегии «спелой хурмы», они решили дождаться решающей победы Германии и малой кровью захватить советские дальневосточные и сибирские территории, когда СССР «падёт к ногам Японии как спелый плод».

Решение использовать зиму 1941–1942 гг. для захвата необходимого сырья, в первую очередь нефти, для продолжения войны в Юго-Восточной Азии и в Тихоокеанском регионе, не останавливаясь при этом перед войной с США и Великобританией, не означало отказа от оперативно-стратегического плана войны против СССР «Кантокуэн». Плана, предусматривавшего, что увеличенная до 1,2 миллиона солдат и офицеров маньчжуро-корейская группировка будет сохранена в готовности выступить против СССР в «удобный момент». Даже после перехода советских войск в битве за Москву в контрнаступление и обозначившегося провала немецкого блицкрига японские стратеги продолжали готовить войска для нанесения удара по восточным районам СССР, приурочивая его к ожидавшемуся в 1942 г. весенне-летнему наступлению германских войск.

(Окончание следует)

АНАТОЛИЙ КОШКИН