В результате распада СССР погибло больше людей, чем в период репрессий

Опустились, обнищали и умерли, ограблены и убиты бандитами на улицах, покончили с собой, все потеряв и так далее. Многие навсегда остались инвалидами, прежде всего социальными, у сотен тысяч людей оказалась надломлена психика. Они погибли не за идею, не за свободу, не за культурный взрыв, не за процветание, а за то, чтобы у нескольких десятков подонков были яхты, счета и особняки в Лондоне, считает историк Борис Якеменко.

Недавно прошел день памяти политзаключенных. В этот день у Соловецкого камня совершается традиционный ритуал — чтение имен жертв «большого террора». Собираются люди преимущественно либеральных взглядов чтобы помянуть погибших.

Дело, безусловно, хорошее. Хотя бы потому, что есть те, кто помянет погибших. Надолго ли поминающих хватит — неизвестно, но факт остается фактом.

Примечательно то, что подавляющее большинство тех, кто читает у камня фамилии погибших, одобряют распад СССР. Рухнула, де, тоталитарная бесчеловечная империя, «кто-то палкой с винтом, понатужась, об рельсу ударил — и как кинулись все в распрекрасную ту благодать». Свобода… можно погалдеть за дошираком и яишенкой о величии духа, Флоренском и Пастернаке…

И вот здесь начинаются вещи интересные. Погибшие при Сталине люди погибли за идею. Правильную или нет — не важно, важно, что она была. За идею великого государства, за идею всеобщего счастья, за идею процветания и очищения. Погибли во имя. Они были принесены на алтарь и поэтому у них есть статус жертв и есть их палачи. Если бы были храмы либеральных богов, они были бы нарисованы на стенах в красных гиматиях, держащие собственные головы в руках перед собой, как Дионисий Ареопагит.

Однако в результате распада СССР погибло людей намного больше, чем при Сталине. Опустились, обнищали и умерли, ограблены и убиты бандитами на улицах, покончили с собой, все потеряв и так далее. Многие навсегда остались инвалидами, прежде всего социальными, у сотен тысяч людей оказалась надломлена психика, разрушена личность, что привело к их отсроченной гибели в результате болезней. Они погибли не за идею (рынок — это не идея), не за свободу (ее так и не случилось), не за культурный взрыв (его не произошло), не за процветание (не всем удалось его достичь), а за то, чтобы у нескольких десятков подонков были яхты, счета и особняки в Лондоне.

Потому что так захотелось кучке завлабов. То есть они не жертвы и их палачи не прячутся, а спокойно выступают по телевизору, статейки пишут, свадьбы играют — скажи Чубайсу, Явлинскому или Вавилову, что они виновны в гибели миллионов людей — обидятся и разместят в «Коммерсанте» за бабло страстный апологетический текст в духе «Каждый проданный завод это был гвоздь в крышку гроба коммунизма». Это цитата того же Чубайса.

Об этих погибших, искалеченных людях никто из сочувствующих жертвам — политзаключенным ни разу не пожалел. Никто из потерпевших от Сталина не выходит их поминать, нет ни одного мартиролога, ни одной «книги памяти», ни одного мемориального музея. Этих людей просто не стало — все, кончились, делись, перемолоты в рыночную пыль, раздутую, развеянную ветром либеральных освободительных реформ.

Но и это не все. Любители почитать фамилии у Соловецкого камня оправдывают произошедшее объективной необходимостью. Они мстительно произносят «страна была обречена», «все сгнило», «нужна была новая, демократическая Россия», «неприятно, но что поделать», «такова историческая закономерность», «были нужны перемены», не замечая, что именно эти соображения, только иначе высказанные, двигали тем самым ненавистным Сталиным, уничтожавшим несчастных политзаключенных.

И все это — сталинская логика целесообразности и предопределенности гибели одних, оды Борису Ельцину и ностальгия по девяностым прекрасно уживаются с трагическими нотами в голосе при чтении имен политзаключенных, с переживаниями и проклятиями Сталину, со скорбью о роковых тридцатых.

И ничего, никакие пельмени «От Палыча» у них в горле не застревают, когда они ужинают после очередного «дня памяти политзаключенных».

 Борис Якеменко — заместитель директора Центра исторической экспертизы при РУДН