Юрий Апухтин: «Украинская сторона цинично играла человеческими судьбами»

Беседа с координатором движения «Юго-Восток», узником харьковского СИЗО в 2014-2017 гг.

В последнее время представитель Украины в гуманитарной подгруппе по Донбассу Ирина Геращенко не скупилась на лицемерные заявления об обмене пленными и заключенными. Первый вице-спикер Верховной рады договорилась и до такого: «Ни на каких переговорах от России не звучало никакого интереса ни к одному россиянину». Это заявляет та самая Геращенко, которая в конце 2017 года заблокировала освобождение этих самых россиян, уже привезенных на обмен в Донбасс…

— Как получилось, что в декабре 2017 года вы попали на обмен после того, как были освобождены из-под стражи, не только отсидев, но и «пересидев» в СИЗО свой срок?

— Незадолго до этого я написал отказ от обмена. Через несколько дней у меня уже заканчивался срок, по «закону Савченко». Но потом, после разговора с уполномоченной ВР по правам человека Лутковской, я понял, что меня принципиально не отпустят. Об этом можно было судить по опыту Егора Логинова и Сергея Юдаева. Первый вышел под залог, и его тут же вывезли к границе, и там задержали: якобы он хотел сбежать. Второму вынесли приговор с применением амнистии: он уже отсидел в СИЗО почти весь свой срок и должен был выйти на свободу. Но ему быстро «нарисовали» другую статью и готовы были вернуть в СИЗО, не выпуская из здания суда.

 

Помощь сайту Сбербанк: 4274 3200 6835 7089

 

— Та же история была с одесситами Мефедовым и Долженковым?

— Да. Только одесситов арестовали повторно, а Юдаева — не удалось. Я прекрасно понимал, что просто так мне не дадут выйти на свободу. Что они могли сделать? Они могли отменить приговор суда первой инстанции, заново начать расследование. Это года два еще длилось бы. Я почувствовал неладное. Поэтому, когда перед заседанием в здании апелляционного суда подошел ко мне человек в гражданском, я не удивился. Он спросил: «Знаете, кто я?». Я ответил: «Конечно, знаю». Он сказал: «Есть такой вариант, что вас повезут на обмен. Но вы должны не сопротивляться и поехать туда. А если нет, вы же понимаете, чем это может для вас закончиться». Вот такой разговор состоялся.

То есть был прозрачный намек: не согласишься — еще долго будешь здесь сидеть. А если я соглашаюсь на обмен, то решение суда уже было заготовлено. Они зачитали заранее приготовленный приговор, по которому срок мне скостили на год в сравнении с приговором суда первой инстанции.

— В общей сложности вы отсидели в СИЗО почти три года, и это, по «закону Савченко», приравнивалось к шести?

— Да, оставалось несколько дней досидеть. Суд первой инстанции дал шесть лет. Апелляционный суд Харьковской области снял с меня одно из обвинений (действия, направленные на насильственное изменение или свержение конституционного строя). Осталось только обвинение в организации массовых беспорядков. Поэтому получилось, что я отсидел больше, чем пять лет, которые получаются по приговору суда второй инстанции. И по этому приговору меня освободили в зале суда. Но если бы я отказался ехать на обмен, то приговор был бы уже совершенно другой, а не тот, который заранее заготовлен. И всё решал этот сотрудник СБУ.

— То есть после оглашения приговора и освобождения вас ждала встреча не с семьей, а с этим «опекуном»?

— Меня уже ждали два джипа. Когда посадили в машину, я говорю: «У меня вещи остались в тюрьме». Они поехали со мной в тюрьму.

Между прочим, у меня от этого сотрудника СБУ осталась бумага с инструкцией, как им действовать, если я буду сопротивляться. Он из конверта достал мои бумаги, а эту тоже по ошибке мне отдали. Там все мои данные, пошаговая инструкция, что делать с Апухтиным. Если судья или прокурор не явились, немедленно принять все меры, чтобы они прибыли на суд. Опасались срыва суда по мне. Дальше: на случай, если они вдруг увидят, что за мной люди, пытающиеся меня освободить, — указаны телефоны, по которым этот офицер должен вызвать группу обеспечения безопасности. Если я буду отказываться от обмена или пытаться сбежать, применять ко мне силу, но так, чтобы не было следов на теле. Наручники надевать так, чтоб не оставалось следов. Вот такой документ мне достался на память!

Меня хотели выбросить за пределы Украины любым путем. Хотя формально после обмена мне разрешалось вернуться.

— Что было в промежутке между прощанием с тюрьмой и обменом?

— Всех людей из обменного списка, из СИЗО и колоний со всех регионов свозили в Святогорск Донецкой области. После тюремной камеры это были райские условия: база отдыха с трехразовым питанием. По периметру стояла охрана СБУ, ни во что не вмешивающаяся. Кого-то привезли за неделю до обмена. Я попал туда за три дня до обмена.

— С кем общались в эти дни?

— Например, из харьковчан там были люди, проходившие по одному делу с Игорем Джаданом. Это врач, человек с твердой гражданской позицией, публицист, автор «Русского журнала». Ему «шили» создание террористической группы. Игорь в обменные списки не попал. А его подельников отпустили на обмен.

— А почему Джадан не попал на обмен?

— Скорее всего, сыграло определенную роль то, что Игорь в СИЗО твердо стоит на своем, борется за права. И администрации такая строптивость и сопротивляемость заключенного не нравится. Джадан мог бы много подробностей поведать, как его похищали; как, зверски избитого, держали в больнице, в 4-й неотложке; как скрывали там под другим именем; как ноги ломали…

Игорь сидит в СИЗО с 2015 года. Это ужасная и вопиющая история — как с ним обошлись при «задержании», после которого он был три недели в коме. А когда вышел из комы, его повезли в суд, избирать меру пресечения. В 2015 году я сам ему помогал подниматься по лестнице в СИЗО, он был с переломанной ногой. В какой-то период мы были с ним в одном корпусе. Его подержали определенное время в больничке тюремной. А потом в СИЗО он был с костылем, на ногах не стоял.

Я с Игорем пересекался и в судах. И сейчас мне приходит информация о нем. Джадана действительно постоянно травит администрация. Его неоднократно бросали в карцер.

— Когда говорят о мошенничестве украинской стороны во время обмена 27 декабря 2017 года, то, прежде всего, называют Ирину Геращенко, вице-спикера украинского парламента. Какова ее роль в том, что заключенных и пленных — граждан России — из Святогорска вернули в тюрьмы?

— Мне запомнился резкий контраст в поведении двух женщин — Ирины Геращенко и омбудсмена Валерии Лутковской. Первая — нервная, крикливая, истеричная. Вторая — спокойная. Они и внешне контрастировали: замызганная Геращенко в какой-то мышиной куртке, со зверским выражением лица — и великолепно выглядевшая Лутковская.

Когда начался обмен, утром нас всех вывели во двор. Вперед вышли генерал и представители украинской власти — Геращенко и Лутковская. Первой начала говорить Геращенко, на мове. А перед ней — понятно, какой контингент стоит... Ропот пошел. Я громко крикнул: «А на великом могучем можешь говорить?». Народ завопил, закричал. Устроили ей обструкцию: «Нам неинтересно с тобой разговаривать! Мы хотим послушать Лутковскую». Геращенко стушевалась, ушла в сторону. Потом Лутковской посыпались вопросы по срокам, по обменным делам, по документам. Она ответила на все вопросы. Выступил полковник СБУ и начал раздавать документы.

Насколько я знаю, когда начиналась погрузка в автобусы, Геращенко поговорила с Порошенко. И судя по всему, это по ее инициативе несколько человек, граждан России, сняли с обмена. Это были Евгений Мефёдов, Ольга Ковалис, Игорь Кимаковский, Павел Черных.

И вот люди садятся в автобус, заносят вещи. А россиянам объявляют: ребята, всё, вы не подлежите обмену. Они забрали свои вещи. Женя Мефёдов прошел по автобусам, со всеми распрощался…

 

 

— Кроме них, еще нескольких граждан РФ вообще не привозили в Святогорск.

— Да, Руслана Гаджиева, Алексея Седикова и других оставили в СИЗО.

— Как происходил обмен?

— Нас повезли дальше. До пункта обмена было часа два езды. Это такая площадка, в чистом поле, за Артемовском, километрах в трех от линии фронта. Она была окружена эсбэушниками с автоматами.

Сначала нас построили. Потом мы сидели в автобусах. Автобусы, в которых нас доставили, были в Святогорск подогнаны из Славянска, Краматорска. А таблички их маршрутов оставались у водителей. Мы увидели табличку «Краматорск — Москва» — и выставили ее в окне. Часа два-три была задержка. Очень долго ждали автобус из Харькова, где собрали в СИЗО людей из лагерей со всей Украины. Их отдельно в день обмена привезли.

Вдруг появились украинские журналисты. Перед ними выскочила Геращенко: что-то показывала, сама снимала. Тут же выкладывала это в соцсетях. Тогда и фотография со мной попала в Интернет. Мои близкие, товарищи, увидев этот снимок в соцсетях, поняли, что меня обменяли. Ведь для многих последним сообщением обо мне было то, что я освобожден из-под стражи в суде…

— Получается, во всей этой суматохе, когда людей свозили в разное время из разных мест, представители республик не могли проконтролировать списки и соблюдение договоренностей? Ведь россиян для чего-то привозили в Святогорск – для того, чтоб усыпить бдительность представителей ДНР и ЛНР? Поиздевавшись над этими заключенными, украинская сторона в то же время громко пиарилась на успешном обмене…

— Геращенко везде пыталась показать на публику, перед журналистами, что она всем руководит. Хотя никто ее не слушал — там полковник СБУ распоряжался. И на эти дергания и кривляния первого вице-спикера украинского парламента смешно было смотреть из автобуса: прямо у нас на глазах разыгрывались все эти сцены.

Потом уже Уполномоченный по правам человека в ДНР Дарья Морозова рассказала, как Геращенко требовала, чтоб сначала отдали всех украинских пленных, а только потом — наших. А мы не понимали, что происходит. Все мы сидели в ожидании, из автобусов никого не выпускали. Потом приехали два автобуса с украинскими военнопленными. Это Дарья Морозова взяла на себя ответственность: привезти часть военнопленных в качестве аванса, чтоб начался процесс обмена.

Помню, как украинских пленных привезли в автозаках. Они понурые все. И тут начинается цирк. Выскочила Геращенко, лезет к ним обниматься, целоваться. С телефона всё в сеть сбрасывает. Украинский флаг набросила на кого-то — ради кадра. Чувствуется, что баба из села поймала «звездный» момент. Но цирк не ограничивался только ее поведением. Украинская сторона предельно цинично играла человеческими судьбами.

— В чем это проявлялось?

— Когда мы были еще в Святогорске, привезли человек пять или шесть с той части Донбасса, которая под Украиной. Это бывшие милиционеры, которых арестовали на той стороне. Кто-то из них уже был отпущен на свободу. Дело в том, что некоторые люди из списков действительно отказывались от обмена, по разным причинам. Кто-то уже был свободен. Чтобы количество соблюсти, набирали с украинской территории Донбасса тех людей, которые были вообще непричастны к чему-либо, и везли их на обмен. Один парень, бывший милиционер, мне потом рассказывал, как его приобщили к обмену. Ему сказали: «Туда мы тебя привезем, а назад сам будешь добираться». Еще и выдали суточные на обратную дорогу. А выглядело так, будто в процессе обмена эти люди отказываются от обмена. Но суть-то в том, что они туда вообще не должны были попадать!

К моменту обмена у нас набралась группа харьковчан — 16 человек. Среди нас было два уголовника. Один из них еще как-то участвовал в выступлениях 2014 года. И ребята были не против, чтобы он попал на обмен. Второй был осужден за грабеж. Но у него были хорошие связи в полиции, и его включили в обменный список. Это только на примере Харькова. А так было и в других городах. Видно, многое зависит от администрации СИЗО. То есть спецслужбы и тюремное руководство определяли, кого отдавать. Поэтому на обмен попадали уголовники, а многие политические вообще не включались в список. Я, когда встречался с Морозовой, спрашивал там: как получилось, что уголовники, «левые» люди попали на обмен? Мне объяснили: дескать, родственники просят…

— Что нужно учесть при следующем обмене?

— Тем людям в ДНР и ЛНР, которые составляют и согласовывают окончательный список, надо внимательно изучать, кто и за что привлекался. Важно никого не забыть. Надо добиваться, чтобы были освобождены такие харьковские политзаключенные: Лариса Чубарова, Марина Ковтун, Игорь Джадан, Владимир Дворников, Виктор Тетюцкий, Сергей Башлыков, Вячеслав Чумак. О Мехти Логунове вообще надо особо сказать: человеку, обвиняемому в шпионаже и сидящему в СИЗО, скоро исполнится 85 лет! Почему не настояли на его внесении в прошлый список?! Ему дали 12 лет, а апелляция затягивается. Всем ведь понятно, что в таком возрасте человек, против которого сфабриковали это дело, может не дожить до обмена.

— Дарья Морозова заявила, что со стороны Украины не только сам обмен, но и содержание заключенных уже превращаются в шантаж.

— Действительно, многие из заключенных и пленных становятся, по сути, заложниками в украинских СИЗО и колониях. Вспомним, как несколько месяцев назад в колонии Львовской области был убит россиянин Валерий Иванов.

После обмена, в пансионате горняков, где нас лечили, я познакомился с одним парнишкой донецким, лет 22 – 23. Он подошел ко мне, разговорились. Его арестовали и держали в СИЗО то ли в Запорожье, то ли в Кривом Роге, пока шли обменные процессы. Парня включили в списки на обмен, но он об этом не знал. В один прекрасный день его вдруг выводят из камеры, сажают в машину. Там четыре человека. Надели мешок на голову, наручники. Хотя до этого ему по суду уже даже меру пресечения поменяли. То есть он уже был свободен. Выезжают из города, эти люди разговаривают между собой: «Ну что, где его расстрелять?». Минут 30-40 проходит. Те же разговоры ведутся: «Вот этот полигон. Нет, выстрелы слышно будет, поедем дальше». И таким образом они ехали часа четыре – на обмен. И постоянно эти разговоры: «Мы тебя расстреляем и повезем в укромное место, закопаем». Когда его довезли, он руки не мог свести, ноги отказали. Поверил, что везут на расстрел. Таким вот образом издевались над ним, развлекались…

— Что еще впечатлило во время обмена?

— Надо сказать о том, как рискуют люди из Донецка, развозящие пленных. Они приехали за нами, а еще два автобуса везли человек тридцать на Луганск. Привезли украинцев, первую группу. Я смотрю, а там в автобусе два ополченца с автоматами. Я удивился, что и на обмене они с оружием. Нас посадили, довезли без происшествий. А потом, когда я общался с Дарьей Морозовой, спросил у нее об этом оружии. Оказалось, не только автоматы, но и гранаты с собой брали — на всякий случай.

— Вместе с вами меняли и фигурантов громких дел, и неизвестных заключенных, и пленных из разных городов. Какие встречи и знакомства наиболее запомнились?

— Уже после обмена подходит ко мне молодой человек, в столовой. Спрашивает: «Вы Апухтин? Я писал два года назад о вас статью». Так я с Юрой Ковальчуком познакомился. Он был корреспондентом «Политнавигатора». В 2014 году был ополченцем в Краматорске. Служил в ДНР, воевал в аэропорту. Так получилось, что ему пришлось ехать в Херсон, к серьезно заболевшей матери. Юру арестовали. Он сидел в тюрьме. Его обменяли 27 декабря 2017 года. После обмена Юра перебрался в Луганск. Он хорошо, образно пишет. Мне запомнился его очерк о том, как в 2014 году украинские танки расстреливали мирных жителей Шахтерска. Надеюсь, что он и книгу издаст.

И хочу рассказать об одессите Александре Кушнарёве. Когда нас привезли в пансионат под Святогорском, там были прогулки по полчаса, под охраной СБУ. Тогда мы и познакомились. Он подполковник, был преподавателем математики в военном училище. Его сын, Геннадий Кушнарев, погиб в одесском Доме профсоюзов 2 мая 2014 года. Все помнят кадры, как Алексей Гончаренко переворачивает тело Геннадия... Александра Кушнарёва и его знакомого арестовали, обвинили в том, что они готовили покушение на Гончаренко. Он рассказывал мне, как его держали в каком-то помещении, приковывали наручниками к батарее. Не били, но долго издевались. Вспоминали о сыне. А когда о погибшем сыне напоминают, у человека вообще горло перехватывает…

Нас меняли вместе с Сашей. Он остался в Донецке, устроился в вузе преподавателем высшей математики. А через несколько месяцев он звонил мне, когда был в Москве по делам Одесского землячества. Мы общались с ним и с Игорем Немодруком, который возглавляет в Донбассе движение «Фронт одесского сопротивления». Оказывается, они читали мои статьи о переформатировании Украины, об альтернативной Украине. Обсуждали с ними варианты взаимодействия.

 

 

— Как думаете, долго еще политзаключенным и пленным ожидать следующего обмена?

— Речь о следующем обмене можно вести после президентских выборов на Украине. Они состоялись. Очень многое зависит от тех людей из Донецка и Луганска, которые будут везти списки в минскую переговорную группу.

Нужно сказать еще, что при омбудсмене Лутковской был мониторинг жизни политзаключенных в СИЗО. При омбудсмене Денисовой, насколько мне известно, с этим туго.

Лутковская со мной лично общалась по телефону перед обменом. При ней регулярно приходили в СИЗО и на суд представители Красного креста. Они всегда интересовались и выясняли, какие есть претензии к тюремной администрации, были ли пытки. В моем уголовном деле суд принимал решение, чтобы им разрешили со мной переговорить. Находясь в СИЗО, я несколько раз встречался с ними и представителями Комитета по правам человека ООН. Причем разговоры в СИЗО были только тет-а-тет, администрацию и близко не подпускали. Ты мог им рассказать обо всем, что происходит в СИЗО. Сейчас до меня доходит информация, что всё изменилось в худшую сторону. Я слышал, что и представителей ОБСЕ в Харькове, после ротации, не дозовешься к политзаключенным. 

 

Беседу вел Александр Каюмов

Специально для «Столетия»