Великая победа на медицинском и эпидемиологическом фронте

Не слишком известная широкой общественности, но важная сторона Великой Отечественной войны: победа, одержанная в ней советскими военными медиками.

Они достигли высочайших показателей возвращения пациентов в строй: 72% для раненых и 90% для больных. Лишь 17% было комиссовано, и 6% бойцов, увы, врачам спасти не удалось.

Если брать абсолютные цифры, то за период войны в советские госпитали поступило 22,3 млн. солдат и офицеров (из них 14,7 млн. по ранению) – и 17 млн. человек, вылечившись, продолжили сражаться с фашистами.

Значение указанного выше достижения выразила газета «Правда» в передовой статье, опубликованной в 1941 г.: «Каждый возвращенный в строй воин – это наша победа. Это – победа советской медицинской науки. …Это – победа воинской части, в ряды которой вернулся старый, уже закаленный в сражениях воин». Так что прав был маршал К. К. Рокоссовский – в том, что войну мы выиграли ранеными.

Николай Пирогов

Для сравнения: в немецкой армии возвращались в строй лишь около половины раненых. Но в советской армии приняты были иные принципы организации помощи раненым, заложенные еще великим Николаем Пироговым: сосредоточивать усилия и ресурсы на тех, кого реально спасти и вернуть в войска. Это, правда, несколько ухудшало показатели выживаемости тяжелораненых – и это, быть может, жестоко с точки зрения отдельно взятого человека, но такой подход позволяет спасти больше жизней и сохранить для общества больше здоровых и боеспособных граждан.

Ефим Смирнов

Нападение фашистской Германии на Советский Союз поставило беспримерно сложные задачи и перед здравоохранением – военным и гражданским. У нас, однако, уже имелся опыт боев на Халхин-Голе и с финнами, и из него были сделаны выводы по военно-медицинской части. Прежде всего была преобразована структура медицинской службы (тогда у был принят термин «военно-санитарная служба»): образовано Главное военно-санитарное управление РККА. Возглавил его Ефим Иванович Смирнов (1904–1989), генерал-полковник медицинской службы (1943), академик АМН СССР, Герой Социалистического Труда (1978), министр здравоохранения СССР в 1947–1953 гг. Был создан штат главных специалистов по разным медицинским отраслям, упорядочена система статистики, учета больных и раненых. Тем не менее война выявила – как и в любой сфере государственной жизни – много проблем, недостатков, обернувшихся в первый период войны трагедиями.

Число кадровых врачей в Красной Армии на начало войны составляло 12418 чел. Начало войны было крайне тяжелым и для медицинской службы. Медчасти и медучреждения, дислоцированные на западе страны, не успели перевести на штаты военного времени, были понесены колоссальные материальные и кадровые потери. Так, уже в первые дни войны противник захватил фронтовой склад под Минском, где находилось 400 вагонов медикаментов и оборудования. В составе Западного и Юго-Западного фронтов уцелело всего лишь 15% медучреждений. До 90% врачей там погибло или пропало без вести. Всего же в 1941–1942 гг. безвозвратные потери врачебного и среднего медицинского состава составили 11,5 тыс. чел. – т. е. почти столько, сколько было военврачей накануне войны! Потери санитаров – 22 тыс. чел.

Все возникшие вопросы решались по ходу сражений и отступления советских войск, в обстановке появления огромного количества раненых (один только Юго-Западный фронт за 47 дней отступления понес санитарные потери в 377 тыс. чел.). Тщательно анализировались ошибки в организации медицинского обеспечения – как при отступлении войск, так и позднее, при проведении наступательных операций.

Важным моментом явилось утверждение в феврале 1942 г. единой военно-полевой медицинской доктрины. Документ ориентировал военных медиков на как можно более раннюю первичную обработку ран, чтобы предотвратить заражение, их раннюю хирургическую обработку (оптимальным считалось оказание помощи в медсанбате дивизии не позднее 6–8 часов после ранения). Было обеспечено четкое медицинское снабжение войск; высокие медицинские начальники получили самые широкие права самостоятельно осуществлять маневр медицинским оборудованием.

В ходе войны в СССР была организована глубоко эшелонированная система лечебно-эвакуационных мероприятий, включавшая в себя первый и второй эшелоны госпитальной базы армии, первый и второй эшелоны госпитальной базы фронта и госпитальную базу тыла страны. Впервые в истории войн была унифицирована хирургическая помощь раненым солдатам на всех этапах их эвакуации и в тылу.

Принципиально важным было решение о лечении легкораненых пациентов в тыловых районах дивизий и армий – этим сокращались эвакуационные перевозки в глубокий тыл и ускорялось возвращение бойцов в строй. В армиях формировались батальоны выздоравливающих легкораненых, а в дивизиях – их команды по 100 чел.

Число госпитальных коек в действующей армии увеличилось с 35 тыс. в начале войны и 122 тыс. на 1 июля 1941-го до 658 тыс. в августе 1942 г. За 1942 г. число госпитальных коек в действующей армии возросло на 20%. При этом увеличился удельный вес коек во фронтовых и армейских госпиталях (при уменьшении их доли в учреждениях глубокого тыла), удельный вес в полевых подвижных госпиталях – это приближало медицинскую помощь к передовой, делало ее более своевременной.

Уже в 1941 г. для эвакуации раненых были развернуты 286 санитарных поездов, 295 самолетов санитарной авиации, 100 речных санитарно-транспортных судов (плавучих госпиталей). Для решения кадровой проблемы в войска за время войны из запаса было призвано 80 тыс. врачей. 65 тыс. медиков было подготовлено вузами и направлено в действующую армию. Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова выпустила 1829 специалистов (в 1941 г. было два досрочных выпуска). Из числа тех, кто окончил академию, и ее сотрудников 532 человека пали в боях.

В начале войны ощущалась острая нехватка медперсонала, но уже в 1943 г. военно-санитарная служба была укомплектована врачами и фельдшерами на 92%.

Всего за годы войны на фронтах и в тыловых госпиталях были задействованы более 200 тыс. врачей, 500 тыс. среднего медперсонала, которых дополнила миллионная армия санинструкторов и санитаров. 46% медработников составляли женщины. Их доля среди фронтовых врачей равнялась 41%, среди военных хирургов – 43%, санинструкторов – 40%. За четыре года погибло и пропало без вести более 85 тыс. медработников (по другим данным – более 100 тыс.), в т. ч. 5 тыс. врачей. Т.о. 12,5% бойцов в белых халатах (каждый восьмой!) не вернулись с войны.

116 тыс. военно-медицинских работников были удостоены государственных наград, 47 человек (альтернативные данные – 42 или 44) – звания Героя Советского Союза (23 посмертно). Порядок награждения был четко прописан в приказе наркома обороны от 23 августа 1941 г. Так, санитаров награждали за вынос с поля боя раненых с оружием по следующим нормам: за 15 вынесенных с поля боя – медаль «За боевые заслуги» или «За отвагу», за 25 – орден Красной Звезды, за 40 – орден Красного Знамени и за 80 – орден Ленина. 13 военных докторов были награждены полководческими орденами, а 18 медиков стали полными кавалерами ордена Славы. Ряд корифеев отечественной военной медицины за деятельность в период Великой Отечественной войны были удостоены звания Героя Социалистического Труда.

Помимо персональных награждений, орденами были награждены 39 военных госпиталей, 8 медико-санитарных батальонов и ряд других частей и учреждений.

Имели место и награждения международными знаками отличия: 44 советские медсестры получили высшую награду Международного Комитета Красного Креста – медаль Флоренс Найтингейл (знаменитая английская сестра милосердия XIX века). 

Валерия Гнаровская

Санинструктор Валерия Гнаровская, оказавшая за войну помощь трем сотням солдат и офицеров, была посмертно удостоена звания Героя Советского Союза за то, что со связкой гранат бросилась под вражеский танк и ценой своей жизни спасла от гибели 20 тяжелораненых. Герой Советского Союза, командир санитарного взвода Сергей Григорьян совершил подвиг в сражении за Днепр в 1943 г. Он закрыл комбата своим телом при взрыве снаряда. Сам он был тяжело ранен, но дотащил раненого командира до укрытия, а затем потерял сознание и вскоре умер.

Ирина Левченко

Удивительна судьба уроженки Донбасса Ирины Левченко. В начале войны она служила по санитарной части, после тяжелого ранения была признана негодной к военной службе. Но Ирина сумела восстановить отнявшуюся руку и добилась того, чтобы ее направили в танковое училище. В конце войны женщина командовала подразделением легких танков. После войны окончила Академию бронетанковых войск им. Р. Я. Малиновского и истфак Академии Фрунзе, стала писательницей.

Именно Ирина Левченко первой из советских женщин была удостоена медали Флоренс Найтингейл, а в 1965 г. получила, наконец, звание Героя Советского Союза. В 1967 г. она, как активный член Советского комитета ветеранов войны, посетила Вьетнам, проехалась по фронтовым дорогам. Ей там подарили памятное кольцо, изготовленное из металла 900-го сбитого американского самолета. На том кольце надпись на двух языках: «Родной сестре Ирине Левченко в день рождения».  

Иван Баграмян

Маршал И. Х. Баграмян так оценил роль советской военной медицины: «То, что сделано военной медициной в годы минувшей войны, по всей справедливости может быть названо подвигом. Для нас, ветеранов Великой Отечественной войны, образ военного медика остается олицетворением высокого гуманизма, мужества и самоотверженности».

Борьба за спасение человеческих жизней в самых экстремальных условиях

Особенным героизмом отличалась работа врачей в осажденном Ленинграде.

Меер Мессель

Скорую помощь в городе возглавлял Меер Абрамович Мессель, удостоенный за свою деятельность ордена Отечественной войны I степени. Он вспоминал, что его подчиненные порой возвращались с вызовов на районные станции обессиленными в такой степени, что их приходилось вносить в помещение на руках. 27 сотрудников ленинградской «скорой» были убиты, 77 умерли от голода прямо на рабочих местах.

Бедой Ленинграда был не только собственно голод, приводивший к дистрофии (ее перенесли 80% выживших горожан!). Голод сопровождается множеством болезней, в частности – гипертонией, а в более поздний период, уже при налаживании питания – некоторыми сердечнососудистыми заболеваниями, не говоря уже, ясное дело, про цингу.

Блокадный голод многим удивил докторов. Медики отмечали, что в городе практически исчезли некоторые болезни: аппендицит, холецистит, ревматизм – о причинах этого спорят до сих пор. Несмотря на отсутствие отопления, люди меньше болели и простудой. Оказалось также, что на фоне голода заболевания могут протекать не так, как обычно, и, соответственно, лечить их надо несколько иначе. В связи с этим в Ленинграде проводилась серьезная научная работа в разных областях медицины, разрабатывались даже способы ведения в условиях недоедания беременности. Уже весной – летом 1942-го возобновили работу научные медицинские общества города.

В Ленинграде не функционировали водопровод и канализация, недоставало необходимых препаратов, однако удалось не допустить повальной заболеваемости заразными инфекциями. Немалые силы были брошены на борьбу с туберкулезом.

Огромным бедствием стали психические расстройства: только в 1942 г. в психоневрологические диспансеры города поступили 54 тыс. заболевших, а в двух психлечебницах содержались 7500 умалишенных. На заводах пришлось усилить работу по профилактике производственных травм – кадровых рабочих у станков в значительной степени заменили женщины и дети, и из-за отсутствия у них опыта работы произошел скачок травматизма. Все это говорит о том, какой широчайший круг проблем приходилось решать – при непрерывных бомбежках и обстрелах, приведших к утрате 37 тыс. госпитальных коек, – ленинградским медикам.

В Севастополе, отрезанном от основных сил, во время декабрьских боев 1941 г. тоже сложилась критическая для врачей ситуация: в военно-морской госпиталь враз поступило 10 тыс. раненых. Хирургов не хватало – они сутками не выходили из операционных, выполняя за смену по 40 операций. Пришлось привлечь терапевтов, невропатологов и других специалистов, которые ухитрялись проводить наиболее простые операции. В разрушенном городе не было безопасного места, где бы мог разместиться госпиталь, и тогда его упрятали в штольни завода шампанских вин. За считанные дни военные медики 25-й Чапаевской дивизии оборудовали под землей освещение, водопровод, канализацию, всю требуемую для работы инфраструктуру.

Особняком стоит работа медиков в партизанских отрядах и в подполье.

Наиболее изучен опыт партизанской медицинской службы Белоруссии – и он широко освещается в литературе сегодняшней Беларуси.

В первый период войны, в обстановке хаоса, партизаны испытывали большие проблемы с санитарно-медицинским обеспечением. Как правило, в отрядах вообще не было врачей; ими обычно становились либо «окруженцы», либо доктора из числа местных – люди гражданские, не имевшие опыта работы с боевыми увечьями. В 1941 г. врачей было всего 6 человек, основная нагрузка легла на фельдшеров.

Некоторые командиры партизанских отрядов поначалу полагали, что наличие медицинской службы несовместимо с характером партизанской деятельности, и не стремились оттого ее создавать. Это мнение очень быстро выявилось ошибочным – без такой службы партизанить невозможно! По мере формирования партизанских соединений началось и создание полноценной, т. е. выстроенной по определенным, как в регулярной армии, организационно-штатным структурам, медико-санитарной службы. Это стало возможным благодаря помощи, оказывавшейся партизанам из Москвы, со стороны Центрального и Белорусского штабов партизанского движения.

Показательно, кстати, что Коваленок и Инсаров, руководившие созданием санитарно-медицинской службы партизанского движения Белоруссии, после войны стали министрами здравоохранения республики. По налаженному авиасообщению с Центром партизанам доставлялись не только медикаменты (с начала 1943 г. по середину 1944-го белорусские партизаны получили 44 т разного медицинского имущества), но и медицинская литература – справочники, даже газеты и журналы. Крайне важна была доставка в партизанские районы вакцин против сыпного тифа.

Немалым подспорьем для партизан стали лекарственные травы лесов и болот. Широко использовались, ясное дело, самогон и торфолечение. Партизаны – люди изобретательные: так, чесотку они научились лечить толом, разведенным в молоке!

 К моменту освобождения Белоруссии от врага в партизанских формированиях насчитывалось 570 врачей и 2000 чел. среднего медсостава. Кадры пополнялись не только за счет присылки специалистов с Большой земли, но и за счет подготовки их на месте – в некоторых партизанских зонах организовывались курсы медсестер.

Поразительно то, что показатели возвращения бойцов в строй «в партизанке» были даже выше, чем в войсковых госпиталях. Вернулись к борьбе 78% раненых партизан (порядка 15% были эвакуированы на Большую землю, 3,5% составила смертность). А среди больных процент был вообще близок в 100! Кроме того, за весь период партизанского движения помощь была оказана 135 тыс. мирных жителей.

12–14 мая 1945 г. в Минске состоялся съезд врачей-партизан Белоруссии: он подвел итоги деятельности и поставил задачи восстановления здравоохранения.

Медицинское обеспечение партизан было бы невозможно и без тесной связи их с местными врачами, продолжавшими работать «под оккупантами», – показывая для видимости лояльность к новым властям. От врачей народные мстители получали «позаимствованные» у врага лекарства и прочее. Сохранившие верность Родине и народу доктора лечили партизан, солдат, попавших в окружение и в немецкий плен.

  В городе Славута (ныне Хмельницкой области) бывший главврач роддома Федор Михайлов вошел в доверие к оккупантам и был назначен ими главврачом городской больницы. Это позволило Михайлову и его товарищам создать мощную подпольную организацию. Рядом с городом располагался лагерь военнопленных, и доктор разработал схему, по которой он оформлял участников лагерного подполья как умерших от тифа и туберкулеза, а затем переправлял их в партизанский отряд. 

Организация, разросшаяся до нескольких тысяч бойцов, пустила под откос 300 железнодорожных составов, уничтожила несколько тысяч немцев! Однажды люди Михайлова отравили насмерть полтора десятка немецких летчиков. А 1 мая 1942 г. подпольщики развесили в городе советские флаги, причем заминировали их – и при попытке сорвать красное полотнище один из полицаев отправился на тот свет.

В итоге, однако, Михайлов был разоблачен и после пыток 5 августа 1942 г. повешен прямо на территории его больницы. Последними словами подпольщика были: «Да здравствует Советская власть! Смерть фашизму!» 8 мая 1965 г. Федор Федорович Михайлов был посмертно награжден званием Героя Советского Союза.

Петр Буйко

Геройски погиб еще один украинский врач-подпольщик – Петр Михайлович Буйко. До войны он был видным киевским врачом, занимавшим высокие должности в медицинских и учебных заведениях, – профессор, доктор наук. Выбравшись из окружения под Уманью, он добрался до Фастова, где когда-то жил, и стал работать обычным врачом, оказывая вместе с женой и группой медсестер всестороннюю помощь партизанам и подпольщикам. Был схвачен фашистами и сожжен заживо.

Как это водится в современной Украине, героя убили во второй раз. Когда-то Киевский НИИ педиатрии, акушерства и гинекологии носил имя Героя Советского Союза профессора П. М. Буйко. Теперь же институт носит имя Елены Лукьяновой – бывшего директора НИИ, человека, видимо, вполне достойного, но переименование это выглядит очень, скажем так, некрасиво. А еще в Киевском драмтеатре им. И. Я. Франко некогда с успехом шла пьеса «Профессор Буйко», однако, как стыдливо написано на одном сайте, она «…исчезла из репертуара, очевидно, по коммерческим соображениям». 

Наша медицина глазами врага

Наверное, самые ценные показания – показания врага. Был такой выдающийся австрийский биолог – Конрад Лоренц (1903–1989). Как один из основоположников этологии – науки о поведении животных, он вместе с немцем Карлом фон Фришем и голландцем Николасом Тинбергеном получил Нобелевскую премию за 1973 г.

Потом, однако, вышел скандал: выяснилось, что после аншлюса молодой еще ученый был нацистом. Раздавались даже голоса с требованием лишить Лоренца «нобелевки», но до этого дело не дошло, тем более что лауреат и сам раскаялся.

Лоренц служил на Восточном фронте медиком и в 1944 г. под Витебском попал в советский плен. Он оставил ценнейшие воспоминания о годах, проведенных в нашем плену. Как отмечает в книге «Советская цивилизация» Сергей Кара-Мурза, «…записки Лоренца о плене очень поучительны – он видел у нас то, чего не видели и не понимали мы сами. Людям свойственно судить по внешним признакам, и слишком часто мы не видим того ценного, что имеем» [выделено мной. – Д. К.]. Лоренц был поражен отсутствием у советских людей мстительности, ненависти к плененным врагам. Он сравнивал пережитое самим с рассказами других немцев – о том, как издевались над ними в американских и, особенно, во французских лагерях. 

Гуманизм советской медицины ярко проявился при лечении военнопленных. Им оказывалась медпомощь на равных с бойцами Красной Армии основаниях. Питание пленных в госпиталях соответствовало нормам госпитального пайка для наших солдат. Нелепы некоторые нынешние обвинения в том, что немцы-де жили в нечеловеческих условиях – наподобие того, что у них уборные были на улице.

Так вот, в лагере Лоренца назначили помощником советского врача. И он был в недоумении от того, что советские доктора не спешили ампутировать конечности немцам. Немецкие врачи действовали строго по инструкции: при первых признаках гангрены пилить руки-ноги, и точка! А наши боролись за сохранение конечностей до конца. Лоренц поначалу решил было, что таким способом русские мстят немцам: специально делают так, чтобы те умерли. И он признал месть справедливой – после всего того, что его соотечественники натворили в Белоруссии. Лишь затем Лоренц с удивлением обнаружил, что раненые выживают и выздоравливают. Он поговорил на эту тему с советским доктором и услышал от него, что в советской медицине такие ранения должны излечиваться без ампутации. И Лоренц испытал новое потрясение, заставившее его обратиться к размышлениям о разном отношении к человеку в разных обществах – наверное, не в пользу его, хваленого западного общества.

Видимо, таковы были традиции еще той, старой русской, пироговской школы. Во времена Николая Пирогова принято было ампутировать руки и ноги даже при переломах. Николай Иванович предложил в таких случаях фиксирующую гипсовую повязку. Но нужно вспомнить еще и то, что в политэкономии марксизма человек рассматривается как главная производительная сила общества, и данное положение требует бороться за сохранение человеком трудоспособности. Вспомним также и то, что только в советской армии устав требовал выносить раненых с поля боя под огнем врага. И это вам не киношно-пропагандистское «спасти рядового Райана»!

К слову, в СССР успешно решались вопросы реабилитации и трудоустройства инвалидов: 80% инвалидов смогли после войны вернуться к трудовой деятельности.

Валентин Войно-Ясенецкий

Говоря о нашей медицине в годы войны, нельзя не упомянуть и об участии в борьбе православной церкви. Колоритнейшая личность – Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (святитель Лука; 1877–1961). Крупный церковный деятель и богослов, подвергшийся репрессиям и проведший в ссылке 11 лет, он с началом войны направил просьбу лично к Калинину: задействовать его на работе в госпитале – а уже после окончания войны он готов возвратиться в ссылку. Войно-Ясенецкий был ведь первоклассным врачом – хирургом и анестезиологом, специалистом мирового уровня в области лечения гнойных ран. В преклонном уже возрасте, будучи слепым на один глаз, он всю войну работал до 10 часов в день, выполняя по 3–5 операций. Многие красноармейцы были спасены им от ампутаций.

Удивительное дело: ярый церковник был удостоен Сталинской премии! Ну, не такое уж и удивительное: архиерей никогда не скрывал своего резко враждебного отношения к Советской власти и атеизму, однако на допросе признавал: «…многое в программе коммунистов соответствует требованиям высшей справедливости и духу Евангелия». Их «революционный метод» – вот то, чего он не мог принять... 

В той стране «оптимизации» не проводились…

Советский Союз выстоял прежде всего потому, что выстояла его экономика – а она выстояла благодаря проведенной индустриализации, благодаря созданию крепкой топливно-энергетической, металлургической, машиностроительной базы. Так же и здравоохранение страны выстояло благодаря его предыдущему развитию – и благодаря той же индустриализации, созданию самодостаточного химпрома и др.

Голые, сухие цифры: с 1913 по 1941 г. (в границах СССР 1938 г.) число амбулаторно-поликлинических учреждений в городах увеличилось в 11 раз, коек в больницах – в 4,4 раза, врачей – в 6,5 раза. Если в дореволюционной России было 15 медицинских факультетов, выпускавших 1500 врачей в год, то в СССР накануне войны насчитывались 72 медицинских института, в которых обучались 115 тыс. чел.

По приводимым в современной литературе данным, на момент начала войны в стране имелось 472 тыс. дипломированных медиков, в т. ч. гражданских врачей – более 140 тыс. (из них свыше 2/3 составляли женщины), медсестер было 228 тыс.

В химико-фармацевтической промышленности с 1929 по 1941 г. стоимость основных фондов выросла в 13,7 раза; в отрасли функционировали 59 предприятий с 15 тыс. рабочих. По сравнению с дореволюционными временами производство йода выросло в 400 раз (с 0,5 до 200 т), опиатов – в 26 раз. Перед самой войной был организован выпуск антибактериальных препаратов. Тем не менее война выявила недостаточность производственных мощностей по ряду жизненно важных лекарств и медицинских инструментов, низкое качество некоторых препаратов (в частности – эфира для наркоза), так что и эти проблемы пришлось решать уже по ходу войны.

С 1920-х гг. планомерно велись работы по накоплению резервов медицинского имущества. Достаточно сказать, что одних только перевязочных пакетов к войне заготовлено было 40 млн. штук, а количество хирургических столов составило 130% от потребности госпиталей. Но, как мы уже отмечали, склады были сосредоточены в западных областях, и все эти богатства оказались в первые же дни войны либо разбомблены и сожжены, либо захвачены неприятелем, – что имело для Красной Армии в 1941–1942 гг. самые тяжелые, катастрофические последствия.

Опыт подготовки Советского Союза к войне – позитивный и негативный – требует изучения и усвоения. В целом нужно отметить быстрый рост сети лечебных учреждений в стране, наращивание потенциала сферы здравоохранения – и на этой именно основе была развернута грандиозная система, обеспечившая победу в войне.

Честно признаться, в постперестроечные времена я и сам пренебрежительно относился к советской статистике по здравоохранению: мне казалось, что число больничных коек – не тот показатель, к которому надо стремиться и которым можно гордиться. Но нынешняя пандемия заставляет пересмотреть свои прежние взгляды: общество обязано иметь возможности для мобилизации системы здравоохранения на случай чрезвычайных событий. «Экономить» же на охране здоровья населения, учинять «оптимизации» – это преступление, оборачивающееся множеством жертв.

Николай Бурденко – врач-генерал, врач-солдат

Николай Бурденко

Армия медиков, как и армия в прямом значении этого слова, нуждается в умелом, великом полководце. У советских военных медиков был такой полководец: главный хирург Красной Армии, генерал-полковник медицинской службы (1944), академик, Герой Социалистического Труда (1943) и лауреат Сталинской премии за 1941 г. Николай Нилович Бурденко (1876–1946). Этого замечательного человека по той роли, которую он сыграл в деле обеспечения Победы, следует поставить в один ряд с легендарными маршалами, командующими фронтами и армиями.

У Николая Ниловича за плечами были уже четыре войны: русско-японская, Первая мировая, гражданская и «Зимняя» с финнами. В русско-японскую войну, в жестоком сражении у Вафангоу, он, молодой студент-медик, под огнем перевязывал раненых, проявлял редкостную храбрость, сам был ранен, однако позволил заняться собой только после того, как была оказана помощь всем нуждающимся солдатам. Когда началась Первая мировая война, доктор Бурденко уволился с гражданской службы, отправился добровольцем на фронт, где лично выполнил 2000 операций.

В межвоенный период он занялся мирным врачеванием, выступил одним из пионеров в деле оперирования опухолей на спинном и головном мозге, в 1934 г. основал первый в мире институт нейрохирургии. Им были спасены тысячи жизней. Лучшие хирурги США и других передовых стран приезжали учиться у Бурденко.

Но и про военную медицину доктор не забывал: накануне войны разрабатывал научно-организационные основы военно-полевой хирургии. Именно Н. Н. Бурденко составил самое первое «Положение о военно-санитарной службе Красной Армии».

В войну под его руководством были внедрены единые принципы лечения огнестрельных ранений – это важно с точки зрения организации лечения раненого на разных этапах эвакуации. По инициативе Бурденко были созданы специальные бригады врачей по борьбе с болевым шоком – тяжелейшим осложнением ранений, которое, наряду с потерей крови, часто приводит к гибели человека. В госпиталях он испытывал новейшие препараты, такие как пенициллин, стрептоцид, сульфидин.

В свои 65 лет Николай Нилович не отсиживался в тылу, постоянно ездил по прифронтовым госпиталям. В 1941 г. он попал под бомбежку и получил тяжелую контузию. Это подорвало здоровье немолодого уже мужчины. За войну Бурденко перенес два кровоизлияния в мозг, но, невзирая на это, не переставал трудиться.

В июне 1944 г. была учреждена Академия медицинских наук СССР – план ее организации составил Бурденко, и он же был избран ее первым президентом. В первый состав Академии вошли 60 академиков. Момент создания сего учреждения, конечно же, не был случаен. С одной стороны, основание Академии в конце войны было знаком признания заслуг отечественной медицинской науки и служило делу поднятия ее престижа. С другой – академия создавалась уже с прицелом на будущее – для решения задач восстановления страны и здоровья советских граждан.

Учреждению АМН предшествовало создание в 1942 г. военно-санитарной комиссии при Президиуме АН СССР, в состав которой вошли Бурденко, физиолог Леон Орбели, патологоанатом Александр Абрикосов (ученый, выполнивший в 1924 г. первое бальзамирование тела Ленина), гельминтолог Константин Скрябин и др.

Даже во время войны научная работа не прекращалась и в войсковом звене – регулярно проводились фронтовые и армейские научно-практические конференции врачей! Кстати, осенью 1942 г. в Москве был создан военно-медицинский музей, который в 1945 г. был открыт для обычных посетителей – но уже в Ленинграде.

Между прочим, в войну советские медики разработали эффективные методы лечения пневмонии – эта инфекция часто сопровождает огнестрельные ранения.

По словам Бурденко: «В дни тяжелых для нашей Родины испытаний… наша наука воевала со всем нашим великим народом, она помогла стране и Красной Армии сражаться против врага». После войны Академией медицинских наук была проведена колоссальная работа по обобщению военного опыта, что воплотилось в опубликованный в 1949–1955 гг. 35-томный (!) труд «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне». Значение данной работы огромно: ведь на опыте Второй мировой войны, по сути, основывается и вся современная военная медицина.

…В третий раз инсульт случился у академика уже после войны, в 1946 г. Но, даже находясь буквально на смертном одре, он пишет свою последнюю научную работу – доклад об огнестрельных ранениях. Помощник Бурденко зачитал доклад на XXV Всесоюзном съезде хирургов всего за 10 дней до смерти ученого. Люди были потрясены; один из делегатов сказал: «Я преклоняюсь перед волей этого человека…»

В академике – и генерале – Николае Ниловиче Бурденко органически сочетались ученый, разносторонний мыслитель (он ведь, между прочим, увлекался художественной литературой и философией и даже написал статью о творчестве Максима Горького), хирург-практик с золотыми руками и выдающийся организатор.

В свое время Н. И. Пирогов наставлял: «…к достижению благих результатов в военно-полевых госпиталях необходима не столько научная хирургия и врачебное искусство, сколько дельная и хорошо учрежденная администрация». Н. Бурденко, принадлежа к поколению титанов, поднял планку медицинского администрирования на еще большую высоту – на такую высоту, до которой не допрыгнуть нынешним «реформаторам» здравоохранения, разрушившим прежнюю отлаженную систему.

Те люди не дали бы коронавирусу никаких шансов

Непременными спутницами войны являются эпидемии. То обстоятельство, что множество трупов остаются долго лежать непогребенными; скученность солдат в окопах, грязь и антисанитария там, нехватка чистой воды, распространение вшей; нахождение солдат в полевых условиях на жаре и холоде; общее разрушение хозяйственной жизни и социальной сферы; ослабление человеческого организма вследствие плохого питания, постоянной усталости и нервного перенапряжения, – все это создает благоприятные условия для распространения опасных инфекций.

Бывало в истории войн, когда потери от болезней превышали боевые потери – так, например, у армии США в испано-американской войне 1898 г. потери от брюшного тифа составили 88% общих потерь личного состава!

На всякой большой войне открывается особый – эпидемиологический фронт, даже если противник и не имеет намерения применить бактериологическое оружие.

На данном вопросе в связи с последними перепалками между США и Китаем стоит немного задержаться. Биологическое оружие, как и химическое, официально запрещено. Однако проконтролировать уничтожение биологических боевых средств и прекращение их разработки гораздо труднее, чем в случае химоружия. Именно потому, что микробиологи – гражданские и военные – должны готовиться к атакам невидимого врага и, соответственно, работать с опасными штаммами.

А разграничить мирные исследования от разработки боевых биологических средств практически невозможно. Правда, сегодняшняя пандемия лишний раз показывает, что в эпоху глобализации биологическая война бессмысленна – микроб доберется и до того, кто его применил. Бредом можно считать и идеи разработки т. н. генетического оружия, селективно поражающего людей определенной расы или национальности. Кто может дать гарантию, что вирус, нацеленный на убийство, допустим, китайцев, не мутирует и не станет убивать рыжих североамериканских протестантов?! Впрочем, в министерствах обороны и генштабах идиотов хватает…

В Великую Отечественную войну нашим эпидемиологам противостояли куда более серьезные противники, нежели COVID: тиф, холера, дизентерия, туляремия. Положение осложнялось эвакуацией огромнейшего количества народу в восточные регионы страны, длинными маршрутами движения военных и гражданских лиц.

Население на оккупированной территории испытывало тяжелые жилищно-бытовые условия, голод; оккупантами не оказывалась людям должная медицинская помощь. На эпидемиологическую обстановку там влияло и то обстоятельство, что через эти территории прошли вражеские войска со всей Европы. Из-за всего этого продвижение наших войск требовало серьезных мероприятий эпидемиологического характера, включая ограничение контактов военнослужащих с местным населением как потенциальным носителем заразных заболеваний.

Важнейшей победой, одержанной в войне, была победа над инфекционными болезнями: удалось не допустить масштабных эпидемий.

Хотя, опять же, начало войны было в этом отношении тяжелым: показатель заболеваемости личного состава сыпным тифом вырос с 0,003% в июне 1941 г. до 0,35% в январе 1942-го. Большие потери от дизентерии понес Ленинградский фронт.

Сразу же по завершении Битвы за Москву, когда ситуация позволила заняться систематическим решением проблем, 2 февраля 1942 г. вышло постановление ГКО «О мероприятиях по предупреждению эпидемических заболеваний в стране и Красной Армии». Особое внимание в этом руководящем документе было уделено созданию противоэпидемических барьеров между фронтом и тылом, изоляции заболевших людей и лечению их на месте, организации дезинфекционного и банно-прачечного обеспечения войск и мирного населения (за годы войны развернули 4,5 тыс. бань, 3 тыс. дезинфекционных камер), ведению санитарно-эпидемиологической разведки, иммунопрофилактике (т. е. проведению вакцинации) тифов и дизентерии.

Согласно постановлению, на местах создавались чрезвычайные полномочные противоэпидемические комиссии. Наркомат здравоохранения обязали обеспечить поголовную иммунизацию против острых желудочно-кишечных заболеваний в городах, общую иммунизацию призывников. На крупных железнодорожных узлах работали санитарно-контрольные пункты для проверки состояния личного состава.

Был реализован принципиально новый подход: инфекционных больных не эвакуировали в тыл, как это было принято тогда, а лечили прямо на месте. За годы войны гигиеническими противоэпидемическими подразделениями медицинской службы было выявлено и ликвидировано 50 тыс. очагов сыпного тифа. Если в 1941 г. было сделано 14 млн. прививок против тифа, то уже в 1943-м – 26 млн. И если в Первую мировую войну летальность от сыпного тифа в русской армии составляла 22%, то в Красной Армии в строй возвращалось 90% заболевших тифом бойцов.

В советской армии была введена поливакцина НИИСИ, обеспечившая защиту сразу от семи заболеваний. Проблемы разрабатывались в комплексе: использование противопаразитных средств (вшивость среди сельского населения была массовой), санитарный контроль качества пищи и воды для солдат, борьба с авитаминозом, уборка мест стоянки войск. Поиск оптимальных решений опирался на исследования ученых. Только в 1944 г. в медицинских научных учреждениях страны велось 200 работ по проблемам эпидемиологии, микробиологии, инфекционных заболеваний.

Николай Гамалéя

Научно-теоретический фундамент борьбы с эпидемиями был заложен трудами выдающихся советских ученых-биологов, одним из которых был академик, ученик Нобелевского лауреата И. Мечникова Николай Федорович Гамалéя (1859–1949).

Он родился в Одессе, в семье отставного полковника, участника Бородинского сражения. В Одессе Гамалея вырос, окончил университет. Продолжил далее свое образование в Военно-медицинской академии в Петербурге, которую окончил с отличием. Становление его как ученого завершилось во Франции, куда Гамалея был приглашен на работу самим Луи Пастером. Николай Федорович не только усвоил и внедрил в России пастеровскую прививку от бешенства, но и существенно улучшил ее. Поначалу многие пациенты умирали, даже получив прививку, и дошло до того, что Пастера обвиняли в мошенничестве. Гамалея отстоял его честь: он установил, что прививание должно быть выполнено как можно раньше – ибо если возбудитель бешенства проник в нервную систему, спасти укушенного человека уже нельзя…

Не было такой заразной хвори, с которой бы не боролся Николай Федорович! В 1892 г. в России разбушевалась холера – и только что вернувшийся из Парижа ученый предложил широкий план борьбы с эпидемией. При этом он вынужден был констатировать: «Печальная картина уровня здравоохранения в России заключается в том абсолютном пренебрежении, с которым к делу народного здравия относятся общество и главным образом государство». Гамалея доказывал необходимость безотлагательного улучшения санитарного состояния городов и сел.

В 1902 г. в Одессе вспыхивает чума. Гамалея доказал, что переносчиками этой болезни в портовом городе являются – как он выразился – пароходные крысы. Он организовал масштабную кампанию по уничтожению грызунов – и истребил их 40000 голов. После этого эпидемия прекратилась. Помимо всего прочего, Гамалея выступил одним из основоположников науки дезинфекции. Он основал, издавал на собственные средства и редактировал первый русский специализированный журнал «Гигиена и санитария», а также занимался обеззараживанием питерских ночлежек.

Сразу приняв революцию, Гамалея возглавил борьбу с тифом, холерой, оспой, угрожавшими Советской республике. В тяжелейших условиях войны и разрухи он организовал производство оспенной вакцины. По инициативе Гамалеи и наркома Семашко в апреле 1919-го Ленин подписал декрет об обязательном оспопрививании – этим была начата кампания, уже в скором времени искоренившая в СССР оспу.

В 1939–1940 гг. случилась очередная пандемия гриппа. Уже шла мировая война, и наметилась т.о. новая угроза – а память об «испанке» была еще свежа. Николай Федорович предложил свой метод профилактики инфлюэнцы и в 1942 г. опубликовал книгу «Грипп и борьба с ним». Всего же ученый написал более 300 научных работ, включая такой эпохальный труд, как «Бактерийные яды» 1893 г. – именно Н. Ф. Гамалея открыл и исследовал бактериальные яды (токсины).

Николай Федорович был удивительным человечищем. Он прожил 90 лет и до конца своих дней сохранял ясность ума и творческую активность. Во время войны его, как и других старейших наших академиков (среди них был и В. И. Вернадский), эвакуировали на казахстанский курорт Боровое. Там Гамалея оказывал медпомощь населению, лечил чахоточных больных. Местные жители почтительно величали его «Гамал-ага». В 85 лет патриарх науки на себе испытывал новое лекарство против туберкулеза, заразив себя туберкулезной палочкой. К палочке Коха ученый испытывал особую слабость, называл не иначе, как «мой любимый микроб»!

А в 89 лет Николай Федорович Гамалея, ученый с мировым именем, еще и вступил в партию – и на церемонии приема в ряды ВКП (б) толкнул пламенную речь, пообещав вести борьбу «за торжество диалектико-материалистических идей»!

Зинаида Ермольева

«Главным автором» победы на эпидемиологическом фронте можно считать профессора Зинаиду Виссарионовну Ермольеву (1898–1974). Сталин называл ее «сестренкой» (тоже ведь Виссарионовна) и «маршалом невидимого фронта». На Западе Ермольева известна как создательница советского пенициллина. Союзники не спешили выполнять просьбу СССР о передаче ему этого спасительного в то время антибиотика, требовали денег, несмотря на то, что Александр Флеминг не запатентовал свое открытие, считая, что оно должно принадлежать человечеству.

И тогда Зинаида Виссарионовна получила препарат самостоятельно – и даже лучшего качества, чем американский! «Это живая вода. Самая настоящая живая вода, полученная из плесени», – говорила она. В 1942 г. началось промышленное освоение «пенициллина-крустозина». Спасены были тысячи жизней наших солдат.

Разрабатывая средства против холеры, Ермольева поставила эксперимент на самой себе: приняла 1,5 млрд. микробных вибрионов, переболев болезнью. Зато ей удалось выделить холерный бактериофаг – вирус, убивающий холерный вибрион.

На Сталинскую премию за свою работу по пенициллину Ермольева приобрела для Красной Армии истребитель, несший на борту ее имя. Вот только Нобелевскую премию за пенициллин получили Флеминг, Флори и Чейни, но без Ермольевой…

В ходе эпидемиологической войны самым крупным, решающим также стало сражение за Сталинград. С началом военных действий туда было эвакуировано много народу, включая детей из блокадного Ленинграда, так что к моменту прихода немцев население города выросло по сравнению с предвоенным примерно вдвое.

Скученность населения вкупе с другими факторами повысила угрозу вспышки холеры. Сталин направил в город Ермольеву для борьбы с заразой. Но получилось так, что поезд, везший в Сталинград сыворотку и средства дезинфекции, разбомбили немцы. Тогда Ермольева организовала выпуск сыворотки на месте. При проведении кампании ежедневно 50000 человек в городе на Волге вакцинировались от холеры!

Вторая фаза битвы развернулась, когда произошла вспышка холеры среди гитлеровских солдат, окруженных в Сталинграде. Поэтому завершать разгром врага было нельзя до решения эпидемиологической проблемы – пленные немцы могли попросту разнести заразу. Нужно было принимать меры по защите как своих солдат, так и военнопленных. Средств же для этого вновь недоставало. Тогда по заданию «маршала невидимого фронта» разведчики выкрадывали тела умерших оккупантов и доставляли их через линию фронта в лабораторию, где Ермольева готовила из выделенных трупных материалов необходимые противохолерные препараты. 

На войне приходится делать много крайне неприятных вещей. Для разработки эффективных врачебных мер необходим тщательный анализ характера смертельных повреждений. Эту работу выполняли военные патологоанатомы, которые проводили вскрытия не только в лабораториях на всех этапах эвакуации, но и непосредственно на поле боя. Патологоанатомы, кроме того, выполняли работу в рамках деятельности Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений оккупантов.

Всё для фронта!

Владимир Филатов

Тема советской медицины в годы войны поистине неисчерпаема. Можно было бы вспомнить достижения пластической хирургии, возвращавшей лица увеченным воинам. Вспомнить благородный труд, золотые руки хирургов-офтальмологов, чьим патриархом был академик АН УССР Владимир Петрович Филатов (1875–1956), основатель прославленного одесского института. На войне не бывает мелочей: психологи и психиатры, стоматологи и гинекологи, диетологи и специалисты по лечебной физкультуре – каждый внес свой важный вклад в победу над фашизмом.

Особая тема: работа курортов – прежде всего Сочи, награжденного за это орденом Отечественной войны, – где поправили свое здоровье сотни тысяч бойцов.

В основе же всего этого лежало сплочение народа в единый военный лагерь, функционирование экономики как единого организма, четкая организация тыла.

Грандиозная работа началась с эвакуации предприятий и учреждений. В июле – августе 1941 г. из-под носа у наступавших немцев удалось вывезти 1200 вагонов с медицинским имуществом. Удалось спасти ряд фармацевтических предприятий, которые возобновили свою работу в восточных районах СССР. Нашествие врага привело к тому, что в декабре 1941 г. производство фармацевтической продукции упало до 8,4% от довоенного уровня. Восстановление началось в середине 1942 г., шло очень тяжело – притом что как раз в 1943 г. наступил критический момент, связанный с исчерпанием довоенных запасов лекарств (да, весомой была помощь по ленд-лизу). Но к концу 1944-го в фармацевтической и медицинской промышленности объем производства достиг 92% уровня 1940 г., а к концу войны превысил его.

Использовались любые местные ресурсы. В 1930-е гг. СССР избавился от необходимости импорта йода и, нарастив его добычу, стал его даже поставлять на экспорт. Тем не менее война создала дефицит: в 1943 г. армия получала всего 1/3 необходимого ей йода. До войны добыча йода была сосредоточена в Азербайджане (йодобромные воды нефтяных месторождений). Нужда потребовала искать новые источники и организовывать их использование – йод стали добывать в Тюмени.

Поражают масштабы донорства советских граждан в годы войны. В 1944 г. насчитывалось 5,5 млн. доноров; всего за время войны было сдано 1 млн. 700 тыс. л крови (одни только москвичи сдали 500 тыс. л). 20 тыс. граждан были награждены знаком «Почетный донор СССР». В это трудно поверить, но известны три женщины, которые безвозмездно сдали соответственно 45, 42 и 30 л крови!

Благодаря самоотверженному донорству населения неуклонно рос процент раненых солдат, которым оказывалось переливание крови: 1943 г. – 13,4%, 1944-й – 26,1, 1945 г. – 28,6%. В советской армии создана была особая служба крови.

Ученые, кроме того, проводили работы и по созданию кровезаменителей.

А под конец войны в стране начали готовиться к возвращению к мирной жизни. Уже в 1944 г. в СССР была принята широкая программа работ в области педиатрии – на самом высоком государственном уровне был поставлен вопрос о восстановлении здоровья детей, пострадавших в войну. В означенной программе комплексно рассматривались такие проблемы, как причины детской заболеваемости и смертности в период войны, физическое развитие детей в военные и послевоенные годы, их рациональное питание, борьба с туберкулезом и прочими инфекциями.

Во время Великой Отечественной войны советская военная и гражданская медицина успешно решила объем задач и проблем, не имеющий аналогов во всей мировой истории. Этот опыт будет иметь значение и ценность всегда, до тех пор, пока на Земле происходят войны, – и он должен быть известным широкому кругу людей, служить для них источником уверенности в возможности преодоления любых проблем, встающих перед человечеством.

Этот опыт может быть использован и для борьбы с нынешней пандемией – но только если общество готово изменить себя.

Дмитрий КОРОЛЕВ