Владимир Гурболиков: Счастье - это момент, когда Бог рядом

В чем заключается православная вера? Есть ли у нее цензура? Как сохранить веру в условиях диктата идеологии потребления? На эти и другие вопросы шеф-редактора отдела «Религии» ИА «Реалист» Севака Мирабяна отвечает первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков.

Интервью

ИА «Реалист»: Что представляет из себя православная журналистика и в чем ее специфика?

Владимир Гурболиков: Мне кажется, что православной журналистики как чего-то единого, монолитного не существует. Есть несколько разных направлений. В одном случае, это информационная работа официальных церковных структур, их попытка наладить распространение информации о том, что происходит в епархиях, благочиниях (как правило, соответствуют административным районам) т. д. Этим на местах занимаются пресс-службы, иногда епархиальные отделы, многие имеют официальные сайты, газеты, реже — журналы. А на уровне Патриархата есть официальный Журнал Московской Патриархии и пресс-служба Святейшего Патриарха.

Есть иной жанр: православные СМИ, неофициальные, созданные, как правило, по инициативе мирян. Иногда такие издания стараются получить церковное благословение и даже рецензирование (прямой цензуры в этой области сейчас нет), иногда не стараются. Это проекты с разными задачами — от просветительских до связанных с политикой. Мне кажется, иногда даже четких границ и критериев, где начинается и где заканчивается то самое Православие, редакторам и журналистам не удаётся осознать. И не все СМИ, какие называют себя православными, можно назвать таковыми. Наконец, есть сугубо светская журналистика, где работают православные люди (и их вера реально и четко видна в их публикациях), либо напротив, издания, которые пишут в том числе и о церковных проблемах, но подчеркнуто отстранённо или откровенно враждебно.

ИА «Реалист»: То есть можно сказать, что не существует православной журналистики, а есть православные журналисты?

Владимир Гурболиков: Система-то все же есть. Есть и сотрудничество между официальными и неформальными православными сми. Есть профильный Синодальный отдеп по связям Церкви с государством, обществом и СМИ. В данном случае, ключевое слово — СМИ. Но провести границу между православной журналистикой и журналистикой вообще, достаточно сложно. В конце концов, сейчас очень многое стал значить такой профессиональный критерий, как целевая аудитория. То есть, ответ на вопрос, кому адресуется сайт, журнал, газеты или сообщество в сетях.

Если издание изначально направлено на людей верующих, то это уж точно журналистика православная. Могут возникать вопросы к качеству, к тому, что и как пишут. И тем не менее. Но, конечно же, есть и православный журналист, который работает где угодно, не обязательно в православных СМИ. Он профессионал, но он смотрит глазами православного христианина. И то, что он пишет, несет в себе этот мировоззренческий отпечаток, его веру.

ИА «Реалист»: Журнал «Фома» пользуется успехом как у верующих, так и у людей нецерковных. В чем секрет успеха?

Владимир Гурболиков: Его читают совершенно разные люди. У нас даже возникают диалоги с читающими «Фому» мусульманами, а среди моих подписчиков в социальных сетях есть читающие журнал протестанты. Для меня было очень важным, когда один из подписчиков, человек с явным исламским именем и при этом прекрасно пишущий по-русски, вслед за мнением, что православные неправы, а ислам единственная истинная вера, тем не менее, выразил свое глубокое уважение и благодарность за то, как и что мы пишем в «Фоме». При том, что мы вовсе не заигрываем ни с другими христианскими конфессиями, ни с другими религиями. Просто обо всех, включая и атеистов, стараемся писать с уважением. И говорить о Православии и с ними тоже. Хотя бы, чтоб развеять мифы и информационные вбросы.

Мы в начале и середине 1990-х годов, когда задумывались о журнале, вообще не имели православных СМИ, кроме официальных. Один лишь замечательный журнал «Православная беседа» уже начал выходить. Но он предназначен был скорее только для уже воцерковленных людей. А для своих коллег-журналистов и друзей, которые задавали самые разнообразные вопросы о вере, о церковной жизни, я не мог ничего предложить, кроме собственных сумбурных разговоров. И я был невероятно благодарен (считаю, это было настоящее чудо, от Бога), когда Владимир Легойда нашел меня и предложил делать именно такой журнал, который мог бы рассказать о нашем выборе веры широкому кругу людей.

Журнал – возможность поговорить о самом насущном и широком круге вопросов без суеты. В чем заключается вера? Как она реально меняет жизнь людей? Что такое покаяние и как оно происходит? Как церковность соотносится с областями культуры, истории, литературы и т. д.? Показать, насколько это плодотворно и глубоко. В том числе и сугубо светскому человеку показать. Либо иноверцу. Другое дело, что мы прекрасно понимали, что как минимум, в начале пути журнал сможет распространяться только из рук в руки, а значит - через верующих людей. Потом уже появятся разные люди, и по взглядам, и по возрасту. Например, дети (а у нас и журнал маркирован как издание от 12 лет, но и внутри есть рубрика для чтения с еще более юными читателями). Сейчас уже многие взрослыми стали. К Легойде и ко мне приходят (или пишут нам) зрелые, очень красивые люди в самом расцвете сил, по Карлсону (смеется), которые говорят: «Я вырос (или выросла) на вашем журнале». Меня это поражает. Человек уже имеет собственных детей, а говорит, что вырос на нашем журнале! Это ж надо, какой я старый (улыбается). Большое счастье читать и слышать это, равно как и узнавать, что кто-то из читателей стал верующим человеком. Хотя никогда и никого не стремимся затащить в Церковь.

Если какое-то время назад все мысли были больше направлены на нецерковную часть, кому мы можем помочь воцерковиться, то сейчас возникла еще одна острая проблема. Это люди, которые ощущают себя по культуре и по стремлениям своим православными, но они в Церковь не ходят. Вот их больше, чем тех, кто ходит в Церковь. И одна из причин этого в том, что у нас до сих пор ведутся разговоры, что мол кругом одни попы, клерикализация идет кошмарная. Это, кстати, огромное заблуждение. Есть недавние исследования социологов Свято-Тихоновского Университета. О них в одном из наших номеров говорил в интервью протоиерей Николай Емельянов, написавший на основе изысканий целую книгу, монографию. Там приведены реальные факты о том, насколько ничтожно число священников по отношению к тем, кто пытается воцерковиться.

Вообще-то мое убеждение: мы живём в стране, если и не победившего атеизма, то нового времени, New Age. Это время объединяет идеология потребления и наживы. А ей уже как-то пытаются противостоять другие идеи. В том числе и сообщество людей веры, церковных людей. Но даже это сообщество очень страдает. И от недостатка числа опытных пастырей, и от проникающих в церковную среду общих настроений на удобную, «успешную» жизнь и карьеру. Церковь не изолирована от мира. Поэтому в том числе и духовенство далеко не всегда живёт той святой жизнью, к какой призван каждый из нас, христиан. И одновременно священников очень мало.

Представьте себе: в Греции, на одну тысячу людей, которые в опросах называют себя православными (даже если не часто посещают храм), приходится 1 священник. В Румынии 1 священник на 1500 человек, а в России – один почти на семь тысяч! При том, что физически духовник в состоянии оказать серьёзное внимание примерно двумстам трёмстам своим чадам вместе с их семьями. А дальше физических сил просто не хватит. Отсюда неправильные выводы из социологических опросов, те самые пресловутые 3 – 10 % верующих. Это не результат того, что люди не хотят идти в храм и называют себя православными по ошибке. Это во многом результат того, что у нас не хватает духовенства. Именно через знакомства со священником, через их пастырское окормление зачастую люди и приходят в Церковь, и остаются в ней. Но приход в храм означает лишь очередную веху большого пути. С множеством вопросов и поиском верного решения. А спросить бывает и не у кого.

И вот здесь мы стали, совершенно неожиданно для себя, журналом-собеседником, которому адресуют самые разнообразные вопросы, в колоссальном количестве. А мы стараемся уже со знакомыми священниками вести это собеседничество. Вот и ещё одна миссия журнала... Хотя мы не строим иллюзий: людям все равно требуется непосредственное пастырское окормление.

ИА «Реалист»: Есть цензура в «Фоме»? Ощущаете ли Вы ее?

Владимир Гурболиков: Формально цензура становится все более и более невозможной в современных условиях.

ИА «Реалист»: Поясните, пожалуйста.

Владимир Гурболиков: Что такое цензура в 1990-е годы? На издательском совете Русской Православной Церквилежала задача предварительной цензуры всех изданий, какие могут попасть в церковные лавки и магазины. И мы тоже проходили предварительную цензуру. Параллельно наш первый духовник тоже вычитывал журнал и мы дорожили этой цензурой. Хотя чисто технически она порой сильно осложняла дело. Мы с самого начала решили, что не стремимся «спасать Церковь». Наша задача - помочь в церковном просвещении. А если так, то нам крайне важно не ошибаться, не создавать дополнительных трудностей тем, кто несет всю полноту церковного служения.

Знаете, бывают очень простые проблемы. К примеру, читает нас девушка в каком–нибудь православном учебном заведении, где есть духовник. И вот, мы берем интервью у православного англичанина, молодого парня, который в психиатрической больнице работает медбратом. У него на носу пирсинг. Спрашивается, а как же с пирсингом? Он (англичанин – примечание редактора) говорит в интервью: «Я крестился с пирсингом и духовник мне ничего не сказал. Если скажут снимать, я его сниму. Но я не вижу в этом проблемы». И вот наш духовник делает нам замечание: «Лично я тоже не вижу в этом никакой проблемы, но вот мои девушки, прочитав, напридумают себе Бог знает что. Они могут сделать из этого самые неожиданные выводы. Вплоть до того, что Церковь благословляет пирсинг. И потом мне, духовнику, со всем этим разбираться». И мы, конечно же, убрали из интервью все про эту злосчастную железку в носу.

Бывает, что читатели нам пишут и указывают на ошибки в статьях большой давности и мы их правим, иногда связываемся с авторами, иногда сами, если убеждаемся что не так написали. В этом смысле цензура – это благо. И у нас до сих пор есть свой рецензент несмотря на то, что главный редактор вычитывает все.

Но само время уже иное. Технологически в отношении книг вот такая предварительная цензура, о которой я вспоминал, она существует, и она должна быть. А в отношении СМИ такая система перестает работать, так как наши публикации выходят в интернет ежедневно. Наш сайт, как и многие другие, ежедневный. Да и не только сайт. Современный журнал или газета – это совокупность публикаций и проектов на очень разных платформах и во множестве форматов. Это если и не конвейер, то своего рода творческая мастерская, вынужденная трудиться в очень быстром темпе.

Мы можем технически до мельчайших подробностей вычитать и постараться избежать ошибок в бумажном формате ежемесячного выпуска журнала, но в интернете это становится технически невозможным. И здесь уже для нас и для всех редакторская ответственность, компетентность и чутьё (когда тебе нужно посоветоваться с понимающими проблему людьми), становится единственно возможной. Плюс возможность вернуться к ранее опубликованному и исправить ошибку. Либо даже снять текст. Теперь приходится так. Самоцензура возможна и не считаю это ругательным словом для православного человека. Православный человек старается следить в силу греха за собой, чтобы принести пользу Церкви.

ИА «Реалист»: «Фома» и политика. Как обстоят здесь дела? О чем в первую очередь стоит или не стоит говорить?

Владимир Гурболиков: Есть вещи, от которых мы отказались изначально. К примеру, критика других вер, кроме откровенно человеконеначистнических, радикальных культов. Мы напоминаем, что есть такие религиозные идеи, которые предполагают принесение людей в жертву. В Индии, к примеру, богиня Кали, в жертву которой убивали людей: там миллионы погибли, пока один англичанин не смог разоблачить адептов. Вот тут мы людям, которые считают, что любая вера от Бога, возражаем: неужели вера во Христа и в богиню Кали - это одно и то же?

Мы также можем позволить себе публикацию о том, как человек из иной христианской конфессии перешел в Православие. Но я сразу же прошу автора: пишите не о том, что и почему там было плохо, а прежде всего, почему Вы все же выбрали Православие. Мы пишем о Православии, а не о том, почему кто-то плохой. Причина такого выбора редакторской позиции по-своему даже... прагматична.

ИА «Реалист»: В чем же прагматизм?

Владимир Гурболиков: В том, что мы хорошо представили себе реакцию читателя, к примеру, на вопрос: почему мы считаем абсолютно недопустимым учение о папстве, или на критику современного протестантизма и т. д. Что скажет невоцерковленный читатель? «Ну, понятно! Идет конкуренция за влияние. Хочется, чтобы было побольше паствы, а паства – это деньги»... И мы не хотим поощрять такой ход мыслей. Мы пришли к православной вере не из презрения к кому-то. Мы пришли потому, что именно православная традиция оказалась для нас убедительным и истинным путем, чтобы спастись.

Есть разные ответы на очень больные вопросы. Что случится с нашей жизнью после ее окончания? Есть ли жизнь после смерти? Существует ли смысл у нынешней, этой жизни? На эти и многие иные вопросы есть разные ответы. И поэтому мы не ведемся на эту удочку. Мы не говорим с позиции конкуренции с кем-то, презрения по отношению к кому-то. Это не тот путь для нас.

Теперь, что касается политики. Наше издание часто критикуют, в том числе братья и сестры по вере, что мы всячески избегаем политики.

ИА «Реалист»: Почему?

Владимир Гурболиков: Потому, что политика – это всегда сфера борьбы партий. «Партия» в переводе – «часть», то есть разделение. Степень разделения и взаимного ожесточения, которую политика в себе несет, заставляет держаться от нее подальше. Кстати, партии есть и в церковной среде по церковным вопросам; есть церковная политика, есть государственная политика, в которой огромное количество трудностей и проблем.

Я не раз в своих блогах писал, наблюдая накал страстей в борьбе этих самых церковных «партий». Что не нужно ставить эти партийные предпочтения и вообще идеологию выше Христа и Его Чаши, из которой мы все причащаемся. Это очень много вызывает непонимания. Не случайно Христос особо обратился к ученикам и да «новую заповедь»: «Новую заповедь даю вам – да любите друг друга, потому узнают люди, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:34). Вдумайтесь. Христос говорит о, казалось бы, само собой разумеющейся вещи. Но в Евангелии нет ничего случайного. Значит, любить – это трудно, значит, будут партии, разделения, разномыслия, дабы выявились искуснейшие по слову апостола Павла (1.Кор.11:19). Но при этом надо сохранить любовь.

Вот эти политические страсти могут людей разрушать, заводить глубоко в раскол и наносят очень большой вред. Редко в этом плане какая-то польза. И потом, как я уже говорил, мы не ставили себе задачу «спасать Церковь». Журнал устроен для просвещения людей, которые хотят понять смысл того, почему мы в Церкви. А не решить проблемы Церкви и не научить, как в Церкви всё переустроить и как священноначалию себя вести. Вся политика наша сводится к тому, что мы показываем, как должно быть. И не скрываем того, что мы все грешные люди и грех этот проявляется в церковной жизни. Дальше мы не идем, дальше человек сам разбирается.

Но это не значит, что мы категорически не будем публиковать интервью с каким-нибудь политическим деятелем. В таких случаях людям важно понимать, что происходит? Как соотносятся участие в политике и вера с точки зрения самого политика. Как решать проблемы, касающиеся всех? Как Церковь и государство здесь взаимодействуют? Это же важнейшие вопросы, очень болезненные. Мы пытаемся подойти к этим вопросам вне какой-либо истерии или того, что называют злобой дня. Ключевое слово здесь – злоба. И некоторые наши знакомые недоумевают, полагая, что Фома действует из конформистских соображений. Нет. И дело здесь не в том, что кому-то выгодно, а в том, что перед нами, среди читателей, в том числе и ребенок 12 лет.

Мы не берем на себя миссию изменить Церковь. Мы не критическое, не политическое издание. Мы вместе с читателем увидеть красоту и свет истинной Христовой Церкви.

ИА «Реалист»: Что такое Церковь? Ведь много ссылок на это слово: быть в Церкви, служить Церкви, жить церковной жизнью и т д? Что это значит для Вас?

Владимир Гурболиков: Церковь, как говорится во многих молитвах и книгах, – это врачебница. Вот только прямо перед нашей с Вами встречей я услышал реплику одного священника, человека глубоко образованного. Он стал говорить о том, что в силу грехопадения в человеке есть помимо положительных эмоций (счастья и гармонии) и такие, как страх, гнев, раздражительность. И часто мы находимся в депрессии из-за отношений, потому что неправильно реагируем, злимся, культивируем в себе либо страх, либо жестокость.

Мы все время будто на ринге. И готовы любого ударить, словом или физически, нашего ближнего. А дальше он говорит: а вот представьте себе, что весь мир (в силу грехопадения) – это психиатрическая больница. И если к вам подойдет сосед по палате, к примеру, и скажет что-то неприятное? Буду ли я в данном случае так бурно реагировать? В этом смысле мир – это сообщество больных людей. И кто-то из них решается идти в больницу. И Церковь здесь дает ему образ Христа, дает ему таинства, благодать, которая дает силу менять себя. Предлагает ему примеры и возможности и способы покаяния и восстановление Бога в сердце. В ином случае будет действовать грех. И в конечном итоге, несмотря на смерть физического тела, мы получаем уже в этой жизни новый опыт и знание об иной жизни, вечной и не построенной на принципах энтропии, то есть распада. Как это происходит в том мире, где мы оказались в результате грехопадения. Что нас ждёт не ужас одиночества, а Отец, Который любит и помогает нам найти путь в Его Царство.

Для нас, людей церковных, важным понятием является то, что жизнь не заканчивается смертью. И эта жизнь чрезвычайно важна для будущей жизни, которая непонятна нам в категориях пространства, времени. Она (Церковь – прим редактора) существует мистически – это единство всех кто уже с Богом и кто еще на земле. Поэтому мы обращаемся, в том числе, и к святым и ничего в этом странного нет, на подобии того, как я прошу священника в храме помолиться о чем-то.

Церковь, на мой взгляд, очень правильно полагает, что есть вечная жизнь и есть мир, пораженный грехопадением и соответственно дает две поправки. Они не поддаются какому-то точному расчету, хотя во многом более научны, чем возникшие в XIX-XX веке социальные теории. Первая – это то, что в мире действует грех и человек несовершенен. Грех настолько сильный фактор, что он разрушит любую идеальную конструкцию в том числе и в личности самого человека. Даже самый святой человек будет иметь свои несовершенства и проблемы, поэтому и не удивительно, что были святые, которые недолюбливали друг друга и не могли общаться. Это одна сторона дела, а вторая – это «фактор» благодати. Когда, казалось бы, невозможно решить дело, когда врачи говорят, что ваша форма рака такова, что с ней долго не живут, а я после (реальный случай с интервьюэром, описанный в его книге: «Боль Любовь Вера. Записки выжившего») соборования (одно из 7 таинств в Православной Церкви, совершаемое над больными) в 2002 году получил абсолютно чистые анализы, уже готовясь к повторной операции, а вместо операционного стола я уже вернулся в на работу в родную Фому. Это благодать. Можно ли дать этому какое-то земное объяснение – возможно, я не отрицаю.

Любое христианское чудо оставляет свободу понимать это по-другому. Но, тем не менее, сам закон вероятности нарушается именно фактором благодати. Церковь старается помочь стяжать благодать и в конечном итоге, несмотря на все грехи и несовершенства, соединить человека с Богом, чтобы он имел вечную жизнь, чтобы он мог воссоединить то, что смерть неминуемо разъединяет: самые его лучшие мысли и намерения. А дальше либо ничто, либо реинкарнация, что с точки зрения индуизма и буддизма – страшно, либо Иисус Христос и жизнь с братьями, которые Его любят. Повторюсь, Церковь – это больные, которые собрались, чтобы попытаться исцелиться. То есть спастись ради вечной жизни с Богом.

ИА «Реалист»: «Фома» вдохновляет многих людей верить и надеяться на Бога, а что вдохновляет Вас?

Владимир Гурболиков: Меня вдохновляет то, что Бог дал мне саму эту возможность. В том числе возможность столько лет трудиться над «Фомой». Знаете, есть разные представления о роли мирян в том числе со ссылкой на Евангелие о царственном священстве (1. Петра 2:9). Это правильно, ведь литургию невозможно служить в одиночку. Но, тем не менее, надо помнить и другое. Мы (миряне – прим. редактора) по разным причинам не взяли на себя многие труды, ответственность и дары, которые берут на себя люди избравшие духовный, монашеский путь.

Достаточно посмотреть, что говорит Господь в Нагорной проповеди людям об осуждении? А что Он говорит апостолам? Что они должны будут носить крест суда и решать судьбы людей (Мф. 18:18), совершать таинства и управлять Церковью. Соответственно я вообще свободен, я не духовник, у которого температура 40, а он стоит и исповедует. Я вообще мало знаю священников, которые пропускают службу из-за болезни, а знаю тех, кто падает прямо в алтаре и потом прямо в больницу. При этом нисколько не осуждаю тех батюшек, которые заботятся о своем здоровье. Это самоотверженное тяжелейшее служение, которое ни я, ни многие не взяли на себя по разным причинам. По большей части из-за страха не вынести такой крест. И я, как мирянин, предоставлен самому себе.

Можно придумать кучу оправданий, почему я не делаю то и другое. Здесь есть опасность, может настать духовная расслабленность и в конечном итоге, так и пролежишь свою жизнь в кровати как Обломов. Но Господь посылает друга, Владимира, который, оказывается, мечтает делать то, что и ты. Затем название чудесным образом появляется, среда друзей, которые как и ты думают и ищут спасения, целое братство тех, кто трудится у нас и молится святому апостолу Фоме. Даже если люди уходят из нашего коллектива, то для меня они всегда часть братства. Это уникальный дар. Мне еще и деньги платят (смеется) за то, что я делаю любимое дело и могу все время думать о Церкви, Христе, думать над самыми важными вопросами, помогать в чем-то людям. Вот таким образом я могу ответить на Ваш вопрос. Это еще множество людей, которые молятся обо мне. Все это дано мне не по справедливости, а по великой любви Божией с поправкой на мою греховность.

ИА «Реалист»: Как Вы понимаете счастье?

Владимир Гурболиков: Это момент, когда Ты твердо и ясно сознаешь, что Бог рядом и что Ты спасен. Насколько бы ни казались бы неразрешимы Твои проблемы. Все чего Ты можешь лишиться и трясешься по этому поводу, Он может тебе вернуть. Потому что в Нем - мы все, в Нем все лучшее, что мы хотели бы сотворить. Когда начинаешь верить в это всецело – вот это настоящее подлинное счастье. Я заметил, что это состояние посещает людей в самые трудные и страшные моменты, когда понимаешь, какое счастье Бог. Так было и со мной. Радость и счастье приходило в момент, когда есть только непонимание и страх. И вдруг Ты счастлив...

Беседовал Севак Мирабян